Так Ван Доорн второй раз переходит на другую воюющую сторону.

Испанцы согласились. На свою беду. Кто предал один раз, предаст снова: сторожевой пес набросился на охраняемых им баранов; он потопил несколько галионов, присвоил себе самые богатые грузы и погнался за другими! Контрабандисты не всегда оказываются хорошими жандармами…

Вероятно, что после этого случая, «ненавидимому в равной степени французами, испанцами и голландцами», не говоря об англичанах, Ван Доорну было бы трудно раздобыть для себя корсарский патент на постоянную службу. Так случилось, что он принял участие в экспедиции к Веракрусу в качестве члена экипажа, а не капитана.

Смерть вспыльчивого пирата в результате глупой ссоры с Лоренсом де Граффом поставила точку в его шараханье от одного народа к другому…

Богатая вдова Ван Доорна (ни одно из преданных им государств не наложило руку на его имущество) перебралась в Остенде, где жила счастливо до самой смерти.

Объединение флибустьеров для этой экспедиции включало в себя Граммона и Ван Доорна, находившихся вместе на борту настоящего военного корабля с 50 пушками, а также Лоренса де Граффа, Годфруа, Жонке и других, командующих шестью менее значительными кораблями. Маленькая эскадра насчитывала 1200 человек.

Значительное количество для объединения флибустьеров. Но они замахнулись на самые сильные позиции испанцев, на центральный «редут» защитных укреплений Мексиканского залива с гарнизоном в 3000 солдат, который еще мог быть усилен за несколько дней подкреплением от 15 000 до 16 000 человек, не считая 600 защитников цитадели Сен-Жан де Улуа, вооруженной 60 пушками и держащей оборону города и порта. Это было, пишет автор «Истории Америки» (1770), такое же безрассудно смелое предприятие, как если бы 1200 басков, сидя в десяти утлых лодках, осмелились бы атаковать Бордо.

Однако именно это попытались сделать наши флибустьеры и добились успеха.

Они высадились ночью в нескольких лье от города, к которому подошли уже на заре. И тогда было реализовано предсказание Граммона, которое он выскажет позже по поводу предстоящей операции в Кампече: напуганные до полусмерти защитники города открыли ворота без малейшего сопротивления.

Флибустьеры растеклись по улицам, заняли все укрепления, перекрыв жителям все дороги к бегству из города, затем заперли знатных горожан в соборе. Окружив здание бочками с порохом, они объявили, что взорвут его, если им не выплатят выкуп в размере двух миллионов пиастров.

Один миллион им принесли сразу. Остальная сумма должна была быть собрана за три дня. Все эти три дня банда флибустьеров методично грабила город.

Второй миллион, — а скорее третий или четвертый, так как грабеж принес колоссальную прибыль, — еще не был собран, когда дозорные возвестили о появлении в море семнадцати испанских кораблей, а со стороны берега — облака пыли, что означало приближение к городу отряда испанских солдат.

Три пушечных залпа пробили сигнал тревоги с первыми лучами солнца.

К счастью, добыча и 1500 рабов были уже погружены на четыре самых больших корабля. Со всех ног бросились флибустьеры к своим кораблям, таща на себе последнее, что удалось украсть, и толкая перед собой пленников и заложников.

По легенде, а надо помнить, что это только легенда, именно в этот момент произошла драка между Ван Доорном и Лоренсом де Граффом. Момент был явно неподходящим. В действительности ссора, в результате которой де Графф нанес смертельную рану Ван Доорну, возникла несколькими днями раньше (видимо, до осады города) в двух лье от Веракруса на Кайе дю Сакрифис.[39] Ничтожным мотивом ссоры явилась возможная клевета, простая болтовня одного англичанина о никем не виденном «кожаном кофре, украшенном арабесками», куда Ван Доорн якобы складывал свою персональную добычу, права на которую оспаривались Лоренсом де Граффом.

На этом закончим с легендой и вернемся к нашим флибустьерам. Спешный отъезд их из Веракруса произошел без какого-либо значительного инцидента, что можно считать просто чудом. И когда прибыл в город вооруженный отряд испанцев и достиг порта испанский флот, грабители в полном составе были уже далеко и возвращались домой на свою базу с победой, притом на кораблях, оседающих под тяжестью сокровищ.

В действительности только одна удача позволила пиратам вернуться домой: флибустьеры оказались в плену у полного штиля и их провизия была уже на исходе, когда течение чудесным образом пригнало буквально им в руки галион с мукой, который при такой погоде они никак не смогли бы догнать.

Спустя некоторое время Лоренс де Графф и Граммон расстались с довольно резкими выражениями (похоже, что Граммон обвинял Лоренса в убийстве Ван Доорна), а потом после нескольких самостоятельных удачных набегов оба вновь оказались на Ямайке. Почему на Ямайке? Для Лоренса де Граффа, очевидно, потому что после его драки с Ван Доорном он не посмел вернуться на Санто-Доминго, куда он отправится только много позже.

Вот как рисует Эксквемелин картину загулов вернувшихся с победой на Ямайку флибустьеров:

«Когда они прибыли на Ямайку, одежда их была рваная и грязная, лица худые и бледные. Но никто не замечал беспорядка их внешнего вида, все смотрели только на сокровища, которые они несли.

Все с восхищением и удивлением глазели, как одни из них тащили большие мешки с серебром на своих плечах и головах, другие несли в руках все, что только человек может унести. Каждый радовался их приезду и принимал участие в общем веселье согласно своей профессии и таланту, ожидая возможности поживиться и поделить добычу флибустьеров между собой, особенно это касалось торговцев и хозяев кабаков, женщин и игроков.

Сначала победители отправились в кабаре, где все было к их услугам: из запасников доставалась любая еда и вино, которые они хотели съесть и выпить для поправки своего расшатанного здоровья, но довольно быстро они восстановили свои силы и перешли от необходимого рациона к излишествам. На столах появились только изысканные блюда и отменное вино. Обилие съеденного и выпитого ударило им в голову: они подбрасывали вверх стаканы, переворачивали горшки и блюда; на столах и под ногами валялись осколки стаканов, смешанные с остатками еды и пролитым вином; пир превращался в отвратительную оргию, в результате которой за ущерб приходилось платить больше, чем за удовольствие.

Некоторые, утомленные такой жизнью, шли к торговцам, выбирали красивые ткани и шили себе изумительные одежды. В таком виде они предстали перед дамами, затем засели за игру и в скором времени спустили все, что имели. Тогда они отбыли с Ямайки в таком же виде, как и прибыли сюда накануне, практически без денег, такие же утомленные и побитые в результате загулов, как ранее от голода и трудностей скитания по морям.

Когда спрашиваешь у флибустьеров, какое удовольствие они получают, спуская так бездумно все свое богатство, добытое с таким трудом, они простодушно отвечают: „Мы ежеминутно подвергаемся бесчисленным опасностям, поэтому наша судьба не похожа на судьбы простых людей. Сегодня мы живы, а завтра можем умереть, зачем нам копить богатства и заводить хозяйство? Мы живем только сегодняшним днем и не думаем о завтрашнем. Наша единственная забота — жить в удовольствие, а не отказывать себе во всем ради непонятного будущего“».

Чем заняться после такого успеха? Начать все заново.

Но не стоящее на месте время многое изменило. Версаль все настойчивее требовал уважения к его испанскому «другу», даже если последний сам не менял своей позиции на островах «Индии». Господин де Кюсси стремился исполнить приказы короля как можно лучше. Он сам предстал перед Граммоном, чтобы попытаться его остановить. Но губернатор вынужден был прикрывать свою неудачу в этих переговорах, бросая в лицо строптивым флибустьерам страшные, но невыполнимые угрозы. Однако появилось новое существенное обстоятельство: корсарская деятельность на «Индийских островах» была запрещена.