Опять появилось световое пятно. Враг прибли­жался, плавая по все более сужающемуся кругу. Потом световое пятно расплылось, исчезло. Не­ужели опасность миновала?.. Да, шум винта ста­новился все тише и тише. Американский легко- водолаз потерял след. Баженов вынырнул из во­ды и, как в прошлые разы, увидел голубой луч далекого прожектора. Так близко... друзья, свои... Если бы они могли знать, что Баженов сейчас пытается уйти от погони. Они устремились бы к нему навстречу, десятки рук протянулись бы к нему, защитили от любой опасности...

Пронизывающий холод заставил Баженова уйти под воду. Он едва передвигал ластами. О противнике уже забыл. Он решил, что амери­канец, сбившись со сле­па, повернул обратно. Ищи иголку в стоге сена!.. Теперь только бы не впасть в беспамятство. Каждый раз при погруже­нии в ушах появлялась резкая боль, барабанные перепонки вот-вот гото­вы были лопнуть. . Все попытки «продуть уши» ни к чему не приводи­ли. Но легочный автомат работал исправно, и это говорило о том, что запас воздуха еще не иссяк. Баженов прислушался. Он снова уловил не­приятный булькающий звук. Шум винта скуте­ра! Нет, они еще не уго­монились! Значит, все же придется драться. Шум винта нарастал с угрожающей быстро­той. Баженов не двигался с места. И когда враг был не дальше вытянутой руки, матрос нырнул и ухватил его за ноги. Завязалась борьба. Ба­женов изнемогал, но не выпускал американца. Кестер изогнулся (это был он), пытаясь сорвать маску с лица Баженова, но матрос, изловчив­шись, выхватил из левой руки врага скутер, дер­нул за шнур. Шнур оборвался. Но американец, руки которого теперь были свободны, ухватил матроса за горло. Пальцы Баженова разжались, и скутер полетел в глубину. Теперь Кестер ли­шился своего преимущества. Но он все еще дер­жал матроса за горло. Баженов закрутил головой, ударил американца коленом в живот. Удар был легкий, однако Кестер на какую-то долю осла­бил пальцы, и матрос, метнувшись в сторону, выскользнул из его рук. Теперь начиналась игра не на жизнь, а на смерть. На стороне Кестера был большой опыт поведения в воде, ловкость, выработанная длительными тренировками.

Вскоре ему удалось «нащупать» Баженова и снова вцепиться ему

в

горло...

Если бы Новоселов мог подозревать, что фор­штевень подводного корабля висит над бездной, а корма застряла в расщелине подводной скалы, он отказался бы от попытки перекачать воду из кормовых отсеков в носовые.

Но капитан-лейтенант не знал этого, и экипаж продолжал заниматься выравниванием диффе­рента.

Трубопроводы покрылись инеем, было холодно и мокро. Процент углекислоты в воздухе достиг верхнего предела, а командир не разрешал ис­пользовать запасной баллон. Движения сделались вялыми. Над головой беспрерывно слышался шум винтов, но помощь до сих пор не приходила.

Матрос Лопатин не имел опоры под ногами, он ухитрился привязаться ремнем за трубопровод. Кровоточили руки, порезанные дужкой самодель­ного ведра. Лопатин задыхался. Кружилась голова.

—   

Эй, «рычажок»! — кричит откуда-то снизу кок Булгаков. — Принимай банку... Теперь ты превратился в рычаг первого рода.

Лопатин не обижается. Он молча подхваты­вает банку и передает ее старшине первой статьи- Струкову. У Струкова над головой повис еще кто-то.

Когда люди совсем выдохлись, Новоселов при­казал прекратить переноску воды. Во всех отсе­ках воцарилась мертвая тишина. Окоченевшие от холода матросы лежали, как рыбы, выброшен­ные на песок, судорожно ловили ртами воздух. Они задыхались, и не было сил пошевелить ру­кой или ногой. Даже неугомонный кок умолк. Казалось, лодка погрузилась в тяжелый сон.

И все же в недрах стального корабля тепли­лась жизнь. Молчание первым нарушил матрос Лопатин. Он обнял за плечи Черникова и про­шептал:

—   

Юрик, Ока и Кама впадают в Волгу. Ты никогда не бывал у нас на Волге?

—    

Нет, как-то не доводилось. У вас там, брат, степи, а у нас леса. Выйдешь утром — каждая сосенка светится. А воздух, что твой мед. А то еще дождем пахнет. В лесных озерах вода глу­бокая, вверху журавли курлычут. Под ногами мох сухой. Под корягами рыбы этой — видимо- невидимо...

—   

А у нас больше сухим сеном пахнет. Такие цветы: синие, колючие. А то еще есть на Волге утес...

Черников кладет онемевшие пальцы на клави­ши аккордеона, и вот вначале тихо, потом все

громче и шире звучит давно знакомая мелодия: «Есть на Волге утес...». Могучая песня, бескрай­няя, как волжские просторы. Будто солнце тех неведомых пространств заглянуло в недра сталь­ного корабля. Песня рождает думы. Каждому чудится свое. Один слышит шепот тайги, друго­му мерещатся скрытые туманной дымкой здания Ленинграда, третий будто увидел родной пле­тень и качающиеся головы пахучих подсолнухов.

Капитан-лейтенант Новоселов невольно под­дался общему настроению. Во время похода, по­ка рядом был командир корабля, Новоселов не чувствовал ни усталости, ни нервного напряже­ния. Он во всем полагался на командира и, сме­нившись с вахты, со спокойной совестью укла­дывался на койку и мгновенно засыпал. Но вот уже неизвестно сколько времени целительный сон не приходил. Да и все будто разучились спать

и

пребывали в какой-то полудремоте. Капитан-лей­тенант стремился внушить экипажу, что помощь непременно придет, и ему верили. Но у самого у него такой уверенности не было. Теплилась лишь искорка надежды. Все чаще и чаще прихо­дили мысли о Кате, жене. Почему-то сейчас он ее видел на садовой дорожке среди цветущих яблонь. Может быть, потому, что, приехав в род­ное село в отпуск, он застал ее в саду. Прошел почти год с тех пор, год совместной жизни. Имен­но о такой подруге и мечтал Новоселов. Чуть застенчивая, влюбленная в него, терпеливо жду­щая его из долгих походов. Кто-то сказал, что не легко быть женой моряка. Как это?..

Да, тогда цвели яблони... А сколько света бы­ло вокруг! Солнечные зайчики прыгали по садо­вым дорожкам. Сады, как в снеговом разливе, небо голубое-голубое, а рядом на теплой земле черноглазая девушка с длинной косой, тоненькая, смуглая. То была весна беспокойных ожиданий. Они читали «Алые паруса», и Катя со смехом говорила, что наконец заявился ее принц, прав­да, не на сказочном корабле, а на обыкновенном поезде.

Спасибо вам, добрые люди, написавшие пре­красные книги, возвышающие человека и его лю­бовь... Новоселов увез свою «Ассоль» на Даль­ний Восток, и новый край привел ее в восторг. До этого она никогда не видела моря и сначала боялась его. Теперь она уже привыкла и к морю и к долгим отлучкам мужа. Но каждый раз пе­ред расставанием он улавливал тревогу в ее гла­зах. И успокаивал:

—   

Ничего, ничего... Оно же совсем ручное.

Катя устроилась на метеорологическую стан­цию, и теперь ее труднее стало успокаивать. Она имела дело со стихиями, со штормами, тайфу­нами. Все эти грозные силы приводили ее в тре­пет. Как волнуется она сейчас... Но лучше обо всем этом не думать...

Новоселов нахмурился, тронул за рукав Чер­никова:

—   

Понятия в вас нет, Черников. Сказано же было: «Катюшу»! А вы тоску на всех нагоняете.

—   

Есть, — едва слышно отозвался матрос.

...Пять раз ходили водолазы на грунт, но зато­нувшую лодку до сих пор обнаружить не смогли. Она была где-то здесь, совсем рядом...

Нервничал командир спуска старший лейте­нант Козлов, нервничал инструктор Мелешин, Встревожены до крайности были все на спасате­ле. Да и было от чего волноваться!