Кто же этот человек с вытянутым лицом?

Англичанин по имени Хоустон рассказал французскому путешественнику Мольену следующую историю, которую тот в 1825 году привел в своем произведении «Путешествие в республику Колумбия»:

«Я ловил рыбу в открытом море недалеко от острова Маргариты, куда закинула меня ненависть к людям; перед тем, как покинуть мою хижину на берегу и выйти в море, я набросил на голову огромную соломенную шляпу, бросавшую густую тень на мое лицо. После дня, проведенного в море, течение пригоняло нас в небольшую бухту, откуда мы выходили по утрам. Лежа на носу лодки, я почти целый день не двигался, изредка развлекаясь лишь тем, что вычерпывал старым деревянным ящиком воду со дна нашей посудины, когда она доходила до моих ног.

Индеец, сопровождавший меня, наоборот, как все представители его расы, был настоящий болтун, но моя немногословность в конце концов остановила поток его слов. Я не прислушался к тому, что он говорил мне по поводу корабля, подходившего к нам и обратил на него внимание, только когда он уже поравнялся с нами. Мне послышался голос приятного тембра, почти музыкальный, который напевно спрашивал у моего спутника, как идет рыбалка и не продадим ли мы ему немного рыбы.

Я был поражен его хорошим испанским акцентом и поднял голову, скрывавшуюся под моей широкополой шляпой. Только тогда моему взору предстал черный флаг, развевавшийся на ветру, и очень белое лицо, похожее на лицо служителя церкви, мужчины, склонившегося над нашей рыбацкой лодкой. Он держал в своей руке длинную пику с крюком на конце, чтобы, без сомнения, притянуть нашу лодку к своему кораблю, если мы не договоримся по-хорошему. В то время, как мой индеец наполнял рыбой корзину, спущенную ему на веревке, я бросил еще один взгляд на корабль, все время помня о том, что встреча с пиратом — это всегда опасная встреча. На палубе я увидел нечто, что меня весьма поразило.

У подножия грот-мачты сидела женщина, наполовину обнаженная, с гибким телом, черты лица которой я не мог разглядеть. У нее были золотистые волосы, рассыпавшиеся по плечам, и она издавала звуки, похожие на рычанье зверей. Она была прикована цепью за ногу к мачте и, пытаясь освободиться, дергалась на цепи, как привязанное животное. У меня было время заметить, что у ее ног находился котелок, а пища из него была разбросана по палубе.

Корзина с рыбой была поднята на корабль, и я услышал звон нескольких пиастров, упавших в лодку. В это же время я почувствовал прикосновение какого-то предмета к полям моей шляпы. Я рискнул бросить еще один взгляд, и увидел, что человек с лицом священника концом своей пики, на которую минуту назад он опирался, пытался скинуть мою шляпу, чтобы увидеть мое лицо. В этот же миг индеец со словами благодарности сильно взмахнул веслом и мы быстро отплыли от корабля. Мысль, что наш покупатель был сам Доминго Муньос, о котором много говорили в Картахене, пронзила мой мозг. Я с облегчением понял, что он отказался от намерения увидеть мое лицо, и подумал о моей соломенной шляпе, которая не позволила пирату узнать во мне англичанина, сбежавшего в эти места от забот и неприятностей, и, возможно, спасла мне жизнь».

Репутация бывшего кюре становилась все более и более наводящей ужас и, в конце концов, породила легенду. Говорят, что Доминго Муньос прятал свои сокровища среди скал Сьерра-Колорадо; сюда он привозил пленников, особенно часто французов, ибо по непонятным причинам представители этой национальности заслужили особую привилегию его наибольшей ненависти. Несчастные подвешивались за руки к виселице, стоявшей на вершине скалы, чтобы ее было хорошо видно с моря и чтобы люди, проплывавшие мимо, не упустили ничего из зрелища казни; огонь, разжигаемый под ногами жертв поджаривал их, и их судороги и крики от боли оживляли любовный пыл, немного потухший за годы совместной жизни, ужасных любовников. Говорили также, что рядом с виселицей были сложены холмики из костей, а тропа к ней была выложена черепами; что касается Ванды, то ее можно было увидеть прикованную за лодыжку к столбу, имеющую в качестве одежды только свои роскошные длинные волосы и скачущую, как лошадь на манеже, под кнутом хромого негра — верного Конго, настоящего преданного друга Муньоса еще с тех времен, когда он имел церковный приход в Кито.

Властями была организована экспедиция под командованием негритянского адмирала, самого Падиллы. Он не обнаружил никаких черепов, но на вершине «они нашли потухшие остатки костра, обрывки парусов, куски ящиков, некоторые брошенные инструменты, следы лагеря многочисленного отряда; офицер, командовавший этими поисками, принес длинную цепь, которая была привязана к столбу и заканчивалась открытым кольцом, запирающемся на ключ».

Муньос, имевший и другие базы, ушел в открытое море.

Один путешественник (Магр не приводит его имени) однажды увидел в тумане устрашающий корабль. «Наш курс, — рассказывал путешественник, — лежал на север от острова Куба. Когда я поднялся на палубу, туман уже немного рассеялся: я мог разглядеть всю оснастку корабля. Матросы занялись приготовлениями к бою. Палуба была заставлена всем, что только могло служить нам защитой.

Капитан распределил между матросами все огнестрельное оружие, которое нашлось у пассажиров. Казалось, они не знали, что с ним делать то ли из-за его малого калибра, то ли из-за тонкой работы его рукоятей. Этим крепким мужчинам атлетического сложения, нужно оружие, отвечающее их сильным рукам; они должны плотно держать его всей ладонью и отдавать себе отчет по поводу ран, которые они могут нанести противнику. Топор, длинная абордажная сабля, длинные пики — вот их любимое оружие, потому что они хорошо понимают, что сильный удар топора разрубает череп на две части, что удар кинжалом в грудь делает в ней большую рану, что удар саблей отсекает руку, вспарывает живот и что все эти раны выводят человека из боя.

Наша защита была организована с умом, учитывая наши слабые возможности. Глухой шум, который мы слышали, исходил от приближающегося пиратского корабля и шел со стороны левого борта; именно с этой стороны мы ждали нападения и сюда мы переместили все наши силы. Малуэрн с зажженным факелом стоял около своей батареи и приоткрытого орудийного люка, ожидая только благоприятного момента, чтобы дать залп.

Наши матросы, вооруженные топорами, саблями, пистолетами и длинными баграми, выстроились по обеим его сторонам, готовые убить всех, кто попытаются взобраться на борт или повиснуть на нем. Сзади в укрытии находились вольные стрелки; они должны были вести прицельный огонь только по команде своего человека. Каждый был на своем посту, ожидая команды от капитана выполнять свое задание согласно разработанной системе защиты корабля.

Мы смотрели во все стороны с беспокойством, опасаясь внезапной атаки; но не видя приближения врага, мы уже начали думать, что отделались лишь демонстрацией нашей готовности защищаться и что нам больше ничего не остается, как поблагодарить друг друга за мужество и волю, проявленные каждым в критический момент.

Тем временем, как только рассеялся туман, матрос, отправленный капитаном в качестве наблюдателя на марс грот-мачты, подал нам условный сигнал. Мы не могли еще разглядеть пиратский корабль, но слышали глухой шум весел, проворачивающихся в бортовых уключинах. Вскоре мы заметили размытый в тумане молочный силуэт; это был широкий прямой парус. Капитан приказал, чтобы все легли на палубу лицом вниз, готовые вскочить по первой команде и стрелять в упор по врагу. Во время этого томительного ожидания бретонец бесшумно открыл орудийные люки, просунул в них стволы орудий таким образом, чтобы иметь возможность прицеливаться и поджечь запал. В руке он держал зажженный факел. Капитан, одетый в форменную куртку и с матросской фуражкой на голове, сжимал в руке штурвал руля и управлял кораблем с таким безучастным видом, как будто единственной его мыслью было не сбиться с курса. Он занял данную позицию, чтобы особо тщательно проследить за ходом нашего корабля и обмануть бдительность пиратов, не дав им знать о наших приготовлениях. Вахтенный матрос лежал на палубе около него, готовый немедленно сменить капитана, если близкая опасность вынудит его покинуть показной пост и возглавить наши морские и военные силы».