— Ты не ошибся, мой добрый Стоп, — отвечал Джордж Малькольм, — я получил самую лучшую новость.

— Можно мне спросить у вашей светлости…

— Что обрадовало меня? Ты сейчас узнаешь и разделишь мою радость! Через несколько недель мы обнимем батюшку и брата…

— Сэр Джон и сэр Эдвард возвращаются в Англию? — с живостью спросил Стоп.

— Как раз наоборот, — улыбнулся Джордж, — мы сами поедем к ним.

Лицо Стопа сразу же помрачнело.

— В Ост–Индию? — пробормотал он.

— Да, в Бенарес… Нас ждет прекрасное путешествие.

Стоп молчал, опустив голову.

— Но мысль об этом путешествии не должна делать тебя грустным.

— Все это так неожиданно…

— Не правда ли, приятный сюрприз?

— О, конечно, ваша светлость; но нам так хорошо здесь жилось…

— Там нам будет еще лучше, потому что мы станем жить вместе с батюшкой и братом.

— Не смею противоречить вашей светлости, но ведь переезд туда долог и сопряжен с такими опасностями… Да и кораблекрушения не так уж редки.

Джордж, строго взглянув на лакея, сказал:

— Если ты боишься ехать со мной, можешь спокойно оставаться здесь! Я не хочу, чтобы моим товарищем оказался человек, боящийся опасности и преданность которого ослабевает, как только приходит время оказать ее.

— Ваша светлость прекрасно знает, что я последую за вами куда угодно, — возразил Стоп, делая над собой героическое усилие, — чтобы не расставаться с вами, я готов стать под дуло пушки… Что же касается морской болезни, то я вынесу ее, черт возьми!

— Вот теперь я узнаю тебя, мой добрый Стоп!

— Когда мы отправимся в дорогу, ваша светлость?

— С первым кораблем, отплывающим в Калькутту. Я сейчас же пошлю письмо в Лондон за справками, а с завтрашнего дня начнем собираться в дорогу.

— Мои сборы будут коротки! — прошептал с глубокой покорностью Стоп, выходя из комнаты, чтобы объявить остальным слугам о предстоящем скором отъезде таких важных личностей, как сэр Джордж и он.

Вот что содержалось в послании отца к Джорджу Малькольму:

«Пришло, наконец, время, милый мальчик, исполнить твое желание и согласиться на твой приезд в Индию. Советую тебе не пропустить корабль компании; я сгораю от нетерпения обнять тебя. Ты мне крайне необходим… Уже давно я принялся за таинственное, священное дело. Я хочу привести в исполнение опасное намерение, известное только мне одному. Я приближаюсь к цели, по крайней мере, так думаю и надеюсь, но меня окружают многие трудности, невидимые враги, каждую минуту я могу погибнуть от неизвестной руки. После смерти все проделанное мной может погибнуть… Этого не должно случиться. Твой брат Эдвард слишком молод, чтобы заменить меня в случае необходимости. Из тебя же я хочу сделать преемника, вложив в твои руки окончание гигантского дела. После нас древнее имя Малькольма не умрет, потому что мы выполним великое дело и, может быть, упрочим владычество английской короны в Индии…

Сделав тебе это признание, ты понимаешь, с каким нетерпением я ожидаю тебя. Каждый шаг, сделанный мной вперед, увеличивает опасность над моей головой… Итак, приезжай, сын мой, приезжай скорее, мой милый Джордж!

С того времени, как твой приезд стал возможным, молодой индус по имени Казиль, признательный и преданный мне за то, что я спас ему жизнь, будет ждать тебя в Калькутте с паланкином и носильщиками. Он умен, неутомим и сумеет узнать тебя среди пассажиров английского корабля. Он будет твоим проводником; короче говоря, можешь во всем положиться на него.

До скорого свидания, мой Джордж. Все тебе кланяются; наши сердца бьются при мысли, что через несколько недель мы обнимем тебя.

Ожидающий и любящий тебя отец Джон Малькольм».

Спустя неделю после получения письма Джордж и Стоп на великолепном корабле «Король Дагоберт» отправились в Калькутту. Переезд прошел благополучно, если не считать морской болезни, в течение всего времени путешествия мучавшей несчастного лакея.

Не успел корабль стать на якорь, как Казиль был уже на корабле и сразу узнал Джорджа. Последний пожелал два дня отдохнуть в Калькутте, а Казиль, воспользовавшись остановкой, послал в Бенарес индуса сообщить сэру Джону о скором приезде сына.

На третий день сэр Джордж сел в паланкин, караван запасся провизией, Стоп приобрел для себя лошадь с длинной гривой и путешественники двинулись в путь.

Остальное уже известно читателям. Мы говорили о странном приключении на горе Беома, в развалинах пагоды Шивы, где таинственный дворец и незнакомка в черной маске ворвались в жизнь молодого англичанина.

Мы исполнили важную часть нашей задачи. Теперь читатели хорошо знают некоторых действующих лиц, и нам остается только идти вперед.

* * *

Комнаты сэра Джона Малькольма, расположенные в нижнем этаже веранды, состояли из передней, большого рабочего кабинета и спальни. В кабинете, обтянутом индийской материей удивительной работы, вдоль стен размещались шкафы с сочинениями знаменитейших авторов; большая конторка, привезенная из Англии, стояла у окна, заполненная связками бумаг.

Другой угол комнаты занимали охотничьи ружья, прекрасные шпаги, дамские кинжалы и пистолеты, которые не могли не очаровать взор любителя.

Два окна, почти всегда открытые и защищенные от солнца китайскими шторами, придавали кабинету веселый вид. В этом кабинете мы и встречаем сэра Джона Малькольма и его сына Джорджа на другой день после приезда в Бенарес.

Судья сидел перед конторкой, облокотившись на руку, в тот момент, когда Джордж вошел к нему.

Услышав шаги, сэр Джон поднял голову и, повернувшись, улыбкой встретил сына.

Молодой человек, подвинув кресло к конторке, сказал:

— Не хотите ли поговорить со мной, батюшка?

— Хочу ли я? Еще бы!

— Мы поговорим о вашем письме.

— О письме? — повторил Джон Малькольм.

— Да, о письме, которое сильно заинтересовало меня и быстрее заставило покинуть Англию. В этом письме, как вы, наверное, помните, говорилось об опасности и славе. Эти две вещи, не хочу скрывать от вас, — с улыбкой прибавил Джордж, — вызывают у меня волнение. В ваших словах заключалась возбуждающая тайна, странная загадка, при мысли о которой я в течение всего путешествия из Дувра в Калькутту трясся в лихорадке.

— И ты хочешь немедленно получить ответы на все вопросы? — спросил сэр Джон Малькольм.

— Это вполне естественно.

— О! Даже очень естественно! Я ожидал с твоей стороны нетерпения и, признаюсь, был бы неприятно поражен, если бы увидел тебя холодным и равнодушным…

— Вам, батюшка, нечего бояться моего равнодушия. Я жажду узнать тайну, и вам остается только открыть ее. Говорите же, говорите, я жду!

— К сожалению, милый мальчик, придется еще немного подождать, — сказал Джон Малькольм.

— Ждать!? — повторил с разочарованием Джордж.

— Да, нужно вооружиться терпением, потому что сегодня твое любопытство не будет удовлетворено.

— Но почему?

— Из–за самолюбия автора…

— Что вы хотите этим сказать?

— Вот что. Точно так же, как писатель, сочинив роман или пьесу, не решается отдать их на суд публики, не исправив сначала слабых мест, так и я не хочу сообщать о своем деле, не соединив всех деталей в единое целое.

— Как! — вскричал Джордж. — Такое кокетство перед своим сыном!

— Почему бы и нет. Сын, слушая меня, станет моим судьей, а я хочу его одобрения.

— Но вы же знаете, что заранее уже получили его! Все сделанное вами должно быть прекрасным!

— В тебе говорит сердце, но мне нужно не сыновнее восхищение, а разумное одобрение. Поэтому–то я откладываю свою исповедь…

— Но, батюшка, вы же не думали так, когда писали письмо?

— Правда.

— Почему же ваше решение изменилось?

— Потому что с того времени как я отправил письмо, я намного продвинулся вперед. Секрет, отыскиваемый мной и часто обманывавший меня в тот момент, когда я уже держал его в руках, не вырвется на этот раз. Секрет этот открыт; я убежден в успехе и торжестве своего дела. Я приближаюсь к цели!