С возникновением общественного диссидентского движения образовался треугольник: оппозиция, народ, власть. До конца 50-х — начала 60-х у народа не было иного выбора, кроме существующей власти. В настоящее время выбор есть. Дальнейшая судьба общества зависит от того, на чьей стороне народ. Сейчас ни на чьей. В массе глубинное брожение, идет переоценка ценностей. Рано иди поздно народ, отшатнувшийся от партии, качнется в сторону оппозиции. Ускорение этого процесса сильно зависит от того, что представляет собой оппозиция.

Шоковый 56 год активизировал два общественных процесса: в народе — недоверие к власти, разочарование в коммунистических идолах, среди интеллигенции — открытую оппозицию. Это наиболее важная особенность общественной жизни последнего времени. Она знаменует новую историческую эпоху, начало крушения коммунистического режима. Кряхтенье и бурчанье масс, с одной стороны, критикующие интеллектуалы — с другой, сами по себе властям не страшны, но в соединении — это бикфордов шнур к пороховой бочке. Власть больше всего опасается этого контакта, ничто не преследуется с таким остервенением, как распространение инакомыслия среди населения. Отсюда жесткая линия КГБ на изоляцию и охаиванье диссидентов на воле и натравливание на них уголовников в застенках.

Однако, уничтожая диссидентство, власти не заинтересованы уничтожать самих диссидентов. Иначе не имело бы смысла вводить трешник по 190¹, а всех бы под одну метлу 70-й: десять и пять «по рогам», сразу бы отнимали полжизни, а то и по-сталински — всю. Нет, для властей гораздо важнее если не выправить, то подчинить интеллигентские мозги. Борьба идет за каждого, кому фабрикуется щадящий срок. Думай о чем угодно, но про себя, витай в розовых облаках, но работай на нас. Народ и партия едины, а кто забывает об этом, тому ясно дадут понять, что ждет его на поприще блага народного и как он мог бы быть счастлив на службе госаппарата. Первое условие служебной карьеры — партбилет. Управляет партия, только партия. Ни одна группа, ни одна общественная организация, ни один человек не допускаются к механизму, обирающему и оболванивающему народ, пока, по закону мафии, они сами не станут соучастниками преступления, т. е. не вступят в ряды и не докажут преданности КПСС. Партия и народ — никого между. Это железный курс. Любой независимый участник — инородное тело, подобно песчинке он может развалить весь механизм диктаторской власти. Вашего управления, господа диссиденты, или, по-вашему, не было и не будет — участвуйте на здоровье в нашем управлении, помогайте нам грабить и оболванивать, тогда перепадет и вам кусок, несмотря на ваше особое мнение. Как заставить служить честную, мыслящую интеллигенцию? Да так же, как и животных: пряник и кнут. Партия щедра на поблажки и синекуры. А кому этого мало, кто не оценил партийной заботы, кто о народе заговорил, тот с жиру бесится, тому покажут такой народ, что затошнит от презрения и страха, столь знакомых властям предержащим. Битый интеллигент, ошалелый от ужасов уголовки, от надругательств оперативных «коз», вряд ли будет в восторге от такого соприкосновения с народом. И как только презрение и обида (все же он за народ, а народ его топчет) проникнут в интеллигентскую душу, от диссидента ничего не останется. Что бы он ни думал, в чем бы остальном ни расходился с партократией, он становится ее единомышленником в самом главном — в негативном отношении к народу.

Здесь в отношении к народу водораздел между демократической оппозицией и партийно-государственной политикой. Если человек не мыслит личного блага без благополучия общества и стремится к тому, он автоматически вступает в противоречие с властью, которая чем больше болтает о светлом будущем, тем мрачнее делает настоящее, чем больше твердит о благе народа, тем циничнее жирует за его счет. Властям выгоднее поделиться награбленным, чем позволить кому-либо защиту общественных интересов. Власть не оставляет человеку другого выбора, кроме «со мной, или против меня». Когда человек говорит, что он не с властью, но и не против нее, что ему на политику вообще наплевать, что он сам по себе и хочет лишь одного: быть полезным обществу — это для властей уже инакомыслие. Защита общественных интересов воспринимается властью как покушение на власть. Не всякий диссидент, многие не могут понять, за что же их так жестоко проследуют, но власть прекрасно сознает, чем чревато для нее любое независимое мнение, к чему приведет любая независимая критика. Мир содрогнется, если выплывет наружу все, что она творит и творила почти 70 лет. Дай уцепиться за ниточку, а она выведет на такие делишки, таких фигур, что весь этот идейно-партийный марафет обернется жуткой картиной непрерывных преступлений против собственного народа. Что говорить о критике? Обыкновенная правдивая информация — острый нож для завравшейся партократии. Она вынуждена беспощадно преследовать всякое проявление независимости, будь то личное мнение, научная статья, публицистическое или художественное произведение, будь оно устным или письменным, опубликованным или неопубликованным. И все для того, чтобы не допустить, просечь распространение, ибо партократия отдает себе отчет в том, что ее судьба решатся характером отношений между интеллигенцией и народом. Нельзя нынче сочувствовать народу и одновременно служить партгосаппарату. Если ты неравнодушен к людям, ты не можешь быть равнодушен к тому, что делает власть. Слишком велик и очевиден теперь антагонизм между правительством и народом. Вот почему интеллигенция, ее отношения с народом — объект пристального внимания партократии.

Положительное отношение интеллигенции и народа взрывоопасно для партократии, поэтому она делает все, чтобы их отношения были негативными. «Ты, шляпа!» — с одной стороны, «Хам!» — с другой. Это вполне устраивает партократию, она разделяет и властвует. Диссидента прогоняют по уголовным камерам и лагерям, травят «козами», народными кулаками выбивают из головы саму идею народа. И если с кем-то это происходит, если диссидент разочарован в народе, то цель достигнута, больше властям ничего не нужно. Остальное встанет на место само собой. Когда диссидент отворачивается от народа, он остается один на один с властью, остаются только его интересы и интересы властей. По этому поводу народная мудрость гласит, что два интеллигентных человека всегда найдут о чем поговорить. Почему бы не проявить взаимную гибкость и не договориться? В этом случае власть не скупится на поблажки, пусть даже интеллектуалы словоблудничают между собой, пусть уезжают, если хотят, — они изолированы от общества, это главное. Интеллигент, который негативен к народу, самоизолируется от него, поэтому для властей он не представляет никакой опасности. В отрыве от народа нет оппозиции и нет демократии. Интеллигенция не может быть сама по себе: если она не с народом, значит, она с партократией. Политика отчуждения интеллигенции от народа ориентирована на слабоумие общества и подчинение интеллектуалов интересам правящего аппарата. Слабее общество — сильнее власть, сильное общество — слабее власть. А сильное общество — это народная интеллигенция и интеллигентный народ.

При поляризации интересов общества и правящего аппарата интеллигенция не может быть в стороне, она объективно оказывается либо по одну, либо по другую сторону баррикад, т. е. либо предает народ и паразитирует на его горбу вместе с властями, либо выполняет свой долг и стремится служить народу, невзирая на сопротивление властей. Народ же, чем более отшатывается от партократии, тем с большей симпатией и надеждой всматривается в представителей оппозиционной интеллигенции. Сейчас судьба страны, наше ближайшее будущее зависит от того, как поведет себя интеллигенция, как она будет воспринята не только Западом, но, прежде всего, народом своей страны. Огромное достижение диссидентского движения состоит в том, что за двадцать лет открытых выступлений против режима и произвола оно доказало своему народу саму возможность эффективной оппозиции — это мощный стимул для пробуждения общественного самосознания и массовых акций протеста. Однако, зная о диссидентах, народ не знает самих диссидентов, не представляет подлинных их мотивов и целей. Они недоступны и изолированы от масс, а пропаганда столько за двадцать лет о них наплела, что за дымовой завесой клеветы действительно трудно разглядеть этих людей и чего они хотят. Массовое сознание еще не выработало определенного отношения к диссидентам. Одни говорят, что диссиденты защищают права человека и интересы народа, другие — что это агенты ЦРУ, одни говорят, что диссиденты бескорыстно жертвуют собой ради справедливости, другие — что это неудачники, преследующие свои личные цели: славу, доллары, выезд на Запад. Как разобраться в таком разноголосье? А вдруг и правда шумят они не со своего, а с чужого голоса, радеют не для страны, а для себя — чем они лучше коммунистов? Скинут KПCC, будет ДПСС — Диссидентская партия Советского Союза — и та же дойка с кровью, тот же грабеж общества якобы на благо самого общества, да ладно сами, так еще мировой капитал засосет — где гарантия, что диссиденты у власти не будут хуже коммунистов у власти? Пока вопрос остается открытым, пока народ не видит гарантий, он будет терпеть партократию, не доверяя ни ей, ни диссидентам; партократии не доверяет, так как уже хорошо ее знает, диссидентам не доверяет, т. к. еще не узнал их как следует. А многое из того, что узнает, мало радует: контакты с империалистическим Западом, преобладание евреев, ориентация на выезд, кающиеся и продающие друг друга. Об этом народ узнает из пропагандистских пасквилей, публичных раскаяний диссидентствующих ренегатов, из грызни диссидентов между собой.