— Видимо, Ак-Ляйляк расположен в некой аномальной зоне, — предположил я.

— Не исключено…

Вой прекратился так же внезапно, как и начался. Заметив, что гости из местных быстро забыли о нем, я сказал об этом Ирине, которая выглядела не на шутку встревоженной. Похоже, в глубине души она была подвержена суевериям.

Второй важный эпизод произошел ближе к полуночи, когда канатоходцы устроили гала-представление на площади и туда высыпал весь люд.

Задрав головы, мы наблюдали за палваном в золотистом трико, который балансировал на высоте, удерживая на каждом плече по Шехерезаде. И тут я ощутил на себе чей-то тяжелый взгляд, такой магнетический, что нетрудно было угадать его направление.

Резко повернув голову, я увидел дервиша, взирающего на меня глазами непримиримого душмана. В следующую секунду он отступил в густую тень.

…Перед уходом нам вручили подарки. Таков обычай, отказываться нельзя, шепнул Абдунасим. Мужчины получили по халату, а Ирина — отрез хан-атласа.

Хоть выпито было немало, я без опаски сел за руль. Улицы кишлака были совершенно пустынными.

— Давайте заглянем к Мумину-бобо, — предложил Павел.

— Не поздновато ли?

— Ночью он никогда не спит. Беседует со звездами. А Костю мы не потревожим.

— Только сначала отвезите меня, — потребовала Ирина.

— Как, ты не желаешь узнать свою судьбу?

— Что-то голова разболелась… Хочу прилечь. Но вы не долго, ладно?

— От силы четверть часа, — заверил ее Павел.

Подрулив к вагончику, я быстро выпрыгнул наружу и бросился открывать дверь, запертую на обычный висячий замок. Моя торопливость имела смысл: внизу я прилепил неприметную ниточку и испытывал острое желание быстрее увидеть ее. Ниточка была на месте.

Открыв наружную дверь, я подошел ко второй, ведущей в наш с Ириной «кубрик». Она не имела замка, но закрывалась достаточно плотно. На всякий случай я прилепил ниточку и здесь.

И вот, включив свет, я с изумлением обнаружил, что моя вторая «пломба» сорвана.

Кто-то побывал в наше отсутствие в вагончике. Кто-то настолько опытный, что обнаружил «пломбу» на входной двери и позже восстановил ее. Но на второй он прокололся.

Итак, нас брали под плотный колпак…

Заверив Ирину, что вернусь не позднее чем через двадцать минут, я спустился к своим спутникам, и мы направились к кишлачному гадальщику.

В хибарке за низеньким дувалом горел свет.

Змеелов открыл калитку и посторонился, пропуская нас с Абдунасимом вперед.

— Между прочим, Павел, — обратился я к нему, — не далее как несколько часов назад вы утверждали, что никому не дано узнать свою судьбу. Однако же настойчиво рекомендуете нам деревенского прорицателя. Что-то не вяжется…

В темноте я не видел выражения его лица, но готов поклясться, что он тонко улыбнулся.

— Всякое свое предсказание Мумин-бобо завершает обязательной фразой: «Если на то будет воля Аллаха». Он предсказывает вам возможный вариант развития событий. А сбудется он или нет, зависит от высших сил.

— Прекрасная подстраховка! Так, пожалуй, и я смог бы.

— Не торопитесь с выводами…

Мы вошли в низенькую комнату с глиняным полом. Под потолком горела сорокаваттная лампочка без абажура. Мебель отсутствовала, за исключением большого сундука. В глубокой нише виднелась стопка ватных одеял. Еще одно одеяло — синее, в светлых цветочках — было расстелено вбзле единственного окна. На одеяле, скрестив ноги, сидел древний старик в халате и чалме, удивительно напоминавший киношного Гуссейна Гуслию.

На нас он посмотрел с таким видом, словно заранее знал о нашем появлении именно в этом составе.

Почтительно приблизившись к магу, Павел заговорил тихо, время от времени кивая в нашу сторону.

Абдунасим уже сообщил мне, что в Ак-Ляйляке все свободно говорят и на фарси, и по-тюркски, многие хорошо владеют русским. Мумин-бобо, как и предупреждал Павел, к числу последних не относился, но мне вдруг показалось, что старый гадальщик легко читает мои мысли без всякого перевода.

Это очень странно, поскольку я давно уже выработал стойкий иммунитет против всякого рода астрологов, экстрасенсов, чародеев, пророков и магов. Все их ухищрения, манипуляции, проникновенные взоры и придыхания, а особенно ссылка на расположение звезд вызывали у меня в лучшем случае удивление, что масса народу верит в эту несусветную ахинею.

Разумеется, не ждал я никаких откровений и от Мумина-бобо. Собственно, я зашел сюда, чтобы посмотреть, где обитают Павел и Костя.

Однако же не стоило совсем уж сбрасывать со счетов местного прорицателя. Возможно, меня не случайно зазвали сюда. Возможно, того хотел Джамал: через Мумина-бобо припугнуть, намекнуть… Ладно, послушаем, что нам нагадают.

И все же, несмотря на мой скептицизм, я ощущал необъяснимую симпатию к старому гадальщику. Тот даже не пытался произвести особое впечатление на поздних гостей. Не меняя позы, он отстраненно слушал Павла, а его сухие длинные пальцы теребили небольшой полотняный мешочек, лежавший перед ним на одеяле.

Но вот он что-то ответил Павлу.

— Мумин-бобо спрашивает, не страшатся ли путники заглянуть за полог, отделяющий нас от будущего? — перевел (а может, и присочинил) змеелов.

— Передайте почтенному Мумину-бобо, что путники надеются на благоприятное расположение звезд и планет, — церемонно ответил я.

— Но Мумин-бобо не звездочет, он гадает на бобах.

— Хорошо, мы всей душой рассчитываем на благоприятное расположение бобов.

Павел бросил на меня сердитый взгляд, словно призывая оставить шутливый тон.

Тем временем Мумин-бобо извлек из-под подушки чистую белую тряпочку и расстелил ее перед собой, затем высыпал на нее из полотняного мешочка горсть разноцветных бобов.

— Подойдите, ссыпьте бобы обратно и хорошенько перемешайте своей рукой, — продолжал Павел.

Я выполнил эти несложные операции, успев заметить, что в кучке находятся бобы четырех оттенков — белые, красные, черные и пятнистые.

Приняв от меня мешочек, Мумин-бобо начал доставать из него по зернышку и выкладывать их перед собой в определенном порядке. Вытащив подряд три черных боба, он скорбно покачал головой. Когда же следом выпали подряд три красных боба, он вздрогнул и посмотрел на меня как на кандидата в покойники. Признаюсь, от этого взгляда мне стало не По себе…

Но вот мешочек опустел.

Мумин-бобо принялся водить указательным пальцем над выложенными фигурами, словно подпитываясь заключенной в них энергией.

Наконец заговорил тихим, как шелест далекой листвы, голосом. Павел переводил:

— Совсем скоро в кишлаке произойдут важные события. Важные и ужасные. Тем, что предназначалось тигру, завладеет медведь. Но и медведь уступит добычу соколу. Бесплотный дух обретет покой, но две души достанутся дьяволу, а покинутые ими тела никогда не будут погребены. Не бойтесь змеи, но бойтесь закрытой комнаты. Соберите силы и мужество, ибо впереди вас ждут суровые испытания…

— Очень серьезное предсказание… — задумчиво добавил от себя Павел.

— Конечно, если на то будет воля Аллаха?

— Мумии-бобо этого не сказал.

— И что сие значит?

— Путь уже предначертан.

— Павел, у вас такой торжественный тон, что можно подумать, будто вы сами свято уверовали в сказку Мумина-бобо.

— Я уже говорил, как часто он попадает в десятку.

— Ладно, будем держаться подальше от закрытых комнат и надеяться, что дьявол утащит не нас. Сколько мы должны этому чудесному знахарю?

— Мумин-бобо не берет плату за предсказания, связанные со смертью.

Тем временем гадальщик дотронулся до одного из бобов, тут же отдернул руку, словно обжегся, и что-то произнес более громким, чем прежде, голосом.

— Мумин-бобо утверждает, что вашей спутнице грозит большая беда. Ее будущее — за плотным пологом. Но, возможно, худшего не произойдет, если сердце сокола не дрогнет. Да будет на то воля Аллаха!