Всемила же, худенькая маленькая женщина с аккуратно заплетенной темной косой, жила с семьей в небольшой рыбацкой деревеньке близ Мирольма, пока туда ночью не пришли тарки, так они называли «босоногих» тварей.

И так со всеми. Из всего следовало, что земли лоримов подверглись нападению большого количества тарков, как они сами говорили — орды. Если верить всему услышанному, то выходило, что Мирольм, скорее всего, в осаде и что передвижение по землям нортийцев становилось опасным вдвойне.

«Допустим, — думал юноша, — даже если мы каким-то чудесным способом пройдем через лес, наводненный тарками, Доберемся до осажденного Мирольма и проберемся внутрь города, то что я скажу конунгу? Мол, я принц Ксандр, переправьте меня немедленно на материк? Бред. Как я докажу, что я именно тот, за кого себя выдаю?» Чем больше Саша думал, тем больше омрачалось его и без того паршивое настроение.

От тяжелых размышлений принца оторвало движение каких-то крупных теней совсем недалеко от подножия скал. Хорошо приглядевшись, благо безоблачное ночное небо позволяло, он бросился к оружию. Быстро забросив щит и шеттир за спину, пристроив колчан со стрелами на пояс, Ксандр с луком в правой руке, не оборачиваясь, растворился в скальном проходе.

Аная неожиданно проснулась и резко открыла глаза. Вокруг царил полумрак и покой. Лишь тихое дыхание почивающих да легкое покашливание спящей рядом с ней Вереи — вот и все звуки, что нарушали ночную тишину пещеры. Тихо, чтобы не потревожить сон уставших за день женщин, Аная направилась к выходу.

У костра никого не было. Только догорающие красные угли да редкие язычки синего пламени освещали скальную площадку.

Ежась от окрепшего к середине ночи морозца, вышедшая из тепла девушка подошла к очагу. Вещей Ксандра нигде не было. Подбросив несколько поленьев в огонь, Аная, пританцовывая на холоде, прошлась вокруг площадки. Ксандра нигде не было. Голос Наримы заставил ее резко обернуться:

— Что, ушел вой? У него свой путь… Он и так много для нас сделал. Только слаб еще, но ничего, такой не пропадет. Такой даже слабый поопаснее ра-хана будет. Видала черные пятна на рукавах его одежи?

Аная, пораженная словами ведуньи, глядя в одну точку, машинально кивнула. «Как ушел? Не может быть!» — кричало ее сердце, пытаясь вырваться из груди.

— Это пятна матери ра-ханов, — словно не замечая горя на лице застывшей на месте девушки, продолжала Нарима, садясь к костру. Поленья, подброшенные Анаей, быстро охватывались заново рожденными языками пламени. Их яркая игра отбрасывала блики на каменные стены скал. — Пятна уже седые, первый раз зрю такие. Меха вон сколько, на троих воев хватит. Видать, огромная была «Клыкастая». Если он сам совладал со старой мудрой матерью стаи, то я не завидую врагам сего воина. Да и тарков-то он вырезал, будто детей малых. Да-а. У такого воя путь особый. Что ему плестись со стайкой беглянок, жизнью своей важной рисковать?

Аная на подкосившихся ногах, уже не слушая ведунью, побрела обратно в пещеру. Ушел… Из нее будто душу вынули, оставив внутри только пустоту да тяжелую обиду. Не увидит она больше его светлых серьезных глаз, его ставшего таким близким за эти дни лица, его сильного гибкого тела. Как жить дальше? Его голос, его улыбка, его сильные надежные руки… Как жила она раньше без него? Он ворвался в ее жизнь, словно морской ветер, заполонив собой все мысли и чувства. И так же ушел, не попрощавшись. Хотя он что-то сказал ей на прощание на своем певучем незнакомом языке. А может, это сон? И не было никакого странного Белого воина Ксандра? Может, он пришел к ней из ее тайных девичьих грез?

Добравшись до своего места в пещере, все еще хранящего ее тепло, Аная, уже не сдерживая горьких слез, проплакала до самого утра. А под утро забылась тихим легким сном, в котором к ней снова пришел ее загадочный Белый спаситель.

Совет проходил в большой дружинной палате древнего, построенного еще предками ярла Икера терема. В те незапамятные дни, когда Хирмальм звался Хирмальмцем и был всего лишь небольшим рыбацким селищем, на землю сию пришел первый захватчик. Отбились тогда от злого ворога всем миром, потерявши при сем много люда, и дальний предок Седовласа, Торм Грозный, заложил фундамент главного терема хирмальмских ярлов, оплот и надежу хирмальмцев.

Главная палата, где собирался на трапезу весь род Тормов, а позднее и други верные, прозванные дружиною, по прошествии многих долгих зим была названа дружинной. Именно здесь решались и реклись главные заповеты и наказы ярловой вотчины.

В середине палаты стоял длинный широкий стол из твердого дерева, во главе коего и восседал сам ярл, а по бокам — все сотники и двое воевод. На совете за длинным столом сидели также местные и бежавшие от орды из других городищ панны.[17] Они составляли большинство заседавшего в этот час совета. Также рядом по правую руку от ярла тихой белой тенью, держа в правой руке резной посох, сидел Высший друид Ваянар.

Совет затянулся. Начавшись рано утром, он продолжался вот уже несколько часов. Зажиточные панны спорили, перекрикивая и перебивая друг друга, о том, что делать дальше оставшемуся лоримскому народу. Сотники, часть из которых только что вернулась с крепостных стен, молча хмурились в бороды и попивали ульс,[18] ожидая останнего ярлового слова.

Сам же Седовлас, будто не замечая того шума, который подняли разгорячившиеся панны, молча взирал на Стену Рез.[19] Во главе семнадцати резных бревен стоял столб первого Торма. Последним же стоял его собственный. Удастся ли закончить резьбу на нем? Или, может, уже завтра пламя поражения поглотит эту стену, а с ней и весь народ лоримов, ставший за эти дни таким немногочисленным?

От тяжких дум отвлекло гробовое молчание в палате. Не было слышно споров и ругани паннов, недовольного сопения сотников — все взоры были обращены на задумавшегося ярла. Икер незаметно ухмыльнулся в бороду. Вот они, хваленые члены Сейма. Бьют себя в грудь кулаками, рвут одежды на груди, а как решения тяжкие принимать — так все и замолкли. Никто не хочет взваливать судьбу лоримов себе на плечи. Вот и сейчас совет сидел за длинным столом и с надеждой глядел на своего правителя.

Оглядев твердым взглядом успокоившихся паннов, ярл властно произнес сидящему рядом Торли:

— Снаряди «Змея» и «Гаронну»,[20] пусть идут вдоль брега и собирают уцелевший люд. Не может быть такого, чтоб так мало выживших.

Невольно вспомнилась Наюшка родимая. Где сейчас дитятко милое? В гибель дочери ярл не хотел верить, да и Ваянар обнадежил. Хоть и выживает из ума старец, постоянно проповедуя о Белом воине, все же хотелось горюющему ярлу надеяться на чудесное избавление Анаи.

— Что это ты, ярл, такое удумал? — перебил Икера Велим Красномов, один из самых влиятельных паннов Мирольма, ближайший советник Рыжебородого и давний противник Седовласа в Сейме. Икер знал, что именно этому разжиревшему на милостях конунга панну он должен быть благодарен за постоянные помехи в деле создания общего войска. Если бы Сейм принял идеи Седовласа, то, верно, не зашла бы так далеко в глубь страны орда тарков. Только поздно уже говорить об утерянном, не вернешь более ушедших за Берег. Нужно думать, как сохранить людей, доверившихся ярлу.

Тем временем богатый панн встал и, важно подбоченясь, зычным голосом, как когда-то на Сейме, продолжил:

— Али ты забыл, что ворог у стен города, славный ярл? Где же это видано, чтобы во время осады снимать со стен сотню лучших воев да, рискуя самыми быстроходными баррканами, отправлять их незнамо куда и незнамо зачем?

Ободренный молчанием спокойно смотрящего на него ярла и, видимо, расценив его реакцию по-своему, Красномов продолжал с удвоенной силой: