Так как я никогда не слышал хоть одного случая о том, чтобы опрокинутый на бок корабль не пошел немедленно ко дну, то я приготовился к тому, что в любую секунду море поглотит „Дорис“. При каждом новом ударе огромной волны я инстинктивно закрывал глаза. Настроение экипажа можно было выразить в двух словах: покорность судьбе. Они ни о чем не думали, ничего не предпринимали, а пассивно ждали своего конца.

Однако, когда все мы увидели, что прошло уже две или три минуты с тех пор, как наш бриг завалился на правый борт, а мы еще не погрузились в море, надежда вернулась к нам. Многие матросы принялись лить слезы от радости и истово благодарить Бога за это чудо.

— Гарнерей, — обратился ко мне капитан, — прыгайте в лодку вместе с боцманом Флери и немедленно займитесь добыванием разбросанного материала, досок и тому подобных вещей, которые сгодились бы для строительства плота.

Слово „плот“ удвоило нашу надежду, ибо мы находились всего лишь в сорока лье от побережья и могли бы надеяться достичь земли с помощью нехитрого сооружения.

Наш корабль лежал на боку таким образом, что каждый новый вал с силой обрушивался на мачты, что очень затрудняло нашу работу. Тем не менее, нам удалось оторвать нижние реи, которые должны были служить основой для конструкции плота. Особенно много сил у нас уходило на борьбу с неграми, укрывшимися среди корабельного такелажа и пытающимися каждую минуту завладеть нашей единственной лодкой.

Тщетно пытались мы их успокоить и заверить, что работаем для их же спасения, они все равно продолжали свои попытки, осыпая нас проклятиями и угрожая убить. Они уже были так близки к тому, чтобы захватить эту спасательную шлюпку, что мы были вынуждены спустить ее на воду и самим выйти на ней в открытое море.

В душах матросов надежда сменилась отчаянием. Действительно, строительство плота, нашего единственного средства спасения, становилось из-за тупости негров невозможным. Лодка качалась на волнах в нескольких саженях позади „Дорис“; по приказу господина Лиара мы внезапно приблизилась к корме, прежде чем негры разгадали наше намерение.

Господин Лиар, Буден и брат Флери, находившиеся на самом краю кормы, быстро прыгнули в лодку, и мы все пустились в открытое море. Работорговец, как видно, не считал себя обязанным соблюдать морской закон чести, предписывающий капитану покидать тонущее судно последним.

Не успели мы отплыть на несколько метров от „Дорис“, как негры попрыгали с корабля в море и пустились вдогонку за нами. Наш малочисленный экипаж приналег на весла, и лодка помчалась вперед, насколько это было возможным, в разыгравшемся море.

Постепенно число наших преследователей уменьшалось. Некоторые не рассчитали свои силы, другие оказались добычей акул. Наиболее сильные негры догнали нашу лодку, но она и так с трудом выдерживала шесть человек. Работорговец и его помощник вооружились веслами и отталкивали негров с яростью, которую мое перо отказывается описывать…»

Если не хватало черных рабочих рук рабов, то многие сельскохозяйственные страны должны были найти себе другие руки.

Такова причина появления «торговли кули».

На языке Индостана «кули» означает работник на день. В основном так называли пахарей.

Англичане считали возможным нанимать работников такого профиля, чтобы доставлять их в свои южные колонии.

Уже в 1838 году один из кораблей перевез укомплектованный груз чернорабочих из Калькутты в Гайану.

Это создало прецедент.

Через четыре года английское правительство официально признало такой вид эмиграции; в то же время оно регулировало перевозку рабочих и установило жесткий контроль над методами вербовки; власти следили, чтобы найм на работу проводился на добровольных началах, чтобы эмигрантов не запихивали в большом количестве на корабль, чтобы их хорошо кормили и т. д.

Прежде чем взойти на корабль, эмигранты соглашались на службу в колонии на пять лет, зарабатывая при этом небольшое вознаграждение; по истечении срока они могли начать работать для себя; такая же система существовала и у буканьеров, но теперь все было взято под контроль правительства. К тому же, телесные наказания были запрещены для кули, нарушивших по каким-либо причинам свои договора. Единственным легальным наказанием для них считалась тюрьма.

Англия взяла на себя массовый вывоз индусов в свои колонии; о масштабах этого вида эмиграции можно судить по следующим статистическим данным, собранным за тридцать лет (1843–1873 года).

Из этого общего числа кули надо вычесть 137 000 человек, вернувшихся обратно в их страну в течение того же периода.

Начинание Англии было подхвачено португальскими предпринимателями, которые вместо индийских кули начали вербовать китайцев для работы в странах Южной Америки. Первый подобный груз прибыл в Перу в 1847 году; за ним последовали и многочисленные другие, так как сначала не было недостатка в желающих отправиться на заработки за два океана.

Но вскоре число людей, решивших покинуть свою родину, стало уменьшаться и, в конце концов, источник дешевой рабочей силы совсем иссяк; именно тогда и началась настоящая торговля желтыми рабами.

Когда заключение договоров с азиатами стало невозможным, судовладельцы в 1850 году изменили тактику. Они вооружали банды, которые внезапно нападали на китайские деревни и силой грузили в лодки крепких мужчин. Пиратские флотилии под португальским флагом постоянно бороздили китайские моря, заплывали в широкие дельты рек, поднимались вверх по течению рек, грабя и захватывая все и всех на своем пути. Жители деревень, находившиеся в постоянном страхе, обратились за помощью к своему правительству, заявившему в ответ о своей невозможности выделить средства на их защиту; провинция Кантона, которой надоело платить налоги властям, не желавшим ее защищать от набегов пиратов, восстала в 1853 году; во многих районах страны вспыхнула гражданская война.

В последующие годы зло продолжало разрастаться, потому что многочисленные французские, испанские, английские и германские пираты присоединились к португальским.

Несчастными китайцами, вырванными силой из родных мест, набивали трюмы кораблей, как когда-то черными рабами. Во время перевозки по морям и океанам они получали лишь скудную несъедобную пищу. Наконец, по прибытии в обжитые испанские колонии они попадали в бесконтрольное, беззаконное и безграничное рабство.

Англия, усмотрев в этих фактах насилия возрождение работорговли, первая высказала свой протест. В 1854 году она приняла меры, направленные на прекращение подобной торговли с Гонконгом. Она запретила своим гражданам заниматься работорговлей людьми желтой расы; почти сразу же за ней германское правительство сделало такое же заявление о запрещении подобной деятельности своим морякам, плавающим в азиатских морях.

Императорский двор Франции пока никак не высказывал свое отношение к данной проблеме, но, чувствуя себя неудобно из-за жестких мер, принятых другими мощными державами, включая Португалию, он прислушался к словам некоего капитана Режи, предложившего снабжать французские колонии негритянскими кули.

Капитан Режи вызвался провести такую операцию на африканском берегу. Он прибыл на своем корабле «Шарль и Жорж» к побережью черного континента, в страны, где процветало рабство. Здесь Режи набрал «живой» груз, заплатив недорого за него местным королям, и взял на себя труд переправить во французские колонии несчастных рабов, которых он всех тщательно записал в бортовой журнал как работников, завербованных на добровольных началах.

К несчастью для этого будущего миллионера, португальский военный корабль, капитану которого «Шарль и Жорж» показался подозрительным, погнался за ним и настиг французский корабль недалеко от островов Зеленого мыса 29 ноября 1857 года.