К сожалению, большинство собравшихся здесь нелюдей предпочитало питаться мясом. В принципе ничего удивительного в этом не было. Вернись я к человеческому облику, мне бы тоже больше пришелся по вкусу не какой-то там цветочный сиропчик, а кусок свежезажаренной на костре дичины. Однако я все еще оставался комаром и мог только порадоваться, что мне не достался организм, который предпочитает поддерживать свои силы дождевыми червями или личинками жука-короеда. После получаса бесплодных поисков и пары неудачных попыток заменить положенный мне нектар глотком забродившей медовухи я внезапно уловил весьма соблазнительный аромат. Еще не понимая, что именно меня так влечет, но будучи твердо уверенным, что оно будет съедобно, я стремительно полетел навстречу этому божественному запаху и вскоре оказался перед роскошным шатром, окруженным тремя кольцами стоящих плечом к плечу воинов. Впрочем, вооруженное до зубов оцепление и парочка патрульных упырей в небе – это не совсем то, чем можно остановить маленькое голодное насекомое. Стража и ойкнуть не успела, как я уже миновал трижды неприступный кордон и очутился в походном раю, щедро убранном самыми разнообразными экзотическими растениями. Недолго думая, окунулся в ближайшую чашечку, а учитывая мои нынешние размеры, чуть ли не в целую ванну огромного красного цветка, и вдоволь напился густой ароматной жидкости, напоминающей по вкусу круто заваренный каркаде. Это было нечто. Я сразу же вспомнил бесподобную поездку в Египет, где мне довелось целую неделю расслабляться в клубном отеле, чья территория была вдоль и поперек унизана такими же цветами. Похоже, что владелец шатра, в который я залетел, также был родом с юга или с юго-востока.

Правда, его апартаменты, несмотря на палаточный тип жилища, смотрелись куда шикарнее того, что я когда-либо смогу себе позволить. Начать с того, что ткань шатра оказалась чистым шелком. Пол устилали персидские ковры и шкуры более или менее известных мне животных. Поверх них на небольшом возвышении теснились сплошь золотые и изредка серебряные блюда с самой невероятной снедью. Пловы, жаркое, фрукты, лепешки, сладости. Изобилие, собранное на этом дастархане, могло одновременно служить как залом славы какого-нибудь восточного шеф-повара, так и комнатой пыток для человека, сидящего на низкокалорийной диете. Однако ни гастрономическими, ни прочими сокровищами диковинное убранство шатра не исчерпывалось. На мой взгляд, самой удивительной его деталью было огромное, кряжистое, расходящееся у основания на шесть-семь равноценных стволов дерево. Вершины этого исполина я не видел. Она терялась где-то за пределами опирающегося на него шатра. При этом каждый ствол в отдельности нес еще и свою собственную дополнительную функцию. На одном было собрано всяческое оружие. Между двумя другими растянули большой прямоугольный кусок чьего-то меха. Четвертый ствол служил банальной вешалкой для одежды. Пятый вроде бы тоже. Хотя то драное рубище, которое на нем висело, выглядело, скорее, не одеждой, а нелепой грязной тряпкой, невесть как оказавшейся в этом царстве роскоши и комфорта. И тем не менее именно при виде этого предмета у меня почему-то возникло стойкое ощущение дежавю. Я ни минуты не сомневался в том, что ранее уже сталкивался с этой вещью. Вот только где и когда? Заинтригованный своим открытием, я приблизился к рубищу и только-только собрался его подробно изучить, как в шатер вошли двое: суровый, одетый в длиннющую холщовую рубаху былинный старец, а с ним развеселый молодой ухарь в тельнике и галифе. В молодце я с трепетом узнал самого Перуна.

– Ну что, братуха, – весело обратился глава старославянского божественного пантеона к своему спутнику. – Как те наше воинство? Внушаеть?!

– Ничего так орава, – согласился старец.

– Да ладно те, Велька! Чего ты гонишь? «Ничего»… Уж полторы тыщи лет такой ватаги не собирали! И, промежду прочим, не без твоего, братка, участия!

«Не может быть! – вскинулся я, не веря своим ушам. – Велька… Братка… Это что же получается, Перун с Велесом разговаривает?!» Я так разволновался из-за своего открытия, что даже рискнул высунуться из складок рубища, в котором спрятался, едва боги вошли в шатер. Очень уж захотелось получше рассмотреть самого главного босса Общества, о котором было столько разговоров, что я и сам поверил: если кто-то сможет разрулить нынешний кризис, то только он – Велес Великий и совсем не Ужасный. Увы, осмотр получился весьма беглым! В том смысле, что едва я уставился на Велеса, как на меня уставился Перун. В результате пришлось срочно бежать, лететь, падать, крутиться, закладывать виражи – и все это под яростные хлопки рассвирепевшего божества.

– Нет, ну чтоб тебя, а?! Бог я или не бог! Почему даже в моем шатре от комаров спасу нет?!

– Да ладно тебе, уймись! – попытался утихомирить брата Велес. – Ты лучше скажи, откуда у тебя тут чинара взялась?

– «Чинара»? – удивился Перун, остывая. – А! Дерево, что ль?! Гы…

Божество самодовольно похлопало по одному из семи стволов, как раз по тому, на котором метром выше я нашел себе временное убежище.

– Это мне Кубера подарил! Вместе с прочей обстановкой!

– Кубера, значит… – нахмурился Велес. – Это тот одноглазый толстяк, который любит людей в растения превращать?

– Он самый! – осклабился Перун. – Это «чинарик», кстати, тоже из смертного. Наглый такой человечишка попался. Дважды пытался индуса моего обокрасть. Куберина кобра ему, видишь ли, понравилась. И меня, кстати, обманул. Сказал, что на тебя работает!

– Вот оно что! Узбек, значит, – задумчиво пробормотал Велес. – Теперь понятно, почему чинара. Это, выходит, его одежа там висит?

Божественный старец указал рукой на рубище, и я наконец сообразил, откуда оно мне знакомо. Это был тот самый халат, в котором я привык видеть младшего егеря Общества Алихана.

– Ага! Его. Только ты не трогай. А то он обратно превратится. На че я тогда шатер крепить буду?!

– Лады, – даже не попытавшись поспорить, согласился глава Общества, и я едва не рухнул на ковры с превращенного в чинару узбека.

«Как же так?! – не поверилось мне. – Мы ж тебя ждали, чтобы ты всех спас. А тут твоего сотрудника деревом сделали, и ты даже не хочешь пальцем пошевелить?! Да кто ж ты после этого?!» И вдруг я сам себе дал абсолютно однозначный и, несомненно, верный ответ на собственный вопрос: «Велес – бог! А боги между собой конечно же всегда договорятся!» Надежда на то, что сейчас все изменится к лучшему, погасла во мне так же быстро, как и появилась.

– Ну что, по рюмашке? – предложил Перун, одной рукой вытаскивая из угла колоссальную бутыль с полупрозрачной коричневатого цвета настойкой.

– Перцовка? – оживился Велес.

– Круче! – заверил его брат и разлил выпивку по огромным золотым сосудам, рядом с которыми кубок УЕФА показался бы не более чем жалким оловянным наперстком.

Однако внимание мое привлекла не столько посуда, из которой собрались пить боги, сколько оказавшаяся на дне бутыли свернутая в кольцо из десяти-двенадцати витков очковая кобра по имени Шит. «Ну гад!» – подумал я, сам толком не зная про кого: про Куберу, который все-таки уморил свою змею, или про Перуна, который настаивал на ее останках свое питье.

– Слушай, брат, а человечек, про которого ты рассказывал, часом, не эту змею украсть пытался? – поинтересовался Велес, осторожно принюхиваясь к содержимому кубка.

– Ее!

– Ну тогда точно не мой! Мои такое не пьют!

– Гы! Дык и она раньше не в бутылке сидела! Это ее Кубера в пузырь запихнул! Тот еще шутник. Говорит, угощайся, Перун Батькович! Вы – славяне – любите укрощать зеленого змия. – С этими словами бог щелкнул по стеклу ногтем, и я с отвращением увидел, как змея внутри сосуда дернулась и открыла свои несчастные, воспаленные от сидения в алкоголе глаза.

«Живьем заспиртовали!» – с не пойми откуда взявшимся состраданием подумал я. Перун же тем временем отставил бутыль и снова посмотрел на брата.

– Ну за что пить будем? За победу?

Велес, уже поднесший было кубок к губам, засомневался: