Жители города, мужчины и женщины, соревновались в усердии, помогая гезам в их работах.

Угнетенный народ с энтузиазмом и восторгом принял известие, что морские гезы, наконец, закончили строительство крепости. Каждый чувствовал, что надвигается революция. В ожидании момента, когда можно будет взяться за оружие, горожане повторяли двустишие:

Здесь заканчивается история про морских гезов, рассматриваемых как пираты; взятие Ла-Бриля дало им родину, которая вскоре окрепнет и превратится в Голландию. Гезы еще надолго сохранят свое название, которое они прославили; но они станут воюющей стороной, признанной другими народами. Впрочем, лучше дисциплинированные, они утратят свой независимый характер, который к данному моменту нашей истории превратил их из разбойников в борцов за свободу своей родины.

Начиная с времен позднего средневековья, пиратство в чистом виде практически исчезло с европейских берегов то ли из-за того, что пираты настойчиво преследовались всеми морскими силами цивилизованных народов, не оставлявшими им никакой надежды на успех, то ли они постепенно перешли на службу: вопрос, можно ли термин «корсар» со всеми привилегиями, согласованными с постоянно воюющей стороной, применить к берберам или морским гезам, был в целом лишь словесной уловкой международного права, спором о законности действий правительства. В любом случае корсары находились в руках властей, хотя бы по причине необходимости пополнять свои запасы еды, военного снаряжения, корабельных снастей и т. д., а в Европе к этому времени уже не существовало берегов, не доступных морским или наземным силам упомянутых властей.

Когда открытия Христофора Колумба и его последователей показали миру тысячи километров девственных (с нашей точки зрения) берегов, контроль над которыми будет устанавливаться еще в течение длительного времени, то ситуация изменилась: бесчисленное количество авантюристов ринулось в эти далекие моря, чтобы там грабить либо воздвигнутые к тому времени постройки на суше, либо транспортные суда, везущие сказочные сокровища из Центральной Америки.

Заслуга Франции, благодаря беспрестанной войне, которую она вела вплоть до конца XVII века против Испании (по крайней мере у Антильских островов), а также созданию настоящей военной колонии на маленьком острове Тортуга, напротив Санто-Доминго или Эспаньола (ныне Гаити), состояла в привлечении этих авантюристов на службу, с тем чтобы сделать из них солдат постоянной армии и флота… или почти. Так появились флибустьеры, официальное название колониальных корсаров. Очень похожие на пиратов, пока их деятельность слабо контролировалась или когда театр военных действий удалялся, оставляя «актеров» вне досягаемости, или когда наступало перемирие, почти так же хорошо организованное, как военные действия метрополии в течение нескольких лет XVII века. Флибустьеры использовались французскими властями в своей колониальной политике, потому что эти авантюристы реально существовали, могли пополнить колониальные войска и лучше было их иметь на своей стороне, чем против себя; потом на деятельность флибустьеров наложили запрет, когда стало возможным заменить их более мощными военными отрядами и когда были найдены способы ввести в силу этот запрет.

В другой ситуации находилась Англия: ведя гораздо чаще мирную жизнь, она не чувствовала себя способной покорять другие земли, становиться метрополией, заниматься мирными или военными проблемами в колониях, разбираться со своими «свободными добытчиками». Последних власти объявили вне закона, повесили всех (или почти всех), кого сумели схватить, а с ними заодно и всех других «десперадос», в общем, всех пиратов. Термин «свободный добытчик» воспринимался как синоним слов: разбойник, мародер, пират.

Итак, надо поделить историю авантюристов Антильских островов на две части, начинающиеся почти одинаково, но затем расходящиеся все больше и больше.

Первые французские владения на Антильских островах, Больших и Малых, существовали вначале только фактически, оспариваемые не только главным противником, но и всеми остальными. Эти владения или зоны влияния позволяли эмигрантам (в основном, морякам, так как добраться сюда можно было только морем) прокормиться на новой земле, построить себе жилища или иногда отнять их у врага.

Здесь кроется объяснение двойного смысла, одновременно наземного (буканьеры и колонисты, называемые тогда «обитателями», занимающиеся добычей пищи и вербовкой солдат) и морского (проще говоря, флибустьеры, или, в более широком смысле, «авантюристы»), такого понятия, как «береговые братья», о жизни которых повествует нам Оливье Эксквемелин.[28]

В действительности об этих чудесных приключениях мы не узнали бы ничего (официальные рапорты губернаторов Тортуги были очень сухие и набрасывали на все, что нас интересует, стыдливое покрывало: это не предназначалось для королевского двора…) без протестанта из Онфлера, родившегося в 1646 году, который, выучившись на хирурга, внезапно оказался в год получения диплома сражен новостью о запрете врачебной практики для сторонников реформации католической веры и который в результате такого рода гонений ринулся искать счастье в «Индию», как многие с похожей судьбой, и здесь стал «хирургом флибустьеров». К счастью для нас, он оказался прирожденным наблюдателем и великолепным писателем.

Мы не можем воспроизвести в данной книге все то, что он рассказывает о буканьерах, этих колонистах, которые, несмотря на запрет испанцев, обосновались на огромных незаселенных пространствах Санто-Доминго и здесь жили, охотясь на буйволов (быков и коров) и «одичалых» свиней, то есть свиней, сбежавших в леса из загонов испанцев; они коптили на кострах туши быков, насаженные на вертела (место коптильни называлось буканом), а продавали только шкуры, так как остальное было нетранспортабельно, они также засаливали и продавали мясо свиней. Заметим только, что такая торговля — обмен на соль, на несколько кусков ткани и необходимое оружие — осуществлялась их «морскими братьями», флибустьерами; затем, когда испанцы вздумали их прогнать, бросив против них ужасных «кровожадных псов», обитатели лесов сами стали флибустьерами, представляющими отныне для испанцев более опасного врага, чем будучи раньше мирными охотниками.

Оставим также историю острова Тортуга, которая уведет слишком далеко, и даже историю ее губернаторов[29], от которых происходят, однако, все превратности судьбы флибустьеров, плохие и хорошие, и посмотрим, как Эксквемелин нам их представляет:

«Они собираются вместе, пятнадцать или двадцать человек, все хорошо вооруженные, с одноствольной пушкой на четырех опорах, выстреливающей от одного до шестнадцати ядер подряд, и обычно с одним или двумя поясными пистолетами, стреляющими очередью от двадцати до двадцати четырех пуль; кроме того, у них есть острая сабля и тесак. Сформировав команду, они выбирают себе вожака, грузятся на каноэ, маленькую беспалубную лодку, сделанную из ствола дерева, которую они покупают в складчику, если только их вожак не покупает ее для себя лично при условии, что первый захваченный ими корабль будет принадлежать ему. Они набирают с собой немного провизии на то время, что будут добираться от данного места отплытия до места назначения, где, они знают, смогут раздобыть пищу, а также запасные матросские штаны и пару рубашек на всех. Экипировавшись таким образом, они приближаются к какой-нибудь речке или испанскому порту, откуда они предвидят появление барков[30], и, завидев один из них, бросаются на него и побеждают, присваивая барк себе. И всегда на корабле оказываются продовольствие и товары, которыми испанцы обмениваются между собой, и, воспользовавшись ими, они остаются сытыми и довольными, а также получают себе новую одежду.