Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Ворота, говорят, открыты. Сейчас по всем улицам бои идут. Ярл местный с дружиной из детинца вышел ворога бить, — сказал стоявший в углу зала уже немолодой с виду торговец с седыми волосами на висках. Из оружия у него был только длинный нож, которые обычно носят с собой люди, не имеющие никого отношения к военному делу.

— Нужно ему помочь, — произнесла Аная с ходу, чем вогнала всех в краску, а некоторые даже глаза отвели. Только огромный Валдушко с того момента, как вошла красивая и грациозная дочка ярла, обомлев, зачарованно вытаращился на прекрасную воительницу.

За всех ответил мелкий хозяин постоялого двора:

— Мы, красавица, люди все не военные, хотя и железки повымали. Там сейчас ярл с воями могучими неприятеля бьет. А мы что? Мы, неумехи, ему только мешать будем. Больше навредим, чем подмогем. Многие здесь вообще не из Ульма.

Аная презрительно обвела взглядом залу и людей, показавшихся ей сначала смелыми и решительными: «Глупцы! Там сейчас каждый меч на счету, а они тут, все здоровые мужики, закрылись и сидят, будто куры в курятнике… Еще оружием обвесились».

— И то верно, — насмешливо, с каким-то горячим задором в глазах, сказала Аная, — что-то я совсем зрением слаба стала, не там воев разглядела. Видать, ошиблась.

Кто-то даже взвился на такие дерзкие слова. Остановил их вид мрачных Седовласовых дружинников, сразу, как по команде, подобравшихся и приготовившихся нарубить в мелкую капусту любого, кто приблизится к стоящей с высоко поднятой головой дочери ярла Хирмальма.

— Ты, старая кочерыжка, за себя ответ держи, — сказал вдруг громогласным голосом маленькому хозяину притихший до этого Валдушко, — я и сам тут собирался пойти прогуляться, да и подсобить, чем смогу, местному ярлу. И ты, дева, всех под один гребень не греби — коли собралась куда, так пойдем вместе.

Легко, как будто маленький прутик, великан вскинул свое оружие на плечо. То, что изначально было принято за обычный колун, оказалось настоящим боевым топором. Тяжелый и громоздкий, в руках своего хозяина он казался легким и невесомым.

Валдо под жалкие попискивания хозяина постоялого двора, покопавшись в груде мебели, закрывавшей единственный вход в помещение, выбрал себе небольшую скамью. Верно, она будет применена как щит.

— Ну, народ! Отворяй ворота! — залихватски крикнул он. — Не поминайте лихом, люди добрые!

Он боком протиснулся в кое-как освобожденный проход и исчез в ночной мгле городища. Дверь мгновенно захлопнулась за спинами выскочивших следом Анаи и дружинников. Послышался торопливый приглушенный грохот ставящегося на место барахла. Больше никто не осмелился выйти за ними. Какая доля ждет оставшихся в постоялом дворе — неведомо.

— За мной! — Голос Валдо враз изменился, балагур превратился в опытного хищного зверя, взявшего след добычи. Он бежал легко, не обремененный тяжестью доспеха. Да разве будет какой доспех в тягость такому богатырю? Сзади, стараясь не потеряться в туманной дымке, заглотившей все улицы и домишки городища, бежали, не отставая, Аная и дружинные.

На пути никого не встретили. Тихо и пустынно. Будто ничего не происходит, даже тот ужасный вой больше не повторялся. Судя по тому, как они неслись вниз с возвышенности, дочь ярла сообразила — бегут к воротам. Скользкая от предрассветной росы трава предательски скользила под подошвами сапог, и если бы не Римас, неизменно бегущий сзади и поддерживающий за локоть, лететь бы гордой воительнице кубарем вниз на потеху врагу.

Запахло гарью. Вдали уже были слышны неровные звуки близкой сечи. Дым от чего-то противно горящего постепенно рассеивался, и бегущие на звуки боя люди оказались на небольшом пустыре между домами. Находясь все еще на возвышенности, они увидели страшную картину.

Дома, построенные рядом с крепостной стеной, пылали, будто лихорадочным дневным светом озаряя мечущиеся по улицам среди домов далекие фигурки. С этого места было хорошо видно, что ворота городища, словно соломенный плетень, развороченный чем-то необъяснимо страшным, валялись поодаль от стены. В разорванную брешь постоянным шевелящимся потоком втекали противные волосатые тела тарков. Шагах в ста от погибших ворот стоял неровный строй изрядно поредевшей дружины Ульма. Часть бескрайнего вражеского потока, словно морская волна, обрушивалась на кажущуюся такой маленькой и хрупкой стену щитов. Тарки беспрерывно текли, огибая еще не сдавшийся островок измученных людей, и воющей рычащей массой расползались по всему городищу. А там — дети, женщины, и они умирают! Ульм умирал — никто не придет на помощь. Аная со слезами на глазах смотрела на страшное действо там, внизу. Остатки дружины Ульма помалу стали терять своих боевых товарищей. Вот один вой не успел опустить вовремя щит после выпада копьем, и на его открытое плечо падает здоровенная дубина тарка, вырывая его из строя. Другой воин, подхваченный длинными волосатыми лапами, исчезает в клубке клыкастых тварей, разрываемый на части. Справа особенно здоровенный тарк влетает, насаживаясь на копья, в строй сомкнутых щитов и, остервенело разя своей страшной дубиной направо и налево, успевает перед смертью нанести сильный урон строю. Но вой стоят! Стоят насмерть, стараясь подороже продать свои жизни. По мере того как умирают храбрые защитники, все теснее сжимается круг — страшный, рычащий, жаждущий крови.

— Что же мы стоим? — кричит, словно вырвавшись из плена страшного сна, Аная. — Нужна наша помощь! Скорее! Что же вы стоите?!

Она, оторвав взгляд от страшного зрелища, оглянулась на своих спутников. Они стояли не шевелясь, с каким-то странным выражением глаз. Казалось, взгляды воинов говорили о понимании чего-то особого, чего никогда не понять ни одной женщине.

— Их уже не спасти, — сказал Валдо тихим успокаивающим голосом. — Ульм пал, наш долг — уйти и предупредить о враге в самом сердце наших земель. Я ухожу в Мирольм. Скажи отцу — если сильно прижмет, пусть пришлет птицу.

И уже строгим, привыкшим повелевать голосом обратился к дружинным:

— Пойдете лесом вдоль побережья — видать, орда прошла через Ущелье. И еще перескажите все Седовласу: мнится мне, тарки разделились на три орды, и каждая идет прямо к самым сильным городищам. Странно идет… Первый раз зрю, чтоб тупое зверье так воевало. Да, и еще: за деву головой отвечаете! Это я вам говорю, сотник Валдо Белый Топор.

Он развернулся и легким для такой горы мышц бегом двинулся в сторону моря, противоположную Хирмальму. Ошеломленные Митро и Римас еще некоторое время смотрели вслед по-звериному уходящему гиганту. Сегодня судьба свела их с самым главным сотником Рыжебородого, о силе которого даже слагали песни и сказы среди лоримов. Каждый мальчишка хотел быть похожим на Валдо Белоуса (так его еще называли за то, что он принес когда-то из Ледяного леса два белых уса грозного ра-хана).

Все это произошло за несколько мгновений. Был легендарный Валдо — и уже нет его, канул среди темных, по-весеннему цветущих деревьев. Аная, сдерживаемая Римасом, уже горько, как маленькая девочка, рыдала, глядя на погибающий Ульм. Страшный вой разнесся по терзаемому городищу, нагоняя подавленно уходящих от места трагедии, так и не смогших ничего предпринять беглецов…

Они шли всю оставшуюся ночь, все дальше удаляясь от страшного места. Аная словно перегорела, послушно плетясь за неизменно шагающим впереди Митро. Шли молча. Говорить не хотелось. Все трое словно повзрослели на несколько лет. Каждый думал о своем. Только иногда насторожившийся Митро уходил вперед, чтобы разведать дорогу.

Лес, просыпавшийся после долгого зимнего сна, не обращал внимания на угрюмо шагающих путников. Его чудесные запахи и цвета больше не радовали несчастную Анаю. Вместе с Ульмом погибли ее красочные мечты и грезы. На их место пришло жесткое и беспощадное понимание окружающей жизни. Все еще не верилось в то, что больше не будет никакой ульмской ярмарки, что не будет хороводов и ночных посиделок. Остался только растерзанный на части мертвый городище с рыскающими по нему голодными тварями. Канули в небытие чудесные богатырские подвиги, осталось только горькое воспоминание об удаляющейся широкой спине великана Валдо да обреченное на смерть хрупкое кольцо строя сомкнутых щитов и пылающее городище с умирающими в нем женщинами и детьми. Впервые ей, молодой цветущей девушке, у которой вся жизнь впереди, не хотелось жить. Вдруг остро захотелось к отцу. Обнять его, зарывшись в широкой могучей груди, и разреветься как девчонке, жалуясь на весь мир. А он своей твердой и шершавой, как камень, ладонью нежно бы гладил ее по волосам, успокаивая и утешая.

29
{"b":"167977","o":1}