И еще. За кишлаком тянется ущелье, которое называют Змеиным. Говорят, там родится много змей, особенно кобр и гюрз но, может, это и выдумка, потому что за последние годы никто в кишлаке не пострадал от их укусов. Но надо быть внимательным. Змеиное ущелье находится как раз в том месте, где намечалось строительство ГЭС. Вот вам на всякий случай сыворотка и шприцы, да не допустит Аллах, чтобы пришлось воспользоваться ими! — Он протянул мне небольшой пакет.

Я заметил, как передернулась Ирина. Ага, голубушка, проняло?

— Огромное спасибо, Дадо! Благодаря вашим заботам мы преодолеем все трудности.

Значит, в кишлаке будут играть свадьбу? Прекрасная новость! Кажется, фортуна повернулась к нам лицом. В общей суматохе куда проще завладеть сундучком и вывезти его. Эх, выведать бы координаты тайника! Но как? У кого? Надо смотреть в оба. А пока оставаться в амплуа доверчивого простачка.

И все же я решил немного пощекотать им нервы, этим троим, каждый из которых утаивал от меня нечто, известное только ему. Хотя нельзя исключить, что все трое были в сговоре и, в свою очередь, прикидывались простачками передо мной.

Подняв свою пиалу, я произнес:

— Извините за нескромность, но мне тоже вспомнилась одна история про Ходжу Насреддина. Нет возражений, если я попытаюсь связать ее с тостом?

— Очень интересно! — оживился Абдунасим. — Выслушаем вас внимательно, уважаемый Дмитрий-ака.

— Так вот. Рассказывают, что однажды у могущественного падишаха пропал редкий алмаз. Падишах объявил награду в тысячу золотых тому, кто укажет вора. Вызвался Ходжа. Он попросил, чтобы ему принесли белого петуха и немного сажи. Когда просьбу исполнили, он намазал голову петуха сажей и сказал: «О великий падишах! Прикажи, чтобы этого волшебного петуха посадили в темную комнату. И пускай все твои приближенные по одному заходят внутрь, касаясь пальцем головы чудесной птицы. Как только это сделает вор, петух тут же назовет его имя». Но вот последний из приближенных покинул темную комнату, а петух все молчал. Падишах рассвирепел: «Ходжа, ты решил посмеяться надо мной?!» — «Нет, мой падишах! Укравший алмаз побоялся притронуться к петуху, поэтому на его пальце нет следов сажи. Вели всем показать руки, и ты легко определишь вора». — Я приподнял пиалу еще выше и заключил: — Давайте же выпьем за то, чтобы хитрецы, пытающиеся одурачить нас, сами оказались в дураках!

Мой по-восточному витиеватый тост вызвал горячее одобрение со стороны Дадо и Абдунасима, Ирина же прикусила язычок.

…Этой ночью она была необычайно ласкова. Мне даже показалось, что нынче ей покорилась новая высота, еще далеко не заоблачная, но все же…

Улучив момент, я спросил:

— Скажи честно, тебе известно, где тайник?

— Нет, — слишком поспешно ответила она.

— Ирина, нам крупно повезло. Эта свадьба дает возможность сделать дело быстрее и скрытнее. Обидно, если мы упустим такой шикарный шанс.

— Но, Дима, я и вправду не знаю. Почему ты мне не веришь?

— Неужели дядя даже не намекнул тебе?

— Представь себе, нет. Он опасался, что я не удержусь от откровенности.

— Черт побери! Кто же нас наведет на след? Твой дядюшка играет не по правилам.

— Дима, давай не будем сейчас об этом… Все так необычно… Обними меня, погладь здесь…

Ранним утром наш маленький караван отправился в путь.

Впереди на «ГАЗе-66», к которому был прицеплен вагончик, рулил Абдунасим. Мы с Ириной катили за ним на «уазике». Техника и впрямь выглядела непрезентабельно, но моторы тянули нормально.

Мы оделись под стать своим машинам. Абдунасим облачился в черную спецовку, я довольствовался клетчатой рубахой и джинсами. Ирина поначалу нарядилась в белую кофточку с глубоким вырезом и облегающие шорты, но я заставил ее стянуть все это и влезть в просторные шаровары и мешковатую куртку, приготовленные Дадо. Кроме того, ей пришлось спрятать свои локоны под легкой косынкой. Конечно, упреков я наслушался досыта.

Утро выдалось свежее, но день обещал быть таким же жарким, как вчера.

Попетляв по сонным зеленым улочкам, наша мини-колонна выбралась на шоссе, которое убегало в сторону вздымавшихся на горизонте гор. Мимо тянулись поселки, хлопковые плантации, виноградники…

Дорога стелилась вроде бы ровною лентой, но натужный гул мотора доказывал, что мы постоянно идем на подъем.

Солнце взошло над горами, и те стали величественней, недоступней. Необъятная горная страна вздыбливалась впереди: холмы переходили в предгорья, те устремлялись выше, образуя на горизонте цепочку вершин, покрытых вечными снегами. Ниже снегов буйствовали краски — от кирпично-красной до бледно-сиреневой. Отсутствовала лишь самая, казалось бы, естественная — зеленая. Суровые, безжизненные складки были лишены всякой растительности, исключая жухлую траву.

Когда через час пути я оглянулся назад, оказалось, что благодатная долина, откуда мы начали путь, лежит далеко-далеко внизу, подернутая голубоватой дымкой.

Я включил приемник, из которого полились гортанные одноголосые напевы.

Движение по шоссе было незначительным. За все время я насчитал едва ли с полдюжины встречных машин.

Ирина все еще боролась со сном. Как и ее чудесный дядюшка, она принадлежала к породе «сов».

Мы проехали, должно быть, еще с полсотни километров, когда Абдунасим остановил свою сцепку и, высунувшись из окна, махнул рукой. Обгоняйте, мол.

Я подрулил вплотную к его кабине.

Впереди виднелся мост, переброшенный через узкое ущелье, такое глубокое, что его дно отсюда не проглядывалось. Влево от шоссе — вдоль ущелья — уходила боковая дорога, теряясь среди холмов, которые казались пологими.

— Там Ак-Ляйляк. — Абдунасим показал в сторону ответвления. — Около восьмидесяти километров. Если хотите, езжайте впереди, а я за вами. Думаю, не очень приятно тащиться за вагончиком.

— Ладно, Абдунасим. Какую скорость держать?

— Не более сорока. Дорогу не ремонтировали лет пятнадцать, можно ожидать любых сюрпризов.

— Вперед?

— Вперед!

Начальный участок дороги на Ак-Ляйляк выглядел вполне прилично — ровное и твердое, хотя и узковатое покрытие проходило метрах в пятнадцати от края пропасти и покуда не внушало никаких опасений.

Абдунасим уверенно держался в полусотне метров сзади.

Рука Ирины легла на мое колено так неожиданно, что я невольно вздрогнул.

— Дима, не сердись на меня, ладно? — Голос звучал ласково, почти проникновенно. — Я не нарочно. Просто мне страшно. Как подумаю про этого одноглазого, который сидит там и поджидает нас, про этих скользких ползучих тварей — все внутри переворачивается. Ни за что не решилась бы на поездку, если бы не ты. Не сердишься, да?

Бог ты мой, какой умоляющий взгляд! Как тут устоять?!

— Нет, ваше величество, ничуть не сержусь.

Она прижалась щекой к моему плечу:

— Хочешь, скажу тебе одну вещь? Не хотела, но, так и быть, скажу, чтобы ты знал, что я ничего от тебя не утаиваю.

У меня даже дыхание перехватило. Неужели сейчас признается в своих тайных намерениях?

— Ну, давай послушаем…

И тут она сказала такое, чего я ожидал меньше всего.

— Дядя Ярослав вовсе мне не дядя, вернее, не только дядя.

— Вот как? А кто же?

— Отец! — Она гордо вскинула голову.

Я едва не выпустил руль.

— Отец?!

— Да! — твердо воскликнула она. — Все очень запутанно, но фактически это так, хотя на моей маме женился его младший брат Вячеслав, а в моих метриках и паспорте проставлено отчество Вячеславовна, но он не был моим отцом в полном смысле слова, понимаешь?

— Стараюсь. Значит, ты — Ярославовна?

— По рождению — да. Но и Вячеславовна — тоже правильно, ведь он меня воспитал и много лет я называла его «папой».

— Выходит, у них была «шведская семья»?

Ее глаза гневно блеснули.

— Не говори пошлостей, Дима. Это настоящая трагедия! Сначала мама и папа Вячеслав жили как муж с женой, но затем он заболел и… ну, перестал быть мужчиной, понимаешь? Превратился в капризного взрослого ребенка… Он безумно любил маму, ревновал, мучился, плакал, хотя и понимал, что не может дать ей счастья. Но и оставить ее не мог. А папа Ярослав… Тогда он еще, конечно, не был моим папой, — потому что меня самой не было на свете, — ну, словом, Ярослав Гаврилович очень любил младшего брата…