Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Эта на удивление простая церемония, судя по всему, проводилась в двух обстоятельствах. Консоламент (consolament) давали верующему, когда тот хотел стать совершенным, а совершенные давали его верующим по их просьбе, когда этим верующим грозила гибель. Как в одном, так и в другом случае церемония была практически одинакова; но когда консоламент давали умирающему, обряд проводился в еще более упрощенной форме. Прежде всего у кандидата спрашивали, препоручает ли он себя Богу и Евангелию. Если ответ был утвердительным, ему приказывали дать обещание отныне не есть ни мяса, ни яиц, ни сыра, ни прочей пищи, кроме растительных блюд, приготовленных на растительном масле, и рыбы. Далее кандидат обещал не лгать, не давать клятв, не вступать в плотские отношения и не покидать сообщество катаров из страха перед смертью в огне, в воде или любой иной гибели. Дав требуемые обещания, кандидат читал «Отче наш» «на еретический манер», затем совершенные налагали на него руки и возлагали на голову книгу — без сомнения, Новый Завет. Потом совершенные целовали его и преклоняли перед ним колена. И все участники собрания также по одному преклоняли колена перед кандидатом, и на этом все заканчивалось. В сохранившемся до наших дней документе катаров, носящем название Лионского ритуала, церемония консоламент описана со многими подробностями; например, указано, каково должно быть расположение предметов в комнате, слова, которые следует произносить, а также объясняется смысл и происхождение обряда, и т. д. Церемония, изложенная нами выше, является ядром, основой сакрального ритуала, главной частью которого считалось «наложение рук». Видимо, катары усматривали в консоламенте своего рода причастие, ибо посредством него человек принимал Святой Дух, часто идентифицировавшийся с Христом.

Как это ни удивительно, но из обряда консоламент мы не узнаем ничего, что относилось бы к основным догмам катаризма. Любой католик мог бы исполнить этот обряд, пребывая в уверенности, что он ни в чем не преступил законов своей веры. Консоламент налагал на верующего определенные обязательства в земной, материальной жизни, но нисколько не регламентировал его поведение в жизни духовной. Испытание духа кандидата проводилось «до того». О том, какие ритуалы предшествовали церемонии, мы почти ничего не знаем, и естественно предположить, что речь идет об инициации, или, скорее, об обучении и о периоде испытания[2]. Для верующих, просивших консоламент перед смертью, обучение, вероятно, сводилось к прослушиванию проповеди, содержавшей достаточно подробное изложение учения и требование безоговорочной веры в катарскую доктрину. Если же верующий, принявший консоламент в предчувствии смерти, выздоравливал, он мог по собственному желанию вернуться к жизни простого верующего. Такие случаи бывали редки, так как обычно совершенные сами решали, пребывает ли кандидат на принятие консоламента на пороге смерти или же нет. Отметим: принявшие консоламент крайне редко отрекались от совершенного обряда. История катаризма свидетельствует, что принявшие косоламент строго соблюдали данные ими обещания, и в частности обещание не бояться смерти в огне.

Наконец, следует отметить еще один обряд, совершаемый зачастую в особых обстоятельствах. Все случаи его проведения относятся ко времени осады Монсегюра, то есть к 1244 г. Речь идет об обряде конвиненца (convinenza, букв.: соглашение). Суть его в том, что перед сражением верующий или воин, понимая, что они могут получить смертельную рану, результатом которой станет утрата дара речи, заключали соглашение с совершенными, чтобы те дали им консоламент даже в том случае, если они не смогут отвечать на положенные вопросы. Принять консоламент до начала сражения кандидат, разумеется, не мог, ибо он отправлялся убивать себе подобных. Есть основания полагать, что обряд конвиненца явился серьезным отступлением от строгих догм катаризма. Поэтому он проводился только во время осады Монсегюра, когда катарам пришлось защищать крепость, которой они придавали особое значение.

В повседневной жизни совершенные носили черную одежду, отличавшую их от простых верующих. Это были длинные черные шерстяные плащи с капюшонами, перепоясанные по талии поясом. Позднее, когда начались гонения, они стали одеваться как простые миряне, а символический шнурок прятать под одеждой или носить на шее. Тогда их стали называть «облаченными и совершенными». Женщины также могли быть «облаченными и совершенными». В Лангедоке среди сторонников катаризмы женщин было практически столько же, сколько мужчин, однако они, похоже, не занимали важных постов в катарской иерархии. И, как нам кажется, в катарских общинах не было «дьяконесс». Точно известно, что многие женщины-совершенные пользовались особым уважением. Во главе каждой общины катаров стоял диакон, а во главе нескольких общин, составлявших большое территориальное подразделение, епископ. В повседневной жизни епископу помогали два коадьютора: старший сын и младший сын. Когда епископ умирал, «старший сын» наследовал ему.

Альбигойцы

Названия, которые давали катарам. — В Средние века еретиков-дуалистов называли не только «катарами» или «манихеями». Чаще всего названия зависели от страны или государства. Так, в Боснии, Далмации и Северной Италии их называли «патаренами» или «патеринами», термином, образованным, скорее всего, от слова patera, «чаша». В Германии адепта катаризма называли ketzer; слово сохранилось в языке и в дальнейшем стало обозначать любого еретика. На севере Франции катары были известны как «попликане» (poplicains) или «публикане» (publicains). Скорее всего, слова эти происходят от латинизированной формы названия секты павликиан (paulicien). Часто катаров называли «ткачами», ибо среди представителей этого ремесла было особенно много еретиков; их также называли «буграми» (bougres), то есть искаженной формой слова «болгарин» (bulgare); слово сохранилось в языке, и первоначально обозначало катарских сторонников богомилов[3]. На юге Франции, где катаров было особенно много и где они пользовались достаточно большим влиянием, их называли альбигойцами; название это прочно вошло в историю и стало употребляться наравне с катарами.

Есть основания полагать, что впервые это название появилось в «Хронике» (1181) Жоффруа де Вижуа. К сожалению, причины возникновения данного термина нам неизвестны. В Альби адептов катаризма было не больше, чем в других городах Лангедока. А по некоторым сведениям, в этом городе ересь катаров вовсе не пользовалась популярностью, и его жители охотно вступали в отряды городского ополчения, с помощью которых власти боролись с покровителями еретиков. Однако когда в начале XII в. епископ Альби Сикар приказал сжечь заживо нескольких еретиков, народ возмутился и освободил приговоренных. Возможно, именно этот случай и стал причиною возникновения термина «альбигойцы», которым в Лангедоке стали обозначать катаров. Также не исключено, что рождением своим он обязан знаменитому диспуту в Ломбере (неподалеку от Альби), состоявшемуся в 1176 г. Епископ Нарбоннский в сопровождении нескольких епископов лично приехал в Ломбер принять участие в диспуте с еретиками. И быть может, термин «альбигойцы», не имевший прежде никакого уничижительного оттенка, стал напоминанием о провале католиков на этом диспуте. В XIII в. термин появляется в трудах большинства хронистов и историков, освещавших крестовый поход, вошедший в историю как «крестовый поход против альбигойцев». Название «альбигойцы» стало употребляться повсеместно, и теперь главное не забывать, что всякий раз, когда говорят об альбигойцах, имеют в виду катаров, то есть неоманихеев юга Франции.

Все перечисленные выше названия были даны еретикам их противниками. А как называли себя сами еретики? Они называли себя «христианами», однако термин этот весьма расплывчат и может породить путаницу. Похоже, сообщество верующих не нашло ни одного слова, подходящего для характеристики адептов церкви дуалистов даже на местном уровне. Термины «катары» и «альбигойцы» были неизвестны дуалистам-южанам, и для обозначения совершенных катаров они использовали особое словосочетание: они называли их «добрыми людьми». Название это, сохраненное для нас инквизицией, является трогательным свидетельством почтения, питаемого жителями Лангедока к альбигойским диаконам.

вернуться

2

Шевалье Пейре-Рожер де Мирпуа, отец защитника Монсегюра, получив в бою ранение, был «наставлен» еретиком Изарном де Кастр. Текст гласит, что прежде, чем дать раненому консоламент, Кастр «наставлял» его. — Примеч. автора.

вернуться

3

Когда дело еретиков было проиграно, слово «bougre» приобрело бранный оттенок и стало использоваться для обозначения еретиков и содомитов. — Примеч. переводчика.

8
{"b":"169958","o":1}