Времени на объяснения, куда и зачем мы так торопимся, у коллег тоже не было. Я понял только, что мы едем в тот район, который на деревянной карте пометила моя стрела. Как оказалось, это произведение искусства, как и почти все вокруг, было волшебным. Вырезали его действительно не люди. Карту преподнесла Обществу более двухсот лет назад артель благодарных дятлов. Они выдалбливали ее чуть ли не полгода и даже сумели под страхом клюва привлечь к работе жуков-короедов и других мирных древоточцев. В Обществе подарку обрадовались. Им восхитились. Полюбовались. После чего отнесли в подвал и забыли. Так он и простоял там в упаковке из сушеного папоротника и бересты до очередного переезда. Именно во время него в одной из подвод, перевозившей имущество Общества, разбилась банка с заспиртованным желчным пузырем, удаленным неизвестным ветеринаром у Змея Горыныча. Уникальный внутренний орган был распорот острым стеклянным осколком. Желчь чудища пролилась, разъела кучу всякого добра и наконец впиталась в деревянный ландшафт. С тех пор он и приобрел свои чудесные свойства. Стоило какой-нибудь нечисти сотворить что-то недоброе на территории Великой Российской империи, как блуждающие по древесным волокнам остатки змеиной желчи скапливались в этой географической точке и проступали наружу черным зловещим пятном. Так бы случилось и в этот раз. Однако моя ненароком выпущенная стрела ускорила процесс и позволила узнать о приближении волшебно-экологической катастрофы еще до того, как она окончательно созрела. Учитывая, что это место также соответствовало поселению, к которому был приписан Кощей после очередного условно-досрочного освобождения, мои коллеги не сомневались, что именно там намечается какая-то глобальная пакость.
Таким образом, Серый с Иваном занялись сбором припасов. Василиса взяла Диму и отправилась в оружейную. А меня прикрепили к Хану, чтобы перед выездом задать корм содержащейся в штаб-квартире животине. К сожалению, посмотреть на диковинное зверье и птиц узбек мне не позволил. Экс-царевна четко и недвусмысленно предупредила, что впускать меня в клетки и вольеры не следует, потому как я обязательно либо кого-то выпущу, либо вместо того, чтобы задать корм, сам стану завтраком, обедом и ужином. Поэтому единственным, что мне доверил Хан, было подтаскивание к указанной двери в коридоре мешков с зерном, брикетов с сеном, целлофановых упаковок с мясом, а также контейнеров с чем-то шевелящимся и противно скребущимся по стенкам.
После того как каждая из групп выполнила свою миссию, мы снова встретились на кухне, где нас ждали собранные рюкзаки. Всех, кроме меня.
– А моя… поклажа? – настороженно спросил я и мысленно ужаснулся, представив тяжелый и негабаритный груз, который даже в рюкзак не поместится.
– Налегке пойдешь! – ответил волк, теряя половину букв, потому что в зубах у него висела огромная корзина для пикника.
– Берем самое необходимое! – пояснил Алихан, стараясь получше пристроить на спине доставшийся ему вещмешок. – Если ты что-то потеряешь – всем кирдык!
Такая предосторожность выглядела вполне уместной. Мне и до прихода в Общество доводилось терять вещи. Да что там! Я терял их почти каждый день, поэтому ключи от дома носил на толстенной цепочке на поясе, права и документы на машину в специальном кошельке на шее, а деньги… Деньги меня не волновали. Их все равно почти никогда не было. И все же недоверие новых сослуживцев показалось мне в высшей степени обидным. Утешало только то, что большую часть пути, как я предполагал, нам предстоит проделать на моей машине. А значит, пока все будут отдыхать, я худо-бедно отработаю свое за рулем. Однако все произошло несколько иначе.
– Выходим! – скомандовал Иван, и отряд потянулся с кухни. Мне казалось, что я уже начал хоть чуть-чуть ориентироваться в лабиринтах нашей штаб-квартиры. Однако вместо того чтобы свернуть налево в сторону прихожей, Дурак почему-то двинулся направо. Я молча пошел следом, и через какое-то время наша группа оказалась около массивной, запертой на несколько щеколд и засовов двери черного хода. Здесь мы остановились.
– Построились! – приказал Иван Иванович. – Мы с Серым идем первыми. Затем Лев с Алиханом, Василиса и Дмитрий замыкающие. Все готовы?
– Ты ничего не забыл? – прервала его экс-царевна.
– Ты о чем?
– Мы собирались к шефу вестника отправить.
– Собирались. Пока Али в птичнике не побывал.
Василиса вопросительно посмотрела на узбека, и он не замедлил дать объяснения:
– У всех пернатых крылья подрезаны. Раньше чем через неделю не полетят.
– Сволочь! – прошипела раздосадованная женщина, по всей видимости, по поводу Кощея. А я лишний раз отметил странное поведение этого сказочного негодяя. То, что хлопот с ним было выше крыши, вопросов не вызывало. Однако при всем при этом он уже неоднократно проявлял какое-то необъяснимое милосердие. Казалось бы, что стоило Кощею придушить Хана, чтобы не мешал искать ключи от наручников? То же и с волком. Зачем тратить время на связывание Серого и тем более на подрезание крыльев птицам? Перебить их – гораздо быстрее. Похоже, Костлявый все-таки был не таким уж конченым злодеем, каким его рисовали народные предания. Недаром же говорится: «Сказка ложь, да в ней намек». А на что уж она там намекает, леший знает. Зато намек Дмитрия был куда яснее. В тот миг, когда Иван взялся за первый засов, Счастливчик показал мне свою растопыренную пятерню и повернул кольцо на среднем пальце. Поблагодарив его кивком, я сделал то же самое и приготовился выйти из штаб-квартиры.
Картина, открывшаяся за дверью, была абсолютно невероятна. Каким-то образом черный ход старой московской коммуналки вел не в подъезд и на улицу, а выходил прямо на берег речки. Причем не Москва-реки, не Яузы и даже не загнанной в пятидесятые годы прошлого века в трубу реки Неглинки. Быстрый поток, около которого мы оказались, явно не имел никакого отношения к столице. Собственно, его и речкой можно было назвать с большой натяжкой. Скорее, перед нами шумел крупный лесной ручей, бодро бежавший по своим делам среди высоких сосен и мощных обветренных валунов. Тем не менее несмотря на скромные размеры, он, по-видимому, был судоходным. По крайней мере, так считали мои коллеги, которые быстро раскидали лежавшую вблизи от берега кучу лапника, извлекли из-под него три потрепанных каноэ и одно за другим спустили на воду. Садиться в них не хотелось. Я подошел к лодке, которая досталась нам с Ханом, и первый раз в жизни пожалел, что так и не стал верующим. Перед тем как лезть в эту посудину, очень тянуло перекреститься, а заодно поцеловать Коран и сходить в синагогу. Наше плавсредство выглядело так, будто его выдолбили из половинки гигантского парникового огурца, пускаться на нем в путешествие казалось таким же идиотизмом, как прыгнуть со скалы, приделав к спине крылья, сплетенные из шишек, папоротника и сосновых веток. Похоже, что узбек разделял мое мнение. Самыми глубокими водоемами, которые он встречал у себя дома, были канализационные арыки в родном кишлаке его бабушки и городской фонтан на одной из площадей Ташкента. Таким образом, воду Алихан уважал и даже любил, но только в том случае, если она текла из крана, а не когда возникал риск погрузиться в нее полностью – навсегда или, по крайней мере, денька на три.
Между тем остальные два каноэ уже приняли своих пассажиров, так что медлить было нельзя. Поэтому я решил помочь сухопутному напарнику и первым забрался в наш водоплавающий гроб, продемонстрировав тем самым, что у нас все-таки есть шанс не сразу пойти ко дну, а сперва помахать веслами. Подействовал ли на товарища мой пример, или Алихану просто стало стыдно в одиночестве торчать на берегу, изображая Ассоль в узбекском халате, но так или иначе – он тоже сел в челн. Правда, едва его задница прикоснулась к сиденью, лодочка стала слегка покачиваться и вибрировать, как будто где-то под нами заработал невидимый мотор. Но на самом деле никакого мотора не было. Просто бедный узбек мелко трясся от страха. Однако я сделал вид, что ничего не заметил. В конце концов, мужество заключается не в том, чтобы ничего не бояться, а в том, чтобы героически преодолевать свои фобии. Так что, на мой взгляд, Хан проявил себя вполне мужественным человеком. Я поднял весло, развернул каноэ носом по течению и направил его в середину потока.