— Молли, — только и сумел выговорить Кайл, отходя от меня. Но в моей квартирке, не выходя за дверь, он мог уйти не дальше дивана. Однако Кайл взял с него свой пиджак и теперь держал его в руке. Неужели он уходит? — Ты должна отнестись к этому серьезно.

— Знаю. — Я нервно потрогала шрам на плече.

— Так же серьезно, как я. Иначе как мне участвовать во всем этом.

Подождите-ка. Что значит «во всем этом»? Речь идет только об угрозе на моем автоответчике или мы без предупреждения перестроились в левый скоростной ряд? Имеет ли это отношение к нашей воскресной стычке? И тут я сообразила, что и к расследованию, и к нашим отношениям он относится очень серьезно.

Он снова положил пиджак на диван и обернулся ко мне. От адреналина, а может, от паники у меня перехватило горло.

— Это по многим причинам плохая идея.

Я медленно подошла и остановилась в миллиметре от него.

— Огласи список.

Обвив рукой мои бедра, он ликвидировал это расстояние.

— Я не могу сосредоточиться, когда ты рядом.

— Это первый пункт списка или жалоба общего характера?

— И то и другое, — ответил он, крепко меня целуя. Голод и жар заняли место нежности и сдержанности наших последних поцелуев, и мне это нравилось. Я больше не хотела думать о Веронике, Дэвиде или Лисбет, я хотела думать только о нас с Кайлом и как мы всегда будем вместе, потому что это восхитительно и правильно и мы вдвоем преодолеем все трудности…

Если только не зазвонит его телефон.

Как бы лестно ни было то, что он ответил не сразу, я чувствовала, что поступаю дурно, и как любовница и как гражданка своей страны, не позволяя ему ответить на звонок.

— Телефон, — прошептала я.

— Я знаю.

— Твой.

— Угу. — Глубоко вздохнув, он отодвинулся от меня и взял свой телефон. — Угу, — повторил он в телефон, притягивая меня к себе свободной рукой. Я обвилась вокруг него, мечтая о том, чтобы этот рабочий вопрос оказался каким-нибудь пустяковым делом на пару минут, чтобы ночь впереди была нашей, когда я смогла бы забыть обо всем, кроме него. Но взамен я почувствовала, как напрягаются мышцы его руки.

— Где?.. Ладно… Угу.

Поцеловав его в щеку, я выскользнула из его объятий и взяла его пиджак, решив быть паинькой и не обижаться на вторжение реального мира в ночь, потенциальные возможности которой уже вскружили мне голову. Он захлопнул крышку своего телефона и снова вздохнул.

— Липскомб передает тебе привет.

Я подала ему пиджак, и он надел его — ловким движением, которое меня странно взбудоражило.

— И ему привет.

— Двойное убийство.

— Жаль.

— Собирайся.

— Что? — Как бы мне ни хотелось отпускать его, еще больше мне не хотелось сопровождать его на место преступления. Я и без него постоянно натыкалась на трупы.

— Я с тобой не поеду.

— Нет, ты поедешь к Кэссиди. Давай быстрее, я спешу.

— Ладно, но зачем?

Кайл подошел к пристенному столику и быстрым движением кисти выдернул автоответчик из розетки.

— Потому что я не хочу, чтобы ты оставалась одна. Может, ты предпочла бы провести ночь где-нибудь в другом месте?

— Да, но это явно не вариант, — ответила я, надеясь, что он оценит комплимент.

— Спасибо. Идем.

К счастью, я толком не успела распаковать сумку после уик-энда, и мне не потребовалось много времени, чтобы швырнуть вещи обратно. Он так торопился, что тут же схватил меня и потащил к двери.

— Значит, ты хотел остаться у меня на ночь только потому, что думал, что я в опасности? — спросила я, запирая замок.

— А ты как думаешь?

— Потому я и спросила, что не знаю, что и думать.

Он шлепнул по кнопке вызова лифта, но поцеловал меня с большой убедительностью.

— А ты еще подумай, — сказал он, заводя меня в кабину.

Есть что-то удивительно романтичное и совершенно нью-йоркское в том, чтобы целоваться на заднем сиденье такси. Даже в такси, где рваная обивка заклеена скотчем, в салоне воняет бензином, а молодой жилистый камбоджиец за рулем чуть ли не хихикает вслух. Почему-то боишься, что тебя бросит вперед, хотя вы крепко держитесь друг за друга. Этот страх — я уверена — был внушен мне каким-то фильмом, когда я была молода и впечатлительна, ну, то есть еще более молода и впечатлительна. Конечно, я из тех, кто, первый раз приехав в город, обязательно должен купить пирожок с вишнями и съесть его перед универмагом «Тиффани». И все равно, это потрясающее впечатление.

Как выражение на лице Кэссиди, когда она открыла нам дверь. Это была не столько торжествующая улыбка, сколько признание того, что они с Кайлом вышли на новый уровень сотрудничества, если не понимания. Я чувствовала себя Макгафином из фильма Хичкока, которым хитро и настойчиво манипулируют.

— Если она будет хорошо себя вести, можно ей посмотреть телевизор, прежде чем я уложу ее в кроватку? — спросила Кэссиди, давая нам понять, что можно войти.

Я переступила порог, но Кайл остался в коридоре.

— Можно. Только не подпускай ее к телефону.

— Мне утром нужно на работу, — сказала я.

— Держись скромнее и не распространяйся о своих следственных теориях, — напомнил Кайл, поднимая в руке автоответчик, дабы подчеркнуть смысл своих слов. Он с благодарностью взглянул на Кэссиди. Она кивнула, а он повернулся и пошел по коридору.

Кэссиди живет в большом доме в районе Западных семидесятых. У нее очень приятная квартира, где приглушенные тона объединяют строгую, но удобную коллекцию современной скандинавской мебели с огромными подушками и огромными книжными шкафами от пола до потолка, создающими баланс для больших окон. В таком месте хочется пристроиться в уголке дивана и обсуждать новости и, может быть, есть фондю. Стыдно признаться, сколько раз я, плюхнувшись на кожаный диван цвета орехового дерева, изливала здесь свою душу. Но сегодня у меня на душе было слишком тяжело, тяжело было даже снять куртку.

— Это была его идея, верно? — Кэссиди помогла мне раздеться. Я кивнула. — Выходит, он и впрямь о тебе беспокоится.

На этот раз я покачала головой.

— И как только Вероника догадалась? Мы были очень осторожны.

Кэссиди взяла у меня дорожную сумку и поставила ее на пол.

— Верно, — сказала она, ведя меня на кухню. — Но один из симптомов паранойи заключается в том, что больному повсюду мерещатся преследователи. Думаю, убийцы в этом схожи с параноиками.

На кухне, на безупречно чистом кухонном столе цвета вереска, как нельзя лучше подчеркивающего нержавеющую сталь, царило настоящее буйство красок. Кэссиди извлекла из бара полдюжины бутылок всех цветов радуги.

— Очень кстати. Я хоть и не убийца, но точно схожу с ума, — обрадовалась я.

— Но ты уже была жертвой преследования, Молли. Так что у тебя не паранойя, а обостренное чутье. Но если не перестанешь думать об этом, тебя ждет бессонная ночь. А пока нам есть чем заняться. — Она указала на бутылки. — Pousse-cafe[27].

Мне самой не хватает терпения аккуратно наливать ликеры так, чтобы они не смешивались, а образовывали красивые полоски, зато теперь я увидела, как вознаграждается столь кропотливый труд. А когда все готово, стаканчик выпивается одним залпом. Кэссиди опрокинула первую порцию и подвинула ко мне бутылку гренадина.

— Но, пытаясь меня запугать, Вероника выдает себя с головой.

— Не рассуждай, а наливай. Более сложные задачи тебе сегодня противопоказаны. Приказ детектива.

— С каких пор вы с Кайлом заодно?

— С тех самых, когда я поняла, что он обожает тебя почти так, как ты того заслуживаешь. — Не глядя на меня, она переставила поближе ко мне бутылку желтого шартреза, и все-таки я заметила, как она улыбается. И полюбила ее еще больше. Ничто не заставляет нас оценить друзей так, как враги. С этой мыслью я собралась провести весь вечер, отдыхая и наслаждаясь обществом Кэссиди и своего pousse-cafe. И хотя бы до утра забыть о том, что завтра я пойду в цветочный магазин.