Но вернемся к братьям Пьеру и Жану д'Аркам:

"И в понедельник 21 мая они доставили свою сестру в Бакийон, а там владыка Николя Лув, рыцарь, дал ей скакуна ценой в 30 франков и пару кожаных поножей. Сеньор Обер Буле дал ей капюшон, а владыка Николя Гронье – меч".

Кто же это – Николя Лув? Первоначально – богатый разночинец, посвященный в рыцари (а значит, получивший дворянское звание в Реймсе по окончании коронации Карла VII, который это посвящение осуществлял самолично при участии Жанны и по ее настоятельной просьбе). Именитый гражданин (нотабль) Меца, Николя Лув часто упоминается в "Летописи настоятеля собора св. Тибо".Предварительное посвящение в рыцари он прошел еще в Иерусалиме, у монахов Гроба Господня, но этого было мало для получения дворянского достоинства во Франции. Требовалось подтверждение.

Конечно, некоторые выдвинули неизбежное возражение: ведь Жанна была сожжена в Руане! Но в одном из следующих отрывков подтверждается, что в конце концов Жофруа Деке и "несколько лиц из Меца", навестившие ее в Марьеле, "доподлинно признали, что она, несомненно, Жанна Девственница Французская". Заметим, что в ту пору Николя Лув был камергером и советником герцога Бургундского, Филиппа Доброго. Позднее он занимал те же должности при Карле VII. К 1436 г. не прошло еще и семи лет после коронации в Реймсе в 1429 г. Своим дворянством он, стало быть, обязан Жанне. От девушки, появившейся в жалком состоянии, ждать ему больше ничего не приходится. Чего ради он стал бы в таком случае соучастником подмены, заподозри он, что перед ним – не та самая Девственница? Обер Буле, называемый сеньором,являлся главой старшин в городе Меце, а Николя Гронье – губернатором. Зачем нужно было им участвовать в мошенничестве, из-за которого они могли бы получить только крупные неприятности?

Но вот что еще говорится в "Летописи настоятеля собора св. Тьебо в Меце"о вновь объявившейся Жанне:

"Она сказала несколько слов владыке Николя Луву, из которых он понял, что именно она пребывала во Франции, и она была опознана по нескольким признакамкак Девственница Жанна Французская, которая привела короля Карла VII на коронацию в Реймс" (указ. соч.).

Речь явно шла о красном пятне за правым ухом и о шрамах от прежних ран.

Небесполезно и оправдать имя Клод, избранное Жанной при таком новом ее появлении.

В средние века люди, попавшие в плен или в тюрьму, могли о своем освобождении молить двух небесных покровителей: св. Леонарда, первоначально – соратника Хлодвига, обращенного в христианскую веру св. Ремигием после победы при Тольбиаке и основавшего монастырь в Нобла, поблизости от Лиможа. Празднуется 6 ноября; св. Клода (Клавдия), тюремщика в Риме в 303 г., крещенного св. Поликарпом после обращения в христианскую веру, а затем мученически утопленного в море вместе с другими заключенными. Празднуется 8 ноября.

Набожные люди (к ним относилась и Жанна) не обращались к св. Леонарду, ибо этим именем колдуны называли козла, изображавшего дьявола на шабаше. Очевидно, что дьявол – тоже покровитель и владыка душ, обреченных на ад, каковые также представляют собой пленников. Все это следовало из игры слов. А эти игры, которые тогда так все любили, создавали магию звука,или "птичий язык",по выражению герметистов. Действительно, истолкованное с их помощью имя Леонард состояло из двух слов: «leon» и «ars», причем слово «ars» на французском языке того времени означало «гореть», а «леон» (по-латыни "лео") означало «лев». На древнееврейском языке «Ариэль», как назывался жертвенник,означает "лев Господен". [93]

Легко понять, отчего Жанна в качестве чужого имени предпочла в ходе этой обратной поездки в свои родные края, в Барруа, совершавшейся инкогнито, использовать имя Клод, тем более что оно было как мужским, так и женским, как и ее собственная личность. Ехала она в женской одежде, но не замедлила вновь вернуться к мужской.

Она, несомненно, полагала, что своим освобождением обязана св. Клоду Тюремщику,которому она наверняка возносила традиционные молитвы – девятины, тем более что если Жанна и в самом деле была тем таинственным ребенком, который родился во дворце Барбетт 10 ноября 1407 г., то в соответствии с тогдашним календарем она из суеверных побуждений могла усмотреть связь со св. Клавдием, праздник которого отмечается 8 ноября.Заметим, что необходимо исключить св. Клавдия, епископа Безансонского в VI в., празднуемого 6 июня; опять же замуж она вышла 7 ноября…

Чрезвычайно важным представляется и то обстоятельство, что вновь таким образом объявившаяся Девственница вернулась на жительство в ту же местность, протяженность которой примерно 60 км с севера на юг и 30 км – с востока на запад.

Иными словами, она вернулась в места своего детства, туда, где она легче всего могла быть узнанной, а самозванка – разоблаченной, и это случилось всего лишь через четыре года после ее официально провозглашенной смерти. Там ей суждено было вступить в брак, как уже было рассказано ранее.

Девушка, которая стала бы выдавать себя за Жанну, отправилась бы на поиски простаков подальше от этих мест. И будучи самозванкой, она обязательно должна была бы выглядеть двойником Жанны. Но ведь в то время не существовало ее портретов.Да и подпись, которую Дама дез Армуаз ставила в конце своих писем, направляемых Карлу VII или в город Орлеан, в точности такая же, как та, которую Жанна Девственница поставила в конце своего письма жителям Реймса 16 марта 1430 г. Каким образом мнимая Жанна могла бы ознакомиться с этим редчайшим образчиком ее почерка и воспроизвести его?

Да и, впрочем, как допустить, будто Робер де Бодрикур и его супруга Аларда де Шамбле, еще находившиеся в Вокулёре в 1436 г., в то время когда Жанна выходила замуж за Робера дез Армуаза, их кузена через брачные связи,стали бы терпеть, что новая супруга этого последнего осмеливается присваивать себе титул Девственницы Французской в брачном контракте и в прочих затем последовавших актах, если бы они сочли, что перед ними самозванка: они ведь прекрасно знали Жанну тогда, когда она отправлялась в Шинон.

С другой стороны, каким образом эта Девственница, столь легко опознанная в тех местах, где прошли ее детство и отрочество, будь она всего лишь смиренной крестьянкой из этих краев, могла бы семью годами позже выйти замуж за такого вельможу, как Робер дез Армуаз, род которого восходил к прежним графам Фландрским, род, один из членов которого сочетался браком с Юдифью, дочерью короля Карла Лысого, а другой – с овдовевшей королевой Португалии? Могла ли бы она благодаря этому браку породниться с Робером де Бодрикуром, не имея,как мы уже видели, никакой фамилии,нося всего лишь простую и обыкновенную кличку? Удалось ли бы ей в течение нескольких месяцев накануне свадьбы прожить в Арлоне при герцогине Люксембургской, династия которой через брак породнилась с династией Сигизмунда, императора "Священной Римской империи"?

Поставить такие вопросы – значит наверняка найти на них ответ.

Но до того, как составлять длинный, внушительный список лиц, опознавших Жанну Девственницу в Даме дез Армуаз, мы хотели бы сделать несколько уточнений относительно условий, в которых произошло ее возвращение, и разъяснить, как ей удалось выйти из башни замка Монротье и вновь оказаться в Лотарингии, там же, где прошло ее детство. Ведь это случилось уже после того, как Рауль де Гокур со своим небольшим войском, как уже говорилось, занял свои позиции.

Прежде всего надо сделать одно предварительное замечание: не Жанна обдумала условия своего путешествия на родину; не ею было выбрано место, где она объявилась перед людьми. Все это зависело не от нее, а от ряда обстоятельств, куда более жестко диктовавших свою волю.

В 1976 г. Филипп Контамин опубликовал работу, озаглавленную "Знать в средние века. Исследования памяти Робера Бутрюша".В этой книге есть большая глава, посвященная "Одному городскому дворянину – владыке Николя Луву, горожанину Меца".Ее автор – Жан Шнайдер, которого не следует путать с Эдуардом Шнайдером, написавшим книгу "Жанна д'Арк и ее лилии" и обнаружившим "Книгу Пуатье"или, во всяком случае, документы, содержащие не менее важные свидетельства.