Путинцев тяжко вздохнул и продолжал:
— Ты, Димка, не пацан, и должен помнить, как все это начиналось: хватали людей по универмагам и кинотеатрам, выясняли, почему не на работе. Это бы все ничего, но дальше закрутилось серьезней. Полетели головы не только у соседей, но и в Москве. Не успели мы опомниться, как Гафур получил известие, что подписан ордер на его арест и следственная бригада уже в пути. Вот тут он и переполошился, да поздно. А ведь я предупреждал… Сердцем чуял… «Ярослав, — говорит Гафур, — готовь машины. Возьмем Джамала и десять лучших джигитов. Едем в Ак-Ляйляк. Бери свой сундучок, я возьму свой…» А сам зеленый и трясется. Не ожидал, что тронут Систему. Впервые в жизни просчитался. Да разве он один! Крупно проиграли. Нечем расплачиваться.
Эх, Димка… Врагу не пожелаю такое пережить…
Мы выехали на трех машинах — двух «волжанках» и «уазике». Впереди Джамал с тремя парнями, в середке мы с Гафуром, сзади — прикрытие.
Теперь, Димка, я должен рассказать тебе подробнее о кишлаке Ак-Ляйляк… Тебе-то самому приходилось бывать в Таджикистане?
— В детстве, — туманно ответил я. — Почти ничего не помню.
— Жаль. Ну, тогда слушай. Представь себе огромную кучу глины, которую месил сам Господь Бог, создавая Вселенную. Месил он ее, месил, ему надоело — бросил. Масса застыла как попало. Так и образовался Памир. Но еще до полного отвердения Господь чиркнул пальцем вот тут — с краю, где предгорья, — и провел борозду. Может, случайно. Но получилось ущелье с совершенно отвесными стенами высотой больше ста метров, а шириной километра полтора. По дну протекает речушка. Вот в этом-то ущелье — на дне, на приличном расстоянии от долины — и расположился Ак-Ляйляк. В этом кишлаке родился Гафур, там у него родственники через одного, так что лучшего места для тайника не придумать.
По дороге Гафур то и дело оборачивался назад, но пока все было спокойно. Без особых приключений мы добрались до Ак-Ляйляка. Солнце стояло еще высоко, но мы знали: едва оно опустится за вершину, как в ущелье мгновенно потемнеет, хотя небо над головой еще долго будет оставаться голубым. Светового времени у нас оставалось часа два. Перед въездом в кишлак Гафур велел остановиться и собрал всех вокруг себя. «Мы с Ярославом едем дальше, — распорядился он. — Вдвоем, на „уазике“. Ты, Джамал, следи тут за порядком. Лично следи, понял? А Тураб-ошпоз пусть приготовит плов. Если захочет Аллах, все будет хорошо». Джамал кивнул, но зыркнул на меня зверем. Гафур снова сделал выбор в мою пользу, ущемив его самолюбие. Но перечить хозяину Джамал не мог. Мы перенесли сундучки в «уазик», расположились сами, и я погнал вперед — водить Гафур не умел. Сразу же за кишлаком дорога кончилась. Еще какой-то отрезок можно было проехать по галечной отмели, но каждая последующая сотня метров давалась все труднее. Рулить приходилось как фокуснику, объезжая валуны и каменные завалы. Иногда машина накренялась так сильно, что левые колеса отрывались от земли. Мы продвигались с черепашьей скоростью, а солнце уже коснулось вершины, и противоположная сторона ущелья пряталась в густой тени. В самом Ак-Ляйляке я бывал нередко — вместе с Гафуром, но здесь оказался впервые. Гафур хлопнул меня по плечу: «Стой, Ярослав! Приехали». Я огляделся, прикидывая, где может находиться тайник, но ничего особенного не заметил. «Эта местность называется Змеиным ущельем, — сказал Гафур. — И недаром. Очень много змей. Они будут охранять наши сокровища. Но будь осторожен». — «Спасибо, что предупредил, Гафур». Я открыл дверцу со своей стороны, однако же Гафур почему-то медлил. «Ярослав… — сказал наконец. — Мы с тобой дружим с молодых лет, делили последний кусок и доставали соль из одной солонки. Про этот тайник не знает никто. Даже моя семья. Теперь будешь знать ты». — «Я умею хранить тайны, Гафур. Тебе это известно». — «Я не о том, Ярослав. Я не случайно взял тебя с собой. Ты — единственный, кому я могу доверять. Остальные — жалкие ублюдки, которых блеск золота сводит с ума. Джамал тоже! такой, хоть и мой близкий родственник. Ярослав… Впереди трудные времена. Не знаю, что ждет завтра. Поклянись: если со мной что-нибудь случится, ты передашь этот сундучок моим детям. Но не сразу, а когда все уляжется». — «Хлебом клянусь, Гафур! Но и ты обещай в случае чего передать мои сбережения моей ленинградской племяннице». — «Аллах свидетель!» Он не был набожным, но если клялся Аллахом, то всегда выполнял. А густая тень от противоположной стены уже пересекла речушку и подбиралась к машине. Гафур выбрался наружу, показал мне тайник — удивительный, найти его невозможно, — затем мы все привели в порядок и двинулись обратно к машине. Я сел за руль, поджидая своего пассажира. «Разворачивайся, — махнул рукой Гафур. — Я пока постою. Не хочется лишний раз трястись по камням». Развернуться и вправду было целой проблемой, тем более что ущелье полностью погрузилось во мрак. Я газовал, переключал скорость, дергался туда-сюда… Вот фары выхватили из темноты Гафура. Мои волосы встали дыбом. За спиной Гафура раскачивалась, раздув капюшон, крупная кобра. «Гафур! — заорал я. — Берегись! Змея!» А сам выхватил из бардачка пистолет. Но стрелять со своего места было не с руки, ведь я не левша. Гафур, только что сам предупреждавший меня об опасности, обернулся.
И в ту же секунду кобра прыгнула. Я все же выстрелил — с левой, — но промахнулся. Гадина впилась в его бедро, захлестнув хвост вокруг ноги. Гафур упал, даже не вскрикнув. Кобра тут же исчезла в темноте. Когда я подбежал к Гафуру, он был мертв. Не от яда, тот действует не так быстро. Не выдержало сердце: Гафур страдал ожирением — любил плотно покушать, особенно на ночь, плюс тревоги последних месяцев, плюс мгновенный ужас…
Я сделал все, что мог. Сначала прижег зажигалкой ранку, затем взялся за массаж сердца и искусственное дыхание. Но все впустую. Гафур был мертвее мертвого. Я поднялся, и только тут до меня дошло, в какую скверную передрягу угораздило меня вляпаться.
Хозяин мертв, и Джамал не упустит случая расправиться со мной. В кишлаке, безусловно, слышали выстрел, и меня обвинят в том, что я убил Мирзоева, решив завладеть его сундучком. Мои объяснения никто не станет слушать. Джамал потребует, чтобы я указал ему тайник. Как только он достанет оба сундучка, моя песенка спета. Если я откажусь, он начнет пытки. Он мастер по этой части. Я, конечно, могу поторговаться. Но, в лучшем случае, унесу целой голову, лишившись собственных накоплений и нарушив клятву, данную Гафуру. Если же в кишлак нагрянут оперативники, то, обнаружив труп Мирзоева, они обвинят меня в предумышленном убийстве посредством змеиного яда. Заодно навешают на меня всех собак. Словом, куда ни кинь, всюду клин.
Что мне оставалось, Димка?! Положение беспросветней ослиной задницы.
Но не таков Путинцев, чтобы поднимать лапки кверху. Да еще перед придурками типа Джамала. Пусть поцелует своего ишака под хвост! К тому же я не привык нарушать свою клятву. Надо прорываться… Но как? Силой тут не возьмешь. В обойме пистолета пять патронов, а ущелье уже блокировано — в этом я ничуть не сомневался — молодцами Джамала, которые мигом превратят меня в решето. Другого пути нет. Скалы — настоящая вертикаль… Короче. Я снял с Гафура чапан и тюбетейку. Труп оттащил в тайник. Прости, друг! Заметив на галечной отмели большую ветку с отростками, я обломал ее как надо, прикрутил тросиком к заднему сиденью и обтянул чапаном так, чтобы получилась фигура, отдаленно смахивающая, тем более в темноте, на скрюченного человека. Спереди пришпилил тюбетейку. Получилось неплохо. Затем сунул пистолет за пояс и двинул вперед — была не была!
Они ждали перед кишлаком, с автоматами, перекрыв дорогу «волжанкой». Горел костер. Но большой тревоги на лицах я не заметил. За несколько метров до засады я резко затормозил, высунулся в окошко и заорал благим матом: «Джамал! Скорее в машину! С хозяином беда! Кобра ужалила! Срочно нужен врач!» Он проглотил наживку целиком. Открыл дверцу, влез внутрь и, забравшись коленями на переднее сиденье, протянул руку к чучелу: «Гафурджан…» Не дожидаясь, пока мой обман раскроется, я ткнул его стволом в бок: «Джамал, ты меня знаешь. Только пикни, и ты — покойник». Его ненависть ко мне была так велика, что на миг мне показалось, что он не пожалеет жизни, лишь бы не выпустить меня отсюда. «Чего ты хочешь?» — прошипел он сквозь зубы. «Скажи, чтобы нас пропустили. Мы отвезем хозяина в больницу и вернемся». — «Что ты сделаешь со мной?» — «Отпущу, когда отъедем подальше. Ты мне не нравишься, Джамал, но я не убийца. Решай же быстрее, парни волнуются». Он знал, что я отлично понимаю и по-узбекски, и по-таджикски, и хитрить не стал. «Волга» развернулась, освобождая дорогу. Я нажал на газ. «Ты убил его, подлый пес, — проскрежетал Джамал. — Я знал, что тебе нельзя доверять». — «Заткни глотку, подлый шакал, — в тон ответил я. — Моя совесть чиста. Гафура ужалила кобра. А если я схитрил, то только потому, что знал твою недоверчивость». — «Ты никогда не получишь того, что спрятал, — зло отчеканил он. — Я позабочусь об этом». — «Возьму, Джамал. Приду и уведу у тебя из-под носа. Лучше не мешай». — «Я вырежу твое сердце, Ярослав, и брошу его собакам, а сам буду смотреть, как они пожирают его!» Каждая его клеточка источала яд, худший, чем у кобры. «Тебе, Джамал, только ребятишек пугать да древних старух», — ответил я, но, признаться, почувствовал себя неуютно. Это был очень опасный человек.
