Счастливейший из дней! Величайшее удовольствие доставило королеве доказательство правоты Альберта. Она даже не сердилась больше на лорда Пальмерстона, тоже побывавшего на выставке.

— Согласитесь, что замысел удивительный, — сказала она ему, и даже он не мог ни к чему придраться.

Однако надо было возвращаться во дворец и принять герцога Веллингтонского. Маленький Артур, его тезка, держал в руке букетик душистых цветов, чтобы преподнести своему крестному.

А вечером королева отправилась в Ковент-Гарден, чтобы слушать «Гугенотов» и приветствия публики.

Когда же наконец этот наполненный событиями день закончился и королева с Альбертом остались одни, она сказала ему:

— Этот день был определенно прожит не зря, и я с гордостью буду вспоминать о нем всю жизнь.

Не проходило, кажется, и дня, чтобы королева не посетила выставку. Она восхищалась каждым отделом, слушала объяснения и силилась понять, как работают те или иные механизмы и машины и для чего они созданы. Она упивалась похвалами — а их было немало. Из-за моря, чтобы посмотреть на чудеса, о которых им столько пришлось слышать, приехали королевские родственники и среди них принц и принцесса Пруссии со своим сыном Фридрихом, известным как Фриц, — очаровательным молодым человеком. Альберт им очень интересовался, поскольку в один прекрасный день он станет королем Пруссии, и Альберту очень хотелось, чтобы Вики взошла на прусский престол, если уж ей не суждено быть королевой Англии.

Принц нашел выставку познавательной и, как и королева, посещал ее чуть ли не ежедневно, причем вместе с Вики, Берти, Алисой и Альфредом. Он был на десять лет старше одиннадцатилетней Вики, но его поражало, когда они ходили по залам, какие она задает умные вопросы; остальные дети частенько отходили в сторонку, когда их разговор затягивался.

В садах дворца Фриц и Вики тоже часто гуляли вместе.

Матери, глядя на них, обменивались понимающими улыбками.

В конце июля семья перебралась в Осборн, где легче переносилась летняя жара. Не успели, кажется, оглянуться, как лето пролетело. На 15 октября было намечено закрытие выставки. Королева выбрала эту дату потому, что это был день ее помолвки с Альбертом.

Накануне она посетила выставку в последний раз. Звучала музыка, исполнявшаяся на зоммеорофоне — огромном медном инструменте, названном в честь изобретателя. Рабочие уже начали разбирать стенды, и смотреть на это было грустно.

Назавтра полил проливной дождь, и сам день, как сказала королева, был каким-то скучным. На церемонию закрытия Альберт пошел один, заявив, что ей там появляться вовсе не обязательно.

Она была в восторге, получив письмо от премьер-министра, в котором тот писал:

«Грандиозность замысла, энтузиазм, изобретательность и талант, проявившиеся в исполнении, а также идеальный порядок, поддерживавшийся с первого до последнего дня, — все это вместе послужило к вящей славе принца Альберта».

Прочитав эти слова, королева заплакала от радости. Ничто, сказала она, не доставило бы ей большего удовольствия.

Прибытие в октябре в Англию венгерского генерала Кошута [33] представило королеве долгожданную возможность избавиться от лорда Пальмерстона. Кошут пытался освободить свою страну от австрийского владычества и, не сумев этого сделать, вынужден был бежать в Турцию. Там он решил, что обоснуется в Америке, и американцы прислали за ним фрегат, но ему хотелось посмотреть Англию, и потому по дороге он остановился в Саутгемптоне, где ему оказали великолепный прием. Поскольку он славился своей храбростью, его горячо приветствовали везде, куда бы он ни поехал.

Виктории было не по себе. Она признавала, что Кошут храбр, но ведь он восстал против своих правителей. Как же может монархия одобрять подобное поведение? Это ведь настоящее поощрение смутьянов в Ирландии.

А тут еще до нее дошли слухи, что лорд Пальмерстон восхищается Кошутом и собирается принять его у себя. Она пришла в бешенство и послала за лордом Джоном Расселом.

— Это правда, что лорд Пальмерстон намерен принять Кошута у себя дома? — спросила она.

— Я сказал ему, что это неблагоразумно, — выразил сожаление премьер-министр, — но он ответил, что не потерпит, чтобы ему указывали, кого ему следует приглашать домой.

— Я уволю его, если он это сделает, — решительно ответила Виктория. — Я приложу все силы к тому, чтобы он больше не был министром иностранных дел.

Лорд Рассел сообщил об этом лорду Пальмерстону, который с обычной для него небрежностью решил поступить по-своему.

— Он становится все более жалким и презренным, — с усмешкой заметила Виктория Альберту.

Последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, было отношение лорда Пальмерстона к событиям во Франции. Луи Наполеон, племянник великого Наполеона, арестовал нескольких членов правительства и, распустив Государственный совет и Национальную ассамблею, объявил себя императором Наполеоном III.

Королева была в ужасе. Члены французской королевской семьи, находившиеся в изгнании в Англии, надеялись, что монархия Бурбонов будет восстановлена, а тут вдруг такой удар по их надеждам!

Поэтому она с удовлетворением восприняла сообщение лорда Джона, что на специальном заседании кабинет решил придерживаться политики невмешательства. Однако лорд Пальмерстон был сам себе закон. Побывав у французского посла в Лондоне, он сказал ему, что Луи Наполеон и не мог поступить иначе, а поскольку это заявление исходило от министра иностранных дел, оно могло означать только одно — что новый император может рассчитывать на признание со стороны британского правительства.

Это уже было слишком, причем не только для королевы, но и для членов кабинета. Королева заявила, что Пальмерстон должен быть снят с поста без всяких преамбул, но лорд Джон Рассел посоветовал не горячиться.

«Лорд Джон Рассел свидетельствует Вашему Величеству свое нижайшее почтение. После того как он написал вам сегодня утром, ему пришло в голову, что Вашему Величеству лучше не давать лорду Пальмерстону пока что никаких указаний, а послушаться его совета и дождаться, что решит кабинет. С этой целью он назначил заседание членов правительства на понедельник и покорно просит Ваше Величество подождать их решения».

Лорд Пальмерстон, когда его попросили дать отчет своим словам и поступкам, начал всячески изворачиваться. Он принялся отстаивать свое право на личное мнение, заявив, что его отношение к новому императору продиктовано сугубо личными соображениями.

Поведение Пальмерстона вызвало всеобщее возмущение, и его попросили подать в отставку.

Как раз в это время пришла весть из Ганновера: король — дядя Камберленд — умер. Как ни странно, эта новость вовсе не обрадовала королеву. Всю свою жизнь этот человек строил ей козни. Многие верили, что он пытался погубить ее еще ребенком, чтобы расчистить себе путь к английскому престолу; он и впоследствии доставлял ей немало хлопот. И вот теперь он мертв, а на престол садится его бедный слепой сын Георг. Она не могла не испытывать печали. Смерть неумолима. Совсем недавно она потеряла бедную тетю Луизу, оплакиваемую безутешным дядей Леопольдом, как и ею самой.

Сама-то она везучая, напоминала она себе, все ее дети здоровы, а ведь во многих семьях теряют младенцев или оказываются просто не в состоянии произвести их на свет, как бедная тетя Аделаида, которая тоже недавно умерла.

Однако вернемся к Пальмерстону. Его провал оказался большой удачей. Лорд Джон и члены его кабинета решили, что министр иностранных дел злоупотребил их доверием и должен оставить занимаемый пост. К радости королевы, даже Пальмерстон не мог найти альтернативы отставке, и министром иностранных дел был назначен лорд Грэнвил.

Королева не могла понять, почему публика возражает против ухода лорда Пальмерстона. Неужели потому, в изнеможении спросила она у Альберта, что люди всегда восхищаются недостойными? Пальмерстон отличался авантюризмом, наглостью и цинизмом, и почему людям надо было им так восхищаться?