"Surprised by joy-impatient as the Wind…" Surprised by joy-impatient as the Wind I turned to share the transport — Oh! with whom But Thee, deep buried in the silent tomb, That spot which no vicissitude can find? Love, faithful love, recalled thee to my mind — But how could I forget thee? Through what power, Even for the least division of an hour, Have I been so beguiled as to be blind To my most grievous loss! — That thought's return Was the worst pang that sorrow ever bore, Save one, one only, when I stood forlorn, Knowing my heart's best treasure was no more; That neither present time, nor years unborn Could to my sight that heavenly face restore. "Смутясь от радости, я обернулся…"[83] Смутясь от радости, я обернулся, Чтоб поделиться — с кем, как не с тобой? — Но над твоей могильною плитой, Увы, давно безмолвный мрак сомкнулся. Любовь моя! Я словно бы очнулся От наваждения… Ужель я мог Забыть, хотя бы на ничтожный срок, Свою потерю? Как я обманулся? И так мне стало больно в этот миг, Как никогда еще — с той самой даты, Когда, у гроба стоя, я постиг, Неотвратимым холодом объятый, Что навсегда померк небесный лик И годы мне не возместят утраты. SEPTEMBER 1815 While not a leaf seems faded; while the fields, With ripening harvest prodigally fair, In brightest sunshine bask; this nipping air, Sent from some distant clime where Winter wields His icy scimitar, a foretaste yields Of bitter change, and bids the flowers beware; And whispers to the silent birds, "Prepare Against the threatening foe your trustiest shields." For me, who under kindlier laws belong To Nature's tuneful quire, this rustling dry Through leaves yet green, and yon crystalline sky, Announce a season potent to renew, 'Mid frost and snow, the instinctive joys of song, And nobler cares than listless summer knew. БЛИЗОСТЬ ОСЕНИ[84]
Еще и лист в дубраве не поблек, И жатвы с нив, под ясным небосклоном, Не срезал серп, а в воздухе студеном, Пахнувшем с гор, где Дух Зимы извлек Ледяный меч, мне слышится намек, Что скоро лист спадет в лесу зеленом. И шепчет лист певцам весны со стоном: Скорей на юг, ваш недруг недалек! А я, зимой поющий, как и летом, Без трепета, в том шелесте глухом Густых лесов и в ясном блеске том Осенних дней, жду с радостным приветом Снегов и бурь, когда сильней согрет, Чем в летний зной, восторгом муз поэт. "Hail, Twilight, sovereign of one peaceful hour!.." Hail, Twilight, sovereign of one peaceful hour! Not dull art Thou as undiscerning Night; But studious only to remove from sight Day's mutable distinctions. - Ancient Power! Thus did the waters gleam, the mountains lower, To the rude Briton, when, in wolf-skin vest Here roving wild, he laid him down to rest On the bare rock, or through a leafy bower Looked ere his eyes were closed. By him was seen The self-same Vision which we now behold, At thy meek bidding, shadowy Power! brought forth; These mighty barriers, and the gulf between; The flood, the stars, — a spectacle as old As the beginning of the heavens and earth! "О Сумрак, предвечерья государь…"[85] О Сумрак, предвечерья государь! Халиф на час, ты Тьмы ночной щедрее, Когда стираешь, над землею рея, Все преходящее. — О древний царь! Не так ли за грядой скалистой встарь Мерцал залив, когда в ложбине хмурой Косматый бритт, покрытый волчьей шкурой, Устраивал себе ночлег? Дикарь, Что мог узреть он в меркнущем просторе Пред тем, как сном его глаза смежило? — То, что доныне видим мы вдали: Подкову темных гор, и это море, Прибой и звезды — все, что есть и было От сотворенья неба и земли. |
