— Блейк очень изменился, миссис Хэнке. Я поняла это по его глазам, по тому, как он прикасался ко мне. Блейк собирается что-то предпринять, я могу потерять его, а наш ребенок никогда не увидит своего отца. Тогда у меня совершенно никого не останется.

— У тебя будет ребенок, частичка твоего мужа. Не стоит думать о плохом, Саманта, особенно сейчас. Возможно, не все так ужасно, как тебе кажется, и скоро найдут твоих родителей, — пыталась успокоить ее женщина. — Ты должна помнить о том, что Блейк Хастингс — очень гордый человек. Он просто хочет защитить то, что по праву принадлежит ему и восполнить нанесенный урон. Нельзя требовать, чтобы мужчина забыл свою гордость и молча проглотил нанесенное оскорбление. Это разрушит его как личность, и он станет совсем другим человеком. Ты ведь выходила замуж за гордого человека, не так ли?

Саманта закрыла глаза.

— Да, — тихо произнесла она и расстегнула рубашку, почти не обращая внимания на боль от ожогов.

Все ее мысли были только о Блейке, который сейчас находился в этом неспокойном и небезопасном Лоренсе. Она волновалась, что бандиты вернутся опять, но еще больше ее страшило то, что Блейк и Джонас могут найти на пепелище дома родителей.

Миссис Хэнке помогла Саманте надеть чистую ночную сорочку и посоветовала отдохнуть, пообещав через некоторое время принести ей чай и печенье. Саманта повернулась на бок и дала волю слезам, молясь о том, чтобы родители оказались живы, и чтобы ничего не случилось с Блейком. Ужас перенесенной ночи по-прежнему не отпускал ее. Перед глазами Саманты так и стояли горящие дома, острая боль словно ножом пронзала сердце. Они все потеряли! Все! Возможно, даже родителей. Неужели ей суждено потерять и Блейка? Еще никогда Саманте не было так одиноко, еще никогда она не испытывала такого страха. Сейчас все находились в опасности. Все.

Саманта проснулась от того, что услышала где-то в доме приглушенные голоса. Ей показалось, что заплакала женщина, и сердце Саманты сжалось от ужаса.

Она обвела растерянным взглядом комнату, вспоминая, как оказалась здесь, и не зная, сколько времени проспала. Ее голова болела по-прежнему; страшные сны преследовали Сэм.

Наконец, ей удалось сесть в постели и собраться с мыслями. Боль в руках напомнила Саманте об ожогах, которые теперь прикрывала марлевая повязка. Неожиданно она услышала голос Блейка и знакомые шаги по лестнице, сбросила одеяло и с нетерпением стала ждать его появления.

Дверь медленно открылась, и в комнату заглянул Блейк. Сердце Саманты болезненно сжалось при виде его встревоженного лица и темных кругов под глазами.

— Я не знал, что ты уже проснулась, — сказал он, подходя к постели.

На Блейке была новая синяя рубашка, брюки из плотной хлопчатобумажной ткани и чьи-то ботинки. Правда, Саманту в данный момент не волновало, что одето на муже. Ее тревожило выражение его лица. Их взгляды встретились. Глаза Блейка светились отчаянием и глубокой печалью: ему нужно было сообщить жене ужасную новость, страшнее которой могло быть только известие о смерти ее мужа или ребенка.

— Ты… ты нашел их…, — выдавила Саманта, голос ее звучал приглушенно, казалось, что ужас стальными тисками сжал ей сердце.

Блейк вошел в комнату, закрыл за собой дверь и остановился у постели.

— Возможно, лучше все сказать прямо, Сэм, — голос мужа выдавал и напряжение сегодняшнего дня и его собственное горе. — Мы… нашли их… их обоих… под обломками дома. Мне очень жаль, Сэм.

Глаза Блейка наполнились слезами, одна из них скатилась по щеке. Господи, как ему было тяжело говорить об этом! Он видел, как менялось выражение лица Саманты: сначала — неверие, затем — ужас и отчаяние.

— Боже мой, Блейк… — голос ее прервался. Саманта закрыла рукой рот, отвернулась и уткнулась в подушку, разразившись рыданиями, от которых у Блейка разрывалось сердце. Его собственное горе и сочувствие к жене усиливались тревогой, как это известие отразится на ее здоровье, на их ребенке.

Блейк осторожно опустился на край постели и коснулся плеча Саманты.

— Я попросил Джонаса позвать доктора. Он придет и даст тебе что-нибудь успокаивающее, чтобы ты могла спать эти дни.

— Я не хочу спать, — плакала Саманта. — Я хочу думать о них, — она скомкала простыню. — Я хочу лежать здесь и вспоминать о них, а потом… я… хочу встать… вернуться в типографию и продолжить работу над газетой! В память об отце. Я должна сделать это ради него!

— Сейчас ты должна только отдыхать. Я сам займусь подготовкой похорон.

— Блейк… Боже мой, что происходит? Как они могли сделать такое? Как?

Он нежно сжал ее плечо, но Саманта почувствовала его гнев.

— Потому что они — мерзкие ублюдки, которые считают, что их вера в необходимость сохранения рабства дороже, чем человеческие жизни, — почти прорычал Блейк.

Рыдания Саманты усилились.

— Мама, — причитала она. — А что если они ужасно страдали, Блейк, если… они сгорели заживо, чувствуя ужасную боль от ожогов! Если бы можно было что-то изменить!

— Я понимаю, Сэм. Поверь, я пытался, но дом уже почти сгорел, когда мы прошлой ночью пришли туда, — Блейк лег рядом с Самантой и обнял ее. — Большинство людей, гибнущих при пожарах, обычно задыхаются от дыма раньше, чем их достигнет огонь. Я не думаю, что они испытали боль, — рыдания Саманты все усиливались, и Блейк еще крепче прижал ее к себе, с ужасом размышляя над тем, как эта трагедия повлияет на здоровье жены. — Сэм, они уже соединились с Богом. Мало кто из людей так твердо стоял за учение Христа как твой отец, делая это без всякого насилия. Поверь, твои родители сейчас находятся в лучшем мире, спокойном, где нет ненависти и борьбы, с которыми им приходилось сталкиваться на земле. Твой отец знает, что он умер за правое дело.

— Но это несправедливо. Они не причинили никакого вреда в этом мире.

— Я согласен, что это несправедливо, и отдал бы все, чтобы можно было что-то изменить, чтобы они остались в живых.

Неотвратимость случившегося повергала Саманту в ужас. Ее родителей больше нет в живых! А как они умерли: она не смогла даже попрощаться с ними, обнять, сказать, как горячо любит их!

— О, Блейк, они никогда не увидят своего внука, — рыдала Саманта.

Он склонился над ней. Блейку самому хотелось плакать, но гнев подавлял слезы. Ему никогда не забыть ужасный вид обгоревших тел, зловонный запах… Он был рад, что Саманта не видела этого зрелища. Единственное, что удивляло его, как он мог не заметить тела, когда в первый раз обследовал пожарище? Казалось, будто кто-то специально разобрал обломки, чтобы погибших было легче найти.

Блейк снова с ненавистью подумал о Бичере, вспомнив, как они расстались с ним в то утро. Может быть, это Бичер нашел тела и специально оставил их там, чтобы Саманта увидела эту ужасную картину? Блейк бы не удивился, если бы это оказалось правдой, но решил пока ничего не говорить жене о своих подозрениях. Ему не хотелось травмировать жену описанием столь страшных подробностей. Собственное воображение само ей все подскажет.

— О, Блейк… что же мы теперь будем делать? У нас сгорел дом… почти нет денег. Родители мертвы…

— Не стоит думать о будущем, нужно жить одним днем. Ты пока побудешь здесь, а я займусь делами.

— Нет, — Саманта повернулась к нему лицом, отчаяние, сквозившее в ее прекрасных глазах, разрывало ему сердце. — Позволь мне пойти с тобой. Я не могу… просто так лежать здесь, Блейк. Я просто сойду с ума, ожидая тебя, — Саманта обвила руками его шею. — Я боюсь отпускать тебя. Ты можешь никогда не вернуться.

— Я вернусь, Сэм. Ты же знаешь, я всегда возвращаюсь к тебе.

В этих словах был какой-то зловещий смысл, словно речь шла о чем-то большем, чем подготовка похорон. Саманта прильнула к мужу, убеждая себя, что он не оставит ее сейчас, в таком положении, не позволит, чтобы им овладели гнев и ненависть и заставили его совершить какой-нибудь опрометчивый поступок. Она даже тайно поклялась, что удержит мужа от необдуманных действий. Удалось же ей однажды убедить Блейка в том, что она не должна уезжать из Канзаса?! Сейчас Саманта хотела забыть о том, что у нее остался один только Блейк, и что он тоже может отдать свою жизнь этой борьбе, как ее мать и отец. Саманта чувствовала, что муж не ограничится одними словами, он готов возглавить движение, и это приводило ее в ужас.