Представители Петроградского совета числом в два человека, скрипя кожаными куртками и сапогами, не снимая кепок, несмотря на жаркий летний день, подошли по мраморным лестницам и широким коридорам к кабинету директора Мариинского театра. Из-за плотно прикрытой двери кабинета, не заглушаемый ее обивкой, в коридор вырывался мощный низкий голос:
— «Сатана там правит бал…» — Голос замер, потом начал сначала еще ниже: — «Сатана там…»
Старший по чину из похожих, как двойники, представителей решительно рванул дверь, буркнув:
— Ну вот, полюбуйтесь: второй год революции, а они тут Сатаной и прочей чертовщиной занимаются!
Они по-хозяйски вошли в кабинет и увидели высокого мужчину с острой бородкой и усиками, в черном плаще с красным подбоем. Из-под плаща торчала шпага. Мужчина то шумно полоскал горло, то начинал петь, то тут же неудовлетворенно прерывал свое пение, чтобы снова прополоскать горло, состоянием которого он был явно недоволен. Напрасно он беспокоился: музыкальная фраза, которую он успевал пропеть, звучала столь мощно, что плотная воздушная волна катилась навстречу вошедшим и звенели хрустальные подвески в люстре под потолком кабинета. Человек стоял спиной к двери и смотрел в окно. Он вновь начал полоскать горло и снова попробовал голос:
— «Сатана там правит бал…»
— Вы директор Мариинского театра?
Человек величественно повернул голову, саркастическая улыбка искривила его губы, и, видимо в соответствии с образом Сатаны, мрачно и грозно он забасил речитативом:
— Экскузович правит театром. Он вернется через час. До начала же спектакля Мефистофель примет вас.
У пришедших на лицах отразилось удивление. Узрев его, человек понял, что посетители не приняли предложенную им игру, и уже в совершенно обычной манере глубоким голосом вежливо сказал:
— Я член дирекции театра — артист Шаляпин. Чем могу служить?
Посетитель, вошедший первым, решительно заявил:
— Мы пришли уведомить дирекцию театра о решении Петроградского совета: все имущество Мариинского театра подлежит конфискации. Так сказать, реквизит реквизируется. — Гость весело хохотнул своей остроте.
— Как можно!
— Можно. Конфискованные декорации и костюмы будут распределены между провинциальными труппами и отданы группам художественной самодеятельности.
— Эти костюмы и декорации создавались выдающимися художниками и представляют величайшую ценность.
— Все ценности должны принадлежать народу, а не группе императорских актеров, привыкших обслуживать царей и буржуев…
— Да как вы смеете… Как вы себе позволяете разговаривать?
— Мы представители местных органов советской власти. Это решение одобрено самим руководителем петроградских трудящихся — товарищем Зиновьевым. — При этих словах говоривший показал пальцем на люстру. — Решение полностью соответствует революционным задачам пролетарской культуры… Конфискация будет проведена еще до начала нового сезона.
— Это вздор какой-то. Мы обжалуем это решение.
— Решение советской власти не может отменить даже сам Сатана, которого вы тут выкликаете. Да и вообще, мы тут посоветовались, и у нас складывается мнение, что бывшие императорские театры требуют коренной перестройки и даже закрытия… Все-таки не зря вы назывались императорскими…
Однако величественный человек уже не слушал. Он отвернулся к окну, давая понять посетителям, что аудиенция окончена, и вновь стал полоскать горло. Люди в кожанках потоптались на месте, недоуменно переглядываясь. Потом вновь обрели решительность и зашагали из кабинета.
Узнав от Шаляпина о случившемся, Луначарский принял срочные и радикальные меры. В этом эпизоде он усмотрел угрозу не только Мариинскому, но и всем бывшим императорским театрам. В Москве по инициативе Луначарского было срочно созвано совещание руководителей ведущих театров страны. На совещании решили создать Ассоциацию бывших императорских театров, и 14 июня 1919 года был утвержден проект ее устава. В этом документе, подписанном Ф. И. Шаляпиным, К. С. Станиславским, А. И. Южиным, П. М. Садовским и рядом других выдающихся деятелей театра, говорилось: «Интересы русской культуры требуют ограждения этих театров от всего, что может внести разлад и разрушение в их структуру или провести распыление накопленных художественных, духовных и материальных ценностей. Необходимо бережно и строго охранять их сущность и условия, в которых единственно возможно осуществление их задач».
Вскоре по просьбе Луначарского Ленин принял его вместе с Шаляпиным и директором Мариинского театра Экскузовичем.
— Что у вас приключилось с театрами? — спросил он.
Луначарский выразительно посмотрел на Шаляпина, полагая, что именно его рассказ будет наиболее убедителен. Шаляпин понял этот взгляд и заговорил первым:
— В бывших императорских театрах сосредоточено много знаменитых актеров, множество костюмов и декораций, сделанных по эскизам выдающихся художников. Разрушать это — преступление перед русской и мировой культурой. Художественные возможности наших театров… как бы это вам объяснить… совершенно особые…
— Не беспокойтесь. Я все отлично понимаю… Возвращайтесь в Петроград. Не говорите никому о нашей беседе. Я же употреблю все свое влияние, чтобы ваши опасения были приняты во внимание.
Федор Иванович понял степень занятости этого человека, поблагодарил и откланялся; попрощался и Экскузович. Луначарский же извинился перед своими спутниками и сказал, что ему необходимо на несколько минут задержаться для обсуждения некоторых дел. Он решил использовать ситуацию для разработки важных постановлений по проблемам театра.
— Я прошу Совнарком выделить Наркомпросу деньги для поддержки наших экспериментальных театров. Это театры новые, революционные.
Ленин, схватив суть проблемы, ответил:
— Пусть в это трудное и голодное время экспериментальные театры продержатся на известном энтузиазме. Совершенно необходимо приложить все усилия, чтобы не упали столпы нашей культуры, ибо этого нам пролетариат не простит. Шаляпин прав: нельзя утратить ценности императорских театров, но именовать их следует по-другому. Может быть, академическими? А главное, мы ничего не сможем сделать: ни сохранить ценности, ни руководить театральным делом, если не объединим театры под рукой Наркомпроса.
Через некоторое время Шаляпин сказал Луначарскому:
— Должно быть, влияние у Ленина есть, потому что все костюмы и декорации остались на месте и никто больше их не пытался отнять у нашего театра. Я счастлив, что это дело благополучно решилось.
— Ну вот, и я очень рад. Теперь вы можете работать спокойно.
Однако радость в глазах Шаляпина вдруг погасла, и он устало и печально сказал:
— Ах, Анатолий Васильевич, это очень грустно, что столь занятые серьезным делом люди, как я, вы и даже Ленин, должны заниматься такой чепухой: отменять «реквизицию реквизита». Да это же само собой должно разуметься, что трогать его недопустимо! А тут — какие усилия! Глава правительства должен вмешиваться в такую, по существу, ерунду.
— Все, что мы делаем, — делаем впервые в истории. Поэтому и достижения, и ошибки наши исторически поучительны и нужны будут человечеству. А кроме того, Ленин занимался не столько частным вопросом: кому должен принадлежать театральный реквизит, сколько общим, принципиальным делом — развитием театра в России. Вы скоро в этом убедитесь.
Луначарский выполнил поручение Ленина и подготовил проект постановления. На основе этого проекта 14 августа 1919 года Малый Совнарком решил лучшим театральным коллективам, и в их числе Мариинскому театру, присвоить звание академических. Не прошло и двух недель, и 26 августа Ленин подписал декрет об объединении театрального дела. Этот декрет венчал целый период театральной политики, которую проводил Луначарский в Наркомпросе. Театр становился общенародным, общегосударственным делом. В декрете вопрос, который ставил Шаляпин перед главой Советского государства как частный и касающийся Мариинского театра, решался коренным и глобальным образом: «Всякое театральное имущество (здания, реквизит) ввиду представляемой им культурной ценности является национальным имуществом». В декрете, подписанном председателем Совнаркома В. И. Ульяновым (Лениным) и наркомом просвещения А. В. Луначарским, ставился вопрос об объединении всех театральных организаций и театрального дела. Был организован Центральный театральный комитет во главе с Луначарским, призванный руководить развитием театрального дела в советской России, вести все творческие и репертуарные дела театра, помогать в решении жилищно-бытовых проблем работников сцены, способствовать распределению театральных билетов среди рабочих.
