Мы испытали предельные физические нагрузки и стали благодаря этому сильнее. Аналогичную трансформацию претерпели и наши умственные способности. Наши чувства обострились, мы теперь более восприимчивы, сообразительны и расторопны, исчезло то отупение, в котором мы пребывали прежде, когда нам ни о чем не надо было думать. Тогда мы подчинялись командам как автоматы, теперь нам самим предстоит командовать, а значит, включать мозги.

Вечером в рефектуар состоялся большой банкет. Все, включая Лоридона и Дельгадо, надрались от души, радуясь, что все кончилось. Все обиды были забыты, все грехи прощены. Это был настоящий взрыв энергии и эмоций. Мы разнесли в пух и прах рефектуар, выбили оконные стекла в казарме, разбросали столы и стулья по всему лагерю. Бутылки и тарелки летали по воздуху, как перья из вспоротой подушки. Не было никаких драк. Просто у тридцати человек произошла разрядка напряжения, которое нагнеталось в течение многих недель. Это было очень эффектное средство психологического воздействия, благодаря ему мы почувствовали себя гораздо лучше.

Завтра приедет полковник, состоится торжественная церемония объявления результатов и раздачи наград. Мне, пожалуй, уже все равно, кто займет первое место. Я испытываю главным образом облегчение оттого, что этот груз свалился с плеч. А Питцер все-таки неплохой парень, у него есть чувство юмора. Да и все остальные — отличные ребята.

Мы постарались, как могли, привести к приезду полковника лагерь в порядок или, по крайней мере, скрыть следы учиненного разгрома. Но это было все равно что делать вид, будто взрыва в Хиросиме никогда не было. В три часа мы должны были построиться на плацу в парадной форме, блистая красными эполетами, синими поясами и собственным безупречным видом. Нам все-таки удалось навести порядок — мы навострились делать это после стольких погромов, учиненных Дельгадо и другими сержантами с нашими вещами.

В половине третьего мы собрались, и нам зачитали очередность, в которой мы должны были промаршировать перед полковником. Она зависела от того, какое место ты занял по итогам всего курса обучения.

Первым оказался я. Ну, что тут сказать? Я был потрясен, страшно рад и беззастенчиво возгордился. Это был праздник всех англичан. Знай наших. Второе место занял Питцер, отставший от меня всего на пол-очка. Он воспринял свое поражение с достоинством и пожал мне руку; в этот момент я понял, что приобрел еще одного друга. Сото был четвертым, Виньяга седьмым, Калушке пятым, Манбар восьмым, а Нальда предпоследним.

Мы прошли парадным маршем перед полковником Кайу и по очереди подходили к нему, чтобы получить галон (нашивки) капрала. Присутствовало все командование роты и половина офицеров и сержантов полка, и после торжественной церемонии состоялся еще один банкет с участием полковника и остального начальства, закончившийся на этот раз вполне благопристойно. Среди приезжих был и Лафон, вне себя от радости. Он приписывал все заслуги своей воспитательной работе. Я был тоже очень рад видеть его. Это было немного похоже на то, как если бы на вручении наград в школьном актовом зале присутствовал твой отец. Поздравления сыпались на меня со всех сторон, как конфетти, но наиболее ценными из них были поздравления тех, кто окончил пелотон вместе со мной. Я думаю, они все желали мне победы. Они подталкивали меня к ней.

За каких-то четыре месяца, пока я отсутствовал, в полку произошли заметные изменения. Очень много новичков. Меня направили в 4-й взвод той же роты, где я служил раньше. Большинство моих старых друзей по 3-му взводу покинули полк, так что повсюду я натыкался на новые лица. Жаль, что я не простился с друзьями. Не было старины Тео и Декалёва, и даже мерзкий Грубер исчез. Они были последними из «стариков», служивших в полку в то давнее время, когда я впервые присоединился к нему в Руфи.

Все сержанты незнакомы мне, за исключением Кароса и Хиршфельда, бессмертного ветерана. Хиршфельд растолстел и уже совсем не тот, каким был когда-то. Он никак не может приспособиться к новым порядкам в невоюющей армии и слишком много пьет. Грустно видеть, как человек опускается.

Офицеры все без исключения новые. Особенно жалко, что ушел Жэ. Он был бы рад тому, что один из его парней занял первое место в пелотоне. О Бенуа я не жалею, хотя хотел бы встретиться с ним еще разок — не для того, чтобы позлорадствовать и похвастаться, а чтобы проверить, нет ли в нем чего-то стоящего, что я в статусе рядового не смог разглядеть. Я думаю, мы оба плохо понимали друг друга, и это жаль.

Бросается в глаза отсутствие Грэндиса. Уж кто был последним из могикан, так это он, и его уход знаменует конец целой эпохи.

Современные казармы и бетонированные дороги — еще один штрих, завершающий картину происшедшей метаморфозы. Новые лица делают ее еще более заметной, и я все больше чувствую себя ветераном, пережитком прошлого, идущим не в ногу с остальными. Я теперь не «Джонни», а «капрал»; между мной и рядовыми легионерами возведен невидимый, но ощутимый барьер. Я больше не принадлежу к их числу.

Гуль и Сот Гарсиа по-прежнему командуют и теперь, когда я стал капралом, держатся со мной покровительственно. Меня от этого тошнит. Но они напоминают мне, почему я решил пойти в пелотон, и я рад, что они не могут больше шпынять меня, как прежде, а в случае, если они зарвутся в своих претензиях на лидерство, я могу поставить их на место.

Жизнь в полку бьет ключом. Каждый специализируется в какой-нибудь области военной науки. Создано подразделение водолазов-подрывников, и действуют они, судя по результатам, вполне профессионально; существует отдельная спортивная команда. Члены ее тренируются по двадцать четыре часа в сутки и собираются участвовать в чемпионате по военному пятиборью, который состоится во Франции в будущем году. Они твердо намерены победить. За последние месяцы они уже опередили несколько североафриканских полков в различных маршах и забегах по пересеченной местности.

Сорок легионеров посланы во Францию для совершенствования в лыжном спорте; по возвращении они станут отдельным горнолыжным подразделением. Другие занимаются на курсах альпинизма и выживания. И наконец, образована школа обучения ведению партизанской войны, которая провозглашена лучшей во французской армии. Все это впечатляет.

Есть также особые курсы по ведению военных действий в ночное время. Мы будем в течение трех месяцев учиться делать в полной темноте все то, что обычно делаем при свете дня. Спим мы днем, поднимаемся в восемь вечера и завтракаем. Предполагается, что после прохождения курсов мы сможем оперировать с завязанными глазами со всеми известными нам видами вооружения, от ручных гранат до ракетных установок. Мы спускаемся ночью на парашютах в лес с такой же легкостью, как на крикетную площадку в ясный летний день. Короче, мы учимся жить и действовать без помощи зрения.

В море, помимо водолазов-подрывников, тренируется множество других специалистов. Очень популярны такие мазохистские развлечения, как ночные прыжки в воду возле мыса Фалькон и морские операции с участием подводных лодок и надувных шлюпок.

В противотанковом подразделении вырабатывают привычку держаться как ни в чем не бывало, когда на тебя наезжает знаменитый танк-громила «чифтен». Процедура следующая. Ты стоишь лицом к танку, медленно надвигающемуся на тебя, позволяешь ему опрокинуть тебя на спину и спокойно лежишь между лязгающими мимо тебя огромными гусеницами. Особой опасности это не представляет, если местность ровная, но нервы при этом нужны крепкие. На этих курсах обучают также действовать против танкового дивизиона, атакующего тебя цепью. Тут надо знать заранее, когда именно танки будут тебя атаковать и где именно проедут. В том месте, где должен проехать танк, роется так называемый бутылочный окоп глубиной примерно четыре фута. Окоп имеет форму бутылки с узким горлышком впереди и расширением сзади. Человек втискивается в горлышко и сидит там, поджидая танк. Водителю танка не видно, что делается в непосредственной близости перед машиной, так что он вряд ли заметит человека в окопе и как ни в чем не бывало наедет на него. Поскольку горлышко окопа узкое, предполагается, что земля под тяжестью танка не обвалится. А как только танк проехал, человек выскакивает из окопа, быстренько прилепляет к танку мину приличных размеров со взрывателем, срабатывающим через десять секунд, и ныряет обратно. Танк взлетает на воздух. Так, по крайней мере, все это происходит в теории.