— Ладно. Мрачное удовольствие. А может быть, и не такое уж мрачное. По-настоящему меня омрачает то, что я не знаю, как мне быть дальше.

— С работой или с бойфрендом?

— И с тем и с другим надо что-то делать.

Трисия, вздохнув, не согласилась:

— Сначала надо все-таки определиться с тем, что ты хочешь получить в результате.

Я пожала плечами.

— Что ж, как сказал философ, «Не всегда можно получить то, что ты хочешь»[1].

— Перестань валить все на древних, — вмешалась Кэссиди. — Послушай, я знаю: ты думала, что эта история с Тедди Рейнольдсом изменит твою жизнь, и ты считаешь, что ничего не вышло. Я же полагаю, что твоя жизнь изменилась и продолжит меняться, но более поступательно и скрытно, чем тебе хочется.

Я взглянула на Трисию, ища поддержки, но увидела, что она кивает, соглашаясь с Кэссиди.

— Терпение никогда не было твоей сильной стороной.

— Что это — групповая терапия?

— Мы хотим, чтобы ты была счастлива, — твердо произнесла Трисия.

— Я счастлива.

Кэссиди изогнула брови в виде безупречного полукруга, какого не нарисует ни один мастер макияжа. Они с Трисией лично наблюдали многие взлеты и падения в моих отношениях с Кайлом, а о других знали с моих слов. В конце концов, есть предел, до которого можно обсуждать отношения с мужчиной с этим самым мужчиной. А потом потребуется ясный взгляд на вещи, то есть придет время спросить мнения твоих лучших подруг.

По их мнению, он был душка. Сексуальный. Обаятельный. С этим я была согласна. Но в его присутствии им становилось слегка не по себе. Да и мне тоже. Он был очень дотошный человек невероятно дотошной профессии. Он никогда не забывал спросить, как идут дела в журнале, но чего стоят мои советы какой-нибудь сходящей с ума от любви пиарщице съехаться, наконец, с ее бойфрендом, даже если для этого ей придется полюбить футбол, по сравнению с расследованием убийства? Моя работа бледнела рядом с его работой, потому что его работа изменяла мир. И, по правде говоря, я ему завидовала.

Роман с мужчиной — это всегда нелегко. А я, ведя свою колонку, все равно что сижу в первом ряду на дефиле непреодолимых трудностей, возникающих, когда два человека пытаются совместить свои жизни, особенно что касается любовного опыта и серьезных обязательств. Но когда встречаешься с мужчиной, который поклялся служить обществу, трудности возрастают многократно. Приходится отбивать его не только у бывшей любовницы, приятелей-хоккеистов, его матери, которая в нем души не чает, но и у его высшего призвания — и днем и ночью. Даже если ты не лишена благородства и крепко стоишь на ногах в этом мире, тебе все же будет трудно поддерживать отношения, которые постоянно откладываются, потому что его телефон снова звонит и новости снова дурные.

Мы с Кайлом пытались даже на время расстаться, но долго жить в разлуке не могли. Мы пытались начать все заново, снова назначать свидания и строить планы, но мы уже столько всего испытали вместе, что в этом чувствовалась какая-то фальшь. Так что мы продолжили свои странные отношения, когда мы вроде бы и очень близки, но в то же время знаем друг друга не так хорошо, как нам бы хотелось.

— Я просто не до конца счастлива, — призналась я Трисии и Кэссиди, меж тем как капля томатного соуса, скатившись по большому пальцу, шлепнулась мне в вырез майки. Такова жизнь.

— Это естественное состояние человека, — заметила Трисия, срочно обмакивая салфетку в бокал с водой и протягивая мне.

— Точно. Ничего особенного. Так что мне сделать — промокнуть или вытереть? — спросила я, целясь мокрой салфеткой в красную кляксу.

— Может быть, нам позвать официанта, чтобы он слизал это с тебя? — предложила Кэссиди.

— Промокни, — велела Трисия.

Я промокнула.

Полукруглые брови Кэссиди горестно опустились.

— В общем, карьера тут ни при чем. Это все мужчина.

— Мужчины мешают нам делать карьеру. Кому, как не тебе, знать это с младых ногтей? — Родители Кэссиди управляют фондом помощи школам в бедных районах, но познакомились, когда в конце шестидесятых изучали востоковедение в университете Беркли. Кэссиди получила свое имя в честь великого битника Нила Кэссиди. (А Трисия — в честь дочери президента Никсона, так что они друг друга стоят.) Кэссиди называет своих родителей «продвинутые хиппи». Они замечательные, но скромные. Вот откуда это у Кэссиди.

— Когда ты в последний раз разговаривала с Кайлом? — не отставала Кэссиди.

— Не помню.

— Нет, ты помнишь. Ты помнишь и дату, и время, и во что ты была одета. Или раздета.

— Он звонил вчера. — На этом я хотела и закончить, но Кэссиди, качая головой, дала мне понять, что так просто я не отделаюсь. — Вчера вечером. В одиннадцать пятнадцать. Дул легкий ветерок с юго-востока, и я была в джинсах и свитере, потому что лежала на диване и смотрела «Дейли-шоу»[2].

— И ради него ты выключила Джона Стюарта?

— Да.

— Ну ты даешь!

— И о чем вы разговаривали?

— О кино. О политике. Чуть ли не о погоде, но тут у меня внутри сорвало сигнализацию, и я смогла переключиться на футбол.

— Ну прямо как взрослая, — похвалила Кэссиди.

— Спасибо.

— И долго вы болтали?

Мне никак не удавалось уловить, к чему клонит Трисия.

— Около часа.

— И под конец он назначил тебе свидание? — спросила Кэссиди, едва заметно поводя бровями, дабы вернуть им форму идеального полукруга. — От дальнейших комментариев воздержусь.

— Спасибо.

— Могу только сказать: как в девятом классе.

— Он занят. У него новое дело, — неуверенно произнесла я, не зная, кого из нас я больше защищаю.

— Тебе нужно выбраться из города, — сказала Трисия. — Напомни ему, что он теряет.

Кэссиди с сомнением поджала губы:

— А ты можешь поручиться, что дело не закончится тем, что она сама его потеряет?

— Нет, но в Хэмптонсе очень просто позабыть обо всех делах. Поэтому мы едем в Саутгемптон. На уик-энд.

Я поморщилась. Эти выезды по выходным отчасти и завели меня в тот романтический тупик, где я сейчас пребывала. Так что идея мне совсем не улыбалась.

Мы с Кайлом познакомились в октябре. Все шло неплохо до Рождества, пока он не повел меня на вечеринку своего полицейского управления. Кайл считался у них самым завидным холостяком, и потому все жены и любовницы глаза сломали, целый вечер таращась на меня. Хотя обошлось без допроса, я за один раз ухитрилась не так одеться, не то сказать и не то сделать. Даже для меня это было слишком. Декольте оказалось чересчур глубоким, платье чересчур коротким и темным. Я обругала слезливую мелодраму, которую они только что закончили обсасывать в своем книжном клубе. Но моим высшим достижением стало то, что я, поскользнувшись на пластиковом снегу, весело припорошившем танцпол, упала и вылила свой яичный коктейль на комиссара.

Кайлу все это, казалось, нипочем. Эпизод с коктейлем даже развеселил его. Но я ожидала, что Санта подбросит мне в камин алую букву «А»[3] в качестве пищи для размышлений. Я так упорно убеждала себя, что мне нет места в его мире, что, наверное, накаркала. В новогодний вечер он был занят, и я задержалась в Виргинии, где проводила праздники. В январе он расследовал один действительно сложный случай, и мы виделись только дважды. В День святого Валентина я отважилась пригласить его к себе домой на ужин. Он пришел, и все было чудесно. В марте мы ходили на благотворительный обед, организованный при поддержке группы Кэссиди, где он очень мило со всеми общался, хотя мне было очевидно, что сама идея проведения таких обедов ему не по душе.

После этого, наконец, между нами наметилось сближение. Потому десять дней назад я предложила поехать куда-нибудь на уик-энд вдвоем, только он и я. Он долго молчал, а затем сказал:

— Посмотрим.

И я услышала скрип тормозов и ощутила толчок в шею.