"It is a beauteous evening, calm and free…" It is a beauteous evening, calm and free, The holy time is quiet as a Nun Breathless with adoration; the broad sun Is sinking down in its tranquillity; The gentleness of heaven broods o'er the Sea: Listen! the mighty Being is awake, And doth with his eternal motion make A sound like thunder — everlastingly, Dear Child! dear Girl! that walkest with me here. If thou appear untouched by solemn thought, Thy nature is not therefore less divine: Thou liest in Abraham's bosom all the year; And worshipp'st at the Temple's inner shrine, God being with thee when we know it not. "Прелестный вечер тих, час тайны наступил…"[55] Прелестный вечер тих, час тайны наступил; Молитву солнце льет, горя святой красою. Такой окружена сидела тишиною Мария, как пред ней явился Гавриил. Блестящий свод небес уж волны озарил! Всевышний восстает, — внимайте! бесконечный, Подобный грому, звук гремит хвалою вечной Тому, кто светлый мир так дивно сотворил. О милое дитя! о по сердцу родная! Ты думой набожной хотя не смущена, Со мной гуляя здесь, — но святости полна; Невинностью своей живешь в блаженстве рая, Ты в горний храм всегда летишь душой, — И Бог, незрим для нас, беседует с тобой. PERSONAL TALK ЖИТЕЙСКИЕ ТЕМЫ "I am not One who much or oft delight…" I am not One who much or oft delight To season my fireside with personal talk. — Of friends, who live within an easy walk, Or neighbors, daily, weekly, in my sight: And, for my chance-acquaintance, ladies bright, Sons, mothers, maidens withering on the stalk, These all wear out of me, like Forms, with chalk Painted on rich men's floors, for one feast-night. Better than such discourse doth silence long, Long, barren silence, square with my desire; To sit without emotion, hope, or aim, In the loved presence of my cottage-fire, And listen to the flapping of the flame, Or kettle whispering its faint undersong. "Признаться, я не очень-то охоч…"[56] Признаться, я не очень-то охоч До тихих радостей молвы скандальной: Судить соседей с высоты моральной Да воду в ступе без толку толочь, Внимать речам про чью-то мать — иль дочь Невзрачную — весь этот вздор банальный Стирается с меня, как в зале бальной Разметка мелом в праздничную ночь. Не лучше ль, вместо словоговоренья, С безмолвным другом иль наедине Сидеть, забыв стремленья и волненья? — Сидеть и слушать в долгой тишине, Как чайник запевает на огне И вспыхивают в очаге поленья? "Beloved Vale!" I said, "when I shall con…" "Beloved Vale!" I said, "when I shall con Those many records of my childish years, Remembrance of myself and of my peers Will press me down; to think of what is gone Will be an awful thought, if life have one." But, when into the Vale I came, no fears Distressed me; from mine eyes escaped no tears: Deep thought, or dread remembrance, had I none. By doubts and thousand petty fancies crost I stood, of simple shame the blushing Thrall; So narrow seemed the brooks, the fields so small! A Juggler's balls old Time about him tossed: I looked, I stared, I smiled, I laughed: and all The weight of sadness was in wonder lost. "Я думал: "Милый край! Чрез много лет…"[57] Я думал: "Милый край! Чрез много лет, Когда тебя, даст Бог, увижу снова, Воспоминанья детства дорогого, Минувшей дружбы, радостей и бед Мне будут тяжким бременем". Но нет! Я возвратился, — и тоска былого Меня не мучит, не гнетет сурово, И слезы мне не застят белый свет. Растерянно, смущенно и сутуло Стоял я, озираючись вокруг: Как съежились ручей, и холм, и луг! Как будто Время палочкой взмахнуло… Стоял, смотрел — и рассмеялся вдруг, И всю мою печаль, как ветром, сдуло. |
