В конце концов мы распрощались. Мне было очень грустно расставаться с Вольмаром. Скорее всего, я его больше не увижу. Подразделения легиона разбросаны по большой территории, а Вольмар через четыре года увольняется. Он с самого начала принимал во мне участие, и его поддержка, его великолепное чувство юмора всегда придавали мне сил. Такого человека хорошо иметь рядом, когда дела идут не лучшим образом; мне будет не хватать его. Это была наша последняя ночь в Маскаре, и, покинув дом Вольмара, мы решили выпить все имеющиеся в городе запасы спиртного — все равно ведь мы больше сюда не вернемся!

Наша великолепная девятка вышла рано утром на отдельный строевой смотр. Смотр проводил Прат-Марка, который пожал каждому из нас руку и пожелал успеха, а затем мы в последний раз выехали за ворота 5-го батальона. Все легионеры высыпали из казарм, чтобы проводить нас. Вокруг был лес машущих рук, в толпе мелькали дружеские лица — таких было большинство, — и каждое оставило зарубку в нашей памяти. Одни будут долго вспоминаться по тому или иному поводу, другие, наверное, со временем забудутся. Тут были Вебер, Батиста, Д'Эглиз, Лоренц, Вернер, Рене Бауманн и даже Мальц с Отто Шмидтом — эту парочку я уж точно запомню, хотя и против воли. Оставив их всех позади, мы прогрохотали по улицам Маскары и, кинув последний взгляд на городишко, устремились в направлении Сюлли. Первый этап службы завершился.

Уже к вечеру перед нами предстал Сюлли — сущая клоака, в которой мы проторчим примерно шесть недель, пока из нас будут делать десантников. Сюлли — это ферма милях в десяти от Сиди-бель-Аббеса. Опочивальней нам служит огромная перестроенная конюшня, желоб-поилка для лошадей во дворе — наш лавабо (умывальник), а надстройка над бывшим винным погребом — рефектуар. Туалета как такового не существует, вместо него в двухстах ярдах от казармы вырыта траншея, где нас всегда приветствуют тучи мух.

Едим мы не с тарелок, как в Маскаре, а из котелков, что отнюдь не способствует аппетиту, — все равно что пить «Дом Периньон» из чашки с кофейной гущей. Короче, Сюлли — дыра из дыр, и мне она ни капельки не нравится.

Вечером мы познакомились с командиром части, капитаном Глассе. По виду типичный француз — служака, суровый и здравомыслящий.

Воинская часть в Сюлли состоит из двух взводов, в каждом примерно по двадцать человек. Поскольку мы только что прибыли, то стали 2-м взводом, а 1-й занимается здесь уже около месяца. Нашим взводом командует лейтенант Летан.

Он, кажется, не слишком уверен в себе, и распоряжаются от его имени, как правило, два сержанта. Первый из них — по фамилии Крюгер, с лицом не более выразительным, чем бетонная глыба. Говорит очень тихо с заметным славянским акцентом. Он, несомненно, опасен. Крюгер был парашютистом в немецкой армии и участвовал в обороне Монте-Кассино,[20] что уже само по себе никому не доставляет радости. Второго сержанта зовут Виссман. Он голландец, чрезвычайно энергичный и довольный собой. Очень хорошо говорит по-английски.

Помимо двух сержантов, нами командуют два капрала — итальянец Маллони и немец Кан. На первый взгляд, оба настроены довольно благодушно.

День начался с того, что нам выдали новое обмундирование, включая пару хороших ботинок. Мы были донельзя рады избавиться от кошмарных сапог, в которых ходили до сих пор.

Затем последовала серия обычных испытаний, от которых нам, похоже, никуда не деться. Сегодняшний график включал лазание по канату, отжимания, упражнения для пресса, пятимильный бег трусцой с полной выкладкой, ряд забегов на короткие дистанции, в том числе на полтора километра, и еще несколько видов пыток. Парни явно проверяли нас — обстукивали штукатурку, чтобы обнаружить под ней слабые места.

Рана у меня на ноге не заживает и превратилась в открытую язву. Здешний фельдшер окончил, по-видимому, то же училище, что и его коллега в Маскаре, и прописывает мне йод ведрами. Жжет неимоверно, а толку никакого.

Из 1-го взвода дезертировал голландец Хайнц. Виссман уверяет нас, что далеко он не уйдет: ближайшая граница — с Марокко, а там беглец наткнется на проволочное заграждение под током и минное поле. Такие заграждения, возведенные французами вдоль границ с Марокко и Тунисом, тянутся далеко вглубь пустыни и не дают тысячам алжирских феллахов проникнуть на родную землю, с которой их согнала война, развернувшаяся в середине 50-х годов не на шутку.

Виссман проводил сегодня утром занятия по ближнему бою. Они проходят на бетонной площадке, и отношение к ним здесь гораздо серьезнее, чем в Маскаре. Этого никто из нас не ожидал — мы думали, что достаточно уже наломались во время начальной подготовки. Мы жестоко ошибались, и у меня закрадывается подозрение, что настоящие испытания только начинаются. Виссман немного с придурью, так что лучше не выводить его из себя. Сегодня он придирчиво следил за тем, чтобы во время рукопашных схваток никто не работал вполсилы. Он дважды подзывал к себе легионеров, которые, по его мнению, вкладывали слишком мало чувства в броски через плечо, и показывал на их примере, как это надо делать. Демонстрация была, прямо скажем, жестокая. Такие парни, как Виссман, получают удовольствие, причиняя другим боль. Что нас ждет впереди?

Наступили суровые времена. Целыми днями мы отрабатываем на солнцепеке все те же хорошо известные нам приемы и упражнения, к тому же нас достает Виссман со своими туповатыми подручными, капралами Маллони и Каном. Пища здесь поражает своей несъедобностью, особенно после Маскары. Там еды не всегда хватало, но сама по себе она была вполне качественной. Здесь же продукты явно порченные, да в придачу не хватает пресной воды. Ее привозят ежедневно из бель-Аббеса в цистерне. К полудню она нагревается и становится непригодной для питья.

Сегодня, демонстрируя один из приемов дзюдо, Крюгер сломал ногу Мартинесу. Мартинес — испанец и обладает свойственным этой нации обостренным чувством гордости. Он не издал ни звука, когда это произошло, и кое-как добрел до своего места в строю, в то время как Крюгер насмехался над ним, изощряясь в придумывании обидных прозвищ. Мартинес в ответ лишь слабо усмехался, и даже это, вероятно, причиняло ему боль. После занятия мы отвели его в санчасть, и фельдшер констатировал перелом. Теперь Мартинес лежит в гипсе в изоляторе, а Крюгеру ровным счетом наплевать. У де Граафа тоже проблемы со здоровьем. Он заявил, что у него что-то не в порядке с ногой, и его отправили в бель-Аббес к врачу. Тот не нашел никаких болячек, и в результате де Граафу впаяли восемь суток гауптвахты (стандартный срок за симуляцию). Очевидно, другого лечения здесь не признают.

Сегодня во время послеобеденной сиесты дезертировали Лефевр и Абуан, а в семь вечера уже пришла весть, что их задержали моторизованные войска регулярной армии. Я в это время был в карауле, и мне велели ехать на джипе с командой, отправившейся за ними. Команда состояла из старшины роты Вестофа и Виссмана. Когда мы приехали в моторизованную часть, к нам вывели двух задержанных, и тут Вестоф буквально огорошил всех, включая меня, вытащив свой пистолет и уложив обоих на месте ударом рукоятки по голове. У Лефевра кровь брызнула фонтаном. После этого их запихнули в джип.

Надо было видеть, какое изумление и ужас выразились на лицах наблюдавших за этим французских солдат. Да и у меня, наверное, с лицом было не все в порядке. Мы вернулись в Сюлли, арестованных провели к капитану Глассе. Меня поставили караульным у дверей его кабинета. Глассе избил их до полусмерти, и это было лишь прелюдией к их дальнейшим мучениям.

Для начала им назначили трехчасовой пелот (дисциплинарную трепку). Это наказание заключается в том, что провинившемуся надевают на спину набитый камнями вещмешок с проволочными лямками, а на голову стальную каску без подкладки и заставляют бегать по кругу. При этом сержант (в данном случае Виссман) стоит в центре круга со свистком. При одном свистке провинившийся должен совершить кувырок вперед, при двух — ползти на животе, а при трех — маршировать с согнутыми коленями. Если он снижает темп или падает (что с Лефевром и Абуаном случалось сегодня неоднократно), сержант подгоняет его. Когда у Лефевра с Абуаном уже не было сил держаться на ногах, их заставили проползти по открытой сточной канаве, а затем, в довершение всех унижений, ползать на животе по казарме. Мы все должны были стоять навытяжку у своих коек, а эти двое, измазанные в грязи и нечистотах, ползали у наших ног, задыхаясь и стеная, и были даже мало похожи на людей.