Лорд Камбель отцом был семи дочерей, —
Прекрасные, умные детки!
Похожи на семь белоснежных лилей,
Весной на одной распустившихся ветке,
И рыцарем гордым был Камбель-отец,
Душою и храбростью воин;
Он часто кидал свой угрюмый дворец
И, дочек оставя, был сердцем спокоен.
А в замке угрюмом, старинном оне
И дни и недели все жили одне,
Всегда за работой до белой зари…
О, как все спокойно в стенах Биннори!
Волна за волною по морю бежит,
Волною корабль подгоняет…
Прощальной зарею весь запад облит…
Разбойник морской к Биннори приплывает…
И на берег выступил хищный пират.
Он весь под влияньем идеи,
Что в замке забыты за пряжей сидят,
Отца дожидаются дочки-лилеи…
"Уж будут наверно красотки — мои!
Назад полечу я в объятьях любви
При гаснущем блеске пурпурной зари…"
О, как все спокойно в стенах Биннори!
В лесу, на лужайке с цветущим ковром,
Как будто бы чуткие лани,
Спят девы спокойным и сладостным сном
И облик родителя видят в тумане…
Но вдруг звон оружия, крики и шум…
Лес вторит пиратов напевам…
Девицы в испуге, мешается ум…
Что делать им, робким, боящимся девам?
Лорд Камбель, забыл ты семь ценных камней,
Блестящих алмазов короны твоей,
Прекрасных, как звезды вечерней зари!..
О, как все прекрасно в стенах Биннори!
И девы вскочили… как серны бегут,
А следом за ними пираты…
Они нагоняют, они их зовут,
И девушки бедные страхом объяты.
Бегут они, словно как лань от ловца…
Как будто у пойманной пташки,
Трепещут у девушек робких сердца,
И молятся Деве Марии бедняжки:
"Спаси нас, Мадонна, от гибели злой,
Ты, ангел-хранитель, крылами закрой,
Крылами прозрачнее утра зари"…
О, как все спокойно в стенах Биннори!
Бегут они, словно как серны бегут…
Скала вдруг… На что им решиться?
У ног ее волны сердито ревут,
И в них она мрачно и грозно глядится.
Минута… Они очутились на ней,
Тоски и отчаянья полны…
Спасения нет — и гирлянда лилей
Низринулась, канула в шумные волны…
Бежит ли источник по мягким лугам, —
Он вечную память журчит дочерям,
О том же поет соловей до зари…
О, как все спокойно в стенах Биннори!
Но девы живут: из бурливых валов
Поднялись над синей водою
Как раз семь зеленых, больших островов,
Покрытых цветами и мягкой травою.
Твердят рыболовы, что в тех островах
Могилы девиц утонувших,
Под пение феи в роскошных мечтах
И в сладостных грезах спокойно уснувших…
Те девы в преданьях вовек не умрут,
Красою все больше и больше цветут,
Красою прекраснее утра зари…
О, как все спокойно в стенах Биннори!
Spade! with which Wilkinson hath tilled his lands,
And shaped these pleasant walks by Emont's side,
Thou art a tool of honour in my hands;
I press thee, through the yielding soil, with pride.
Rare master has it been thy lot to know;
Long hast Thou served a man to reason true;
Whose life combines the best of high and low,
The labouring many and the resting few;
Health, meekness, ardour, quietness secure,
And industry of body and of mind;
And elegant enjoyments, that are pure
As nature is; too pure to be refined.
Here often hast Thou heard the Poet sing
In concord with his river murmuring by;
Or in some silent field, while timid spring
Is yet uncheered by other minstrelsy.
Who shall inherit Thee when death has laid
Low in the darksome cell thine own dear lord?
That man will have a trophy, humble Spade!
A trophy nobler than a conqueror's sword.
If he be one that feels, with skill to part
False praise from true, or, greater from the less,
Thee will he welcome to his hand and heart,
Thou monument of peaceful happiness!
He will not dread with Thee a toilsome day —
Thee his loved servant, his inspiring mate!
And, when thou art past service, worn away,
No dull oblivious nook shall hide thy fate.
His thrift thy uselessness will never scorn;
An _heir-loom_ in his cottage wilt thou be: —
High will he hang thee up, well pleased to adorn
His rustic chimney with the last of Thee!
