В ужасе от таких непредвиденных последствий своей вполне невинной затеи, Гуго де Бувилль сделал все, чтобы добиться от несчастных родителей убитого ребенка обещания хранить полное молчание, пригрозив им самой страшной карой, если дело получит огласку. Француженка Мари де Крессэ и итальянец Гуччо Бальони жили в такие времена, когда и во Франции и в Италии пытки, убийства или тайное заточение в каком-нибудь подземном каземате были в порядке вещей и не представляли ни малейшей сложности для сильных мира сего. Супруги подчинились требованию хранить тайну и, подавив скорбь, для надежности поспешили покинуть Францию.
Мари де Крессэ была верна данной ею клятве вплоть до смертного часа, так как расстояние между Парижем и Римом отнюдь не явилось бы препятствием для наемного исполнителя воли одного из сменившихся на троне после убийства ее сына королей Франции. Но, умирая, Мари де Крессэ сочла своим христианским долгом освободиться от данной клятвы в предсмертной исповеди, более того, она письменно изложила драматические события прошлого и вручила написанное тому самому проезжему священнику, который ее исповедовал. Все эти сведения римский сенатор Кола де Риенцо и сообщил Джаннино Бальони, узнавшему, таким образом, в свои 40 лет, что он является законным королем Франции.
Конечно же, Джаннино Бальони не смог держать язык за зубами, и через несколько дней Кола де Риенцо был таинственным образом убит во время мятежа.
Слишком много времени ушло бы на описание всех терзаний Джаннино Бальони, пытавшегося добиться признания своих прав на французскую корону. Он обращался ко всем королевским дворам Европы, но ни один из них не счел нужным отреагировать. Внутреннее положение Франции было бедственным, в 1357 г. была проиграна битва при Пуатье, и король Иоанн II, прозванный Добрым за храбрость, проявленную в боях, оказался в плену.
В том же 1357 г. были созваны Генеральные штаты под руководством Этьена Марселя, прево Парижа, а также Этьена Ле Кока, епископа Лаонского. Дофин Карл, будущий король Карл V, выслушал, не говоря ни слова, все упреки и нарекания. Затем 28 мая (или 8 июня по григорианскому стилю) 1358 г., на рассвете этого дня, дня "тела Господня", в Иль-де-Франс, в Артуа, в Пикардии, в Шампани запылал огонь мести Жакерии. Война затянулась, и Франция, раздираемая распрями этой гражданской войны, из которой несчастный народ не извлек бы для себя никакой пользы, кто бы ни победил, Бургиньон или Арманьяк, Франция была не слишком обеспокоена проблемой подмены королевского наследника в 1316 г. С тех пор прошло 40 лет, и в те времена не было ни бульварных газет, ни прочих публикаций, ни радио, чтобы сообщить огромной массе французов о текущих событиях, лишь скудная анонимная или частная хроника, эти хрупкие странички летописей, уцелевшие в пожарах или грабежах, доносят до нас суть минувших событий.
Итак, один лишь король Венгрии, убежденный в том, что речь идет действительно о его кузене, подлинном сыне его тетки королевы Клеменции, оказал ему некоторую, впрочем недолговременную, помощь.
И больше о Джаннино Бальони ничего не было слышно. Что же произошло с ним дальше?
Некоторые историки в своих сочинениях погребли несчастного в тюрьме Неаполя, "родного города его матери", в 1361 г. Но, возможно, речь шла о его однофамильце? Ведь Мари де Крессэ была француженкой, родившейся в Нофле, и, соответственно, никак не могла быть уроженкой Неаполя. [40]
Другие историки утверждают, что Иоанн I действительно воспитывался в Италии под именем Джаннино де Гуччо, или Джованни де Гуччо, который потом и появился в Провансе примерно в 1356 г., заявляя, что он – Иоанн I. Король Иоанн II Добрый заключил его в тюрьму, и, естественно, никто о нем больше ничего не слышал. В королевских тюрьмах существовали тысячи способов умерщвления людей. Стоит лишь вспомнить, как позднее расправился Людовик XI с двумя детьми (12 и 14 лет) графа д'Арманьяка.
Каждого из них он поместил в имеющийся в Бастилии карцер в форме конуса, так называемый «рожок», находясь в котором невозможно было не только лежать, но даже сидеть, можно было лишь примоститься на корточках над собственными экскрементами. Раз в неделю этих несчастных детей поднимали наверх из «рожков» с помощью цепи, которая их обоих связывала, и избивали до крови, после чего опускали обратно в темный конус. А раз в три месяца избиение сопровождалось вырыванием одного зуба, разумеется, с помощью инструментов, присущих тому времени. Старший сошел с ума, младшему же удалось вырваться из этого ада (и можно себе представить, в каком состоянии) после смерти Людовика XI.
Как бы там ни было, оставим проблему законности так называемого салического права, не будем углубляться в вопросы законности прав на французское королевство Жанны д'Эвре, дочери Людовика X Сварливого и Маргариты Бургундской, не будем даже рассуждать о законности ее рождения. Трясина истории королевской династии и так полна нечистот, чтобы еще рыться в этой грязи более чем 600-летней давности, после всех известных скандалов и преступлений.
Поэтому ограничимся лишь попыткой разгадать загадку 21 ноября 1316 г., так как цель данного исследования состоит в том, чтобы выяснить, был ли ребенок, внезапно умерший на руках Маго д'Артуа после представления сеньорами Франции, Иоанном I Посмертным или сыном Мари де Крессэ и Гуччо Бальони.
Мы считаем себя вправе заключить, что речь действительно шла о сыне Людовика X Сварливого и Клеменции Венгерской, что именно он умер 21 ноября 1316 г., едва сойдя с рук своей «доброй» крестной Maro д'Артуа.
Вот последняя группа аргументов, опровергающая версию о подлоге. Утверждают, что роды французских королев совершались публично. Это так, но только в отношении Бурбонов. В эпоху Капетингов королевы рожали лишь в присутствии максимум двух или трех пэров королевства. Почти наверняка при рождении Иоанна I Посмертного присутствовала Maro д'Артуа. Слишком уж она была в этом заинтересована, и к тому же она имела на это все права, будучи "пэром королевства". В этом качестве она будет впоследствии присутствовать на коронации своего зятя в Реймсе. Очевидно, что она не преминула тщательно осмотреть новорожденного. Могла ли она спутать его на следующий день с сыном Мари де Крессэ? Нет, так как последнего и не было подле его матери в Лувре или в Венсенне.
Действительно, кормилица, избранная для вскармливания ребенка короля Франции, должна была отдать ему полностью все свое молоко. [41]Это правило было введено, дабы не ограничивать изо дня в день количество молока, предназначенного для королевского младенца, ради ребенка простого подданного. Кроме того, недопустимо было оскорблять будущего сюзерена наличием так называемого молочного брата. Таким образом, кормилица новорожденного принца должна была поручить собственного ребенка другой кормилице. И только в среде мелкого дворянства сын простолюдина мог стать "молочным братом" сына сеньора. Исходя из этого, Мари де Крессэ была кормилицей лишь одного ребенка, сына Клеменции Венгерской, с 16 по 21 ноября 1316 г. (по юлианскому календарю).
Помимо этого, вероятно, что Маго, имея на то особые причины, установила тщательное наблюдение за новорожденным, так как речь шла о деле первостепенной для нее важности. Самое робкое поползновение совершить подлог было бы приравнено к похищению и стоило бы совершившему его жизни после жесточайших пыток.
Нужно сказать, что в средние века в Париже существовали специальные пристанища, своего рода гостиницы для кормилиц, приехавших из своих деревень, где им предоставлялись стол и крыша над головой. Если они заболевали, к их услугам была бесплатная больница св. Катерины, содержавшаяся монахинями, звавшимися в народе катеринетками.
Параллельно создавались и платные заведения под управлением рекомендательниц, предназначенные для заказных кормилиц. Их держали про запас, на смену единственной исполняющей свои обязанности кормилице, если у той вдруг иссякало молоко.
