Льву пришлось признать поражение и дать сигнал к отступлению. Телохранители обступили его, а стая рычащих и скалящихся львиц образовала вокруг него непроходимый барьер.
Ничуть не уставший, опьяненный боем, Скорпион не желал прекращать резню.
— Много наших погибло, — сказал ему один из его людей, сам раненный в плечо. — И нужно позаботиться о раненых. Мы добились своей цели!
Скорпион наконец пришел себя и согласился с его доводами. Эта вылазка многим стоила жизни, причем не только врагам. Тем более что после такого разгрома Лев не скоро начнет подумывать о новом штурме города.
* * *
Подрытая зубами крокодилов, которыми командовал любимец главы клана, огромный самец, в двух местах городская стена рухнула. Увидев открытые пасти страшных рептилий, один из солдат Быка упал на колени и закрыл лицо руками.
— Вставай, трус! И сражайся! Или я сам размозжу тебе голову!
Мощь и уверенность главы клана немного успокоили его людей, напуганных перспективой столкновения с ужасными монстрами Крокодила.
— Живот — их самое слабое место, — сказал Нармер. — Копья будем вонзать им в глотки, а быки пусть атакуют с флангов и стараются их перевернуть. Тогда, набрасываясь на них сообща, мы сможем вспороть им животы.
Бык согласился с этим планом.
— Мои люди с пращами будут держать на расстоянии солдат Крокодила. Они наверняка надеются ворваться в город вслед за этими тварями, — добавил он, прекрасно понимая, что остановить врага будет неимоверно тяжело.
Залаяли шакалы, давая знать о проникновении в священный город первого зубастого захватчика. Бык подал сигнал своим лучшим воинам, и те, выставив рога, бросились к стене, а за ними — Нармер и пехотинцы с копьями. Густые Брови остался командовать пращниками.
Бой был страшным. Рискуя жизнью, Бык первым пронзил незащищенное брюхо крокодила и, подняв труп, швырнул его на солдат, пытавшихся ворваться в город через брешь в стене. Пример предводителя вдохновил защитников города, и, когда Нармер расправился с еще одним чудовищем, к солдатам вернулась уверенность, несмотря на то что многие уже пострадали от зубов страшных рептилий. Нармер без конца твердил про себя заклинание: «Чудище, ослепни! Я же останусь зрячим!» На несколько мгновений тварь замирала, и это облегчало задачу боевым быкам, а также шакалам, которые делали все, что только могли.
Наблюдавший издалека за ходом сражения Крокодил удивлялся тому, что осажденные до сих пор не сдались. Им даже удалось выбить рептилий из города, и теперь бой продолжался у городских стен, на открытом месте, недалеко от реки. Роковая ошибка — из воды вышли резервные войска, готовые уничтожить противника.
Бык, до этой минуты полагавший, что владеет ситуацией, понял, что эта вторая волна тварей их накроет.
— Если мы отступим, нам конец, — сказал он Нармеру.
— Значит, мы не отступим.
— Ты не боишься умереть?
— Умереть — это сдаться!
Глава клана поднял голову. Сражаясь один против пятерых, он докажет, что способен на многое, пусть даже без надежды на победу.
Нармер был уверен, что смерть близка и неизбежна, поэтому подумал о Нейт. Поможет ли богиня его любимой, спасет ли ее?
Гигантская тень накрыла поле боя: над Нехеном парила Мать-гриф, простирая над священным городом свои огромные крылья.
— В атаку! — крикнул Нармер. — Она защищает нас!
Разевая пасти, крокодилы завертелись вокруг своей оси, словно бы потеряв ориентацию в пространстве. Бык напал на них с правого фланга, Нармер — с левого.
Генерал Густые Брови командовал защитниками города, и действия пращников были настолько успешными, что пехотинцы Крокодила вынуждены были отступить. Пример Быка добавлял его людям храбрости и сил, а разъяренные дикие быки затаптывали крокодилов до смерти.
В отчаянии Густые Брови наблюдал за тем, как все его усилия пропадают зря. Он, предатель, продавшийся Крокодилу, тот самый вредитель, пытавшийся испортить оружие, стал свидетелем победы Быка, которого ненавидел.
И все же судьба дала ему шанс исправить ситуацию: в пылу боя оторвавшись от своих, глава клана ненадолго оказался в одиночестве. Он чувствовал себя непобедимым, но то была лишь иллюзия.
Подобрав отсеченную кем-то лапу крокодила, Густые Брови вонзил когти Быку в шею и тут же убрался подальше. В невероятной сутолоке этого никто не заметил.
26
Приказ явиться на аудиенцию к верховному военачальнику каждого приводил в трепет, и Икеш, невзирая на свое высокое положение и опыт, не был исключением. Иной раз Уаш звал к себе, чтобы похвалить и наградить, однако в некоторых случаях такие встречи заканчивались казнью «гостя», который становился ненужным. В настоящее время Икеш выполнял весьма деликатное поручение — присматривал за жрицей. Оставалось надеяться, что он ничем не прогневил своего господина.
Уаш принял его полулежа. На голове у него был тюрбан, и он неторопливо поглощал финики.
— Как себя ведет наша пленница, славный мой Икеш?
— Собирает травы, готовит снадобья и лечит наших солдат.
— Пыталась ли она бежать?
— Ни единой попытки, мой господин.
— Ты давал ей такую возможность?
— Я выполнил ваш приказ: иногда мои люди позволяли ей отойти подальше, а иногда делали вид, что дремлют или на что-то отвлекаются. Колдунья могла попытаться скрыться в зарослях папируса или в высокой траве. Но она продолжала заниматься своим делом. Наверное, она смирилась со своей участью и будет повиноваться вам.
— Я в этом не уверен, дорогой Икеш. У этой женщины слишком сильный характер, чтобы она так легко смирилась с несвободой. Скорее всего она наблюдала за твоими людьми, взвесила все «за» и «против» и пришла к выводу, что не сможет убежать от солдат, когда они бросятся в погоню.
— Вы, как всегда, правы.
— Зелья, которыми она лечит солдат, не причиняют никакого вреда?
— Ни малейшего, мой господин. Больные, которых колдунья взялась лечить, поправились и не устают восхвалять ее. Я взял на себя смелость всех их допросить, чтобы выяснить, не расспрашивала ли она их о распорядке в лагере или о чем-либо еще. Однако все утверждают, что она лечит молча.
— Что, если ей удалось очаровать какого-нибудь солдата? Он решил ей помочь и теперь ему приходится врать?
Нубиец улыбнулся.
— Когда я допрашиваю, мне не врут, мой господин. Если у меня появляются сомнения, я буду спрашивать, пока не по-лучу удовлетворяющий меня ответ. У колдуньи нет пособников среди наших людей, хотя она у многих вызывает восхищение.
— Что ж, это не так уж плохо!
— Не попытается ли она извлечь из этой ситуации выгоду?
— Я, а не она, определяю правила игры, Икеш! Присматривай за этой жрицей и охраняй ее. Ты отвечаешь за нее своей жизнью, а я покараю любого, кто осмелится поднять на нее руку.
Серьезность, с какой это было сказано, удивила Икеша. Нелепое подозрение пришло ему в голову: неужели верховный военачальник влюбился в колдунью? Как бы то ни было, у него теперь есть оружие против Пити. Попытка убить эту женщину в глазах из повелителя — проступок серьезный, даже непростительный…
* * *
Нейт не поддалась ни на одну провокацию Икеша, более или менее изощренную: якобы невнимательные охранники, иллюзорные возможности сбежать, лжебольные, пытавшиеся разговорить ее… Стены этой тюрьмы, пусть и незримые, казались ей непреодолимыми. Верховный военачальник подвергал ее испытаниям, которые рано или поздно должны были исчерпать ее возможности противостоять силе зла. Ей давали понять без слов, что она обречена провести остаток своих дней в качестве рабыни Уаша.
Жуткое видение заставило ее сердце сжаться: потоки крови, изуродованные трупы, множество раненых. Только что случилось что-то страшное. Неужели армия Быка побеждена и Нармер погиб в бою?
Если это так, то зачем ей самой жить? Рано или поздно Уаш поймет, что все его маневры бессмысленны, и подвергнет ее пыткам. Если Нармера уже нет в живых, молодая женщина не сможет найти в себе силы выдержать боль и унижения. Лучше покончить со всем этим, и поскорее!