Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Я иду по узкой тропе, отводя в сторону ветки миндаля. Полдень, солнце печет. В просветы между деревьями виднеется быстрая река. Я иду по берегу Эра. Помню, когда-то я уже шел этим берегом под таким же палящим солнцем. Но шел ли я именно здесь? Нет, конечно. Однако растительность та же самая. Заслышав мои шаги, лягушки прыгают в разные стороны, и я стараюсь не раздавить их, потому что под оболочкой каждой твари скрыта частичка божественной души. На берегу Эра, на крохотном пляже с золотым песком я впервые увидел чудесную зримую оболочку лежащей на солнце Эсклармонды де Фуа.

Как выглядит теперь эта оболочка? Дух Эсклармонды достиг высот совершенства, но плоть, в которую он облечен, должна была увянуть и потерять свою красоту. В Монсегюре никому не дано видеть Эсклармонду. Она никогда не выходит из своей башни. Наверное, старость произвела с ней более пугающие перемены, чем с другими женщинами. Быть может, ее сейчас ничто не интересует, кроме астрологических занятий. Какой печальный закон, во исполнение которого красота несет в себе первопричину собственной смерти! Но разве не бывает исключений?

Ветви преграждают мне тропинку. Я отвожу их, иду дальше и с трудом сдерживаю вскрик. На песчаной косе, омываемой водами Эра, раскинулась обнаженная женщина, наполовину прикрытая тонкой тканью. Судя по капелькам влаги на ее теле, она только что искупалась. У нее тоже три косы… Я вижу ее лицо и узнаю его. Это Эсклармонда де Фуа! Но разве такое возможно? Она кажется еще моложе, чем прежде. Хруст веток под ногами, похоже, разбудил ее, но лишь на мгновение. Я успел заметить, как из-под век сверкнул металлический блеск, столь поразивший меня в тот раз, когда я нес ее на руках и когда впервые получил откровение о таинстве духа. Может, я стал жертвой колдовства? Да нет, колдовство не существует. Значит, Эсклармонда де Фуа — единственная обладательница секрета вечной молодости.

Примчавшийся неизвестно откуда ветерок обдувает меня своим дыханием. Сделав шаг назад, я неожиданно оказываюсь в далеком прошлом. Я снова лохматый и оборванный юнец, с подошвами, превратившимися от долгой ходьбы босиком в сплошную мозоль. Мне хочется хохотать, бегать, беспричинно бить в набат — как прежде. Чувствую: если захочется пить, я не стану черпать воду ладонью, а буду лакать. Темные духи завладели мной, баламутя на темном дне моей души. Как, мне схватить ту, кто всю жизнь являлась для меня образцом духовного совершенства?! Держать в руках скинию — и осквернить ее! Аромат розовых цветков лавра, запах жизни овевает меня. Мои ноги уперты в землю. Я готов к прыжку. Случайно бросаю взор в небо и вижу белую птицу, парящую прямо над моей головой. Неужели это чудо? Неужели я вижу голубя Святого Духа? Птица снижается и, покружив над верхушками деревьев, улетает. Но я принял ее послание и возвращаюсь на тропинку. Мои почерневшие на миг волосы снова побелели, на подошвах моих больше нет мозолей, и если бы мне вздумалось полакать из речки, я бы не знал, как к этому приступить.

Медленным шагом я возвращаюсь в Монсегюр, к его рыцарям, дьяконессам, к подземному городу. Иду и спрашиваю себя, видел ли я сон, или все случилось со мной наяву, и размышляю о вечной молодости Эсклармонды…

Люди, расставленные на холмах, ночью подают сигналы кострами, а днем звуками труб. По дороге на Лавланет без устали скачут всадники. Прибывшие из Фуа и Тулузы привозят дурные новости. Пьер дез Арси, сенешаль французского короля в Каркассонне, и епископ Альби собрали армию, она сейчас находится в стенах Тулузы. Хотят разрушить Монсегюр, этот вознесшийся над равниной очаг ереси, не намеренный считаться ни с Папой, ни с Францией. Как и тридцать лет назад, Церковь пообещала участникам штурма индульгенции и, подстегивая пыл рыцарей, нацепила им на грудь крест.

Из всех пиренейских замков, где есть альбигойцы, в Монсегюр стекаются добровольные защитники. Они поднимаются по узкой тропе, петляющей до самых ворот замка, обращенных в сторону Лавланета. Среди них есть и крестьяне, несущие за плечами весь свой скарб, мешки с мукой или овощами, и рыцари, не имеющие ничего, кроме меча и копья. Старый Раймон де Перелла, признанный сеньор Монсегюра, встречает беглецов на пороге. Я давно уже стою здесь, изумляясь, как такое огромное количество людей, мулов и лошадей может найти себе место в подземных галереях крепости.

Вот немногословный Пейре Рожер де Мирпуа, он командует нашими воинами. Когда Симон де Монфор отдал его замок французскому шевалье Ги де Леви, он с несколькими рыцарями в безлунную ночь попытался отбить свое владение. Теперь он отказался от этих попыток, но лицо его стало грозным и непроницаемым, подобно воротам его утраченной крепости. Вот Палаукви де Фуа, Дельга из Лорагэ, Луи из Жерса — рядом с ними я сражался в Тулузе. Это настоящие храбрецы. Интересно, тогда им было столько же лет, сколько мне? Сейчас они выглядят значительно старше. Все, что связано со временем, для меня настоящая загадка.

Вот неукротимый Луп де Фуа. Вот Жеан Камбитор, воин-чародей с двусторонним щитом: лицевая сторона защищает от ударов секиры, оборотная — зеркало, в котором он острием даги вызывает призраков. Вот Рожер де Массабрак, у него дурной глаз. С друзьями он говорит отвернувшись, а на врагов глядит во все глаза, ибо, по его словам, они падают от одного только его взгляда. Вот сумасброд Амори де Небюлат. Каждый день в полдень он бросает на землю шлем и, срывая с себя одежды, клянется отныне жить голым, дабы обрести истинную чистоту, присущую только тем, кто достиг состояния простоты первородного человека.

Внезапно глаза мои лезут на лоб, я весь дрожу. На лошади к воротам Монсегюра подъезжает женщина. В полном рыцарском облачении, в серебристом шлеме и с мечом на боку ее легко принять за подростка. Я узнаю овал лица и пронизывающий взор. Это Эсклармонда де Фуа, воплощение идеала моей юности. Значит, я въяве видел ее на берегу реки. В наше жестокое время чистый дух не мог не взять меч и не облачиться в железо. И вот уже он вживе подъезжает к Монсегюру.

Молодая женщина легко спрыгивает с коня. Бросив несколько слов Раймону де Перелла, она озирается, словно кого-то ищет. Я уже давно с удивлением заметил, что все, кто приезжали, независимо от знатности, непременно почтительно приветствовали незаметную маленькую старушку, сидевшую под смоковницей на ступенях внутреннего дворика. Я сначала даже не взглянул на нее. Рядом с ней стоят два человека в черном. Лицо ее все в морщинах, а платье такое неказистое, что ее можно принять за служанку.

Ее-то и ищет молодая женщина, а едва заметив, бежит к ней, падает на колени и почтительно целует ей руки. Перед кем вечно юная Эсклармонда может падать ниц? Я наклоняюсь к стоящему рядом одному из многочисленных сыновей Канастбрю и спрашиваю, кто эта маленькая сморщенная старушка. Он смотрит на меня с горьким изумлением, с каким обычно смотрят на безумцев или святотатцев, и, ни к кому не обращаясь, вопрошает, неужели я могу шутить над тем, что священно. Затем, видя, что я действительно ничего не понимаю, отвечает:

— Но это же Эсклармонда де Фуа, виконтесса де Гимоэз! Сегодня она впервые спустилась с башни приветствовать свою племянницу, Эсклармонду д’Алион.

И быстро отходит в сторону: все Канастбрю гордятся своим умом, и ему явно неловко находиться в обществе такого невежды, как я. Но я бегу еще быстрее. Рана открылась и горит, причиняя мне ужасные мучения. Я должен идти, бежать, выплеснуть свое разочарование. Горе тому, кто верит в чудо, даже в чудо духа. Природа жестоко мстит ему. Законы плоти неумолимы. Никакая божественная сила не может превратить бренную оболочку в нетленный светоч красоты.

Старость сильнее духа. Пока я творил свой призрачный идеал, он увял.

О Господи, если никто и ничто не вечно — ни тварь, ни здание, ни божество, ни произведение искусства, — значит, правы мои братья-альбигойцы: жизнь — это дурное наваждение, череда несчастий. А поэтому от нее надо как можно быстрее избавляться, дабы перейти в царство истинной жизни, где совершенство незыблемо, а любовь неизменна.

50
{"b":"169958","o":1}