— Ты хочешь, чтобы я приехала и пожила с тобой немного? — спросила Трэси, сжав руку подруги. — Уверена, мне удастся взять несколько свободных дней.

— Спасибо, Трэси, — покачала головой Стефани. — Может, позже. Думаю, сейчас мне лучше побыть немного в одиночестве.

Только когда Стефани уже собралась идти на посадку в самолет, Трэси вспомнила о своей встрече с Майком.

— Кстати, несколько дней назад я случайно встретилась с Майком Чендлером, — сказала она, когда они шли к выходу, взявшись за руки.

— Здесь? — с удивлением спросила Стефани. — В Филадельфии?

— Он обедал в ресторане «Гарден», — кивнула Трэси. — Позже я выяснила, что он приехал в Филадельфию поговорить с актрисой насчет возможности сниматься в его мини-сериале. Во всяком случае, я не устояла и высказала ему все, что о нем думаю, хотя с тех пор прошло столько лет.

Стефани улыбнулась. Трэси была единственным человеком из круга ее знакомых, кто мог хранить недовольство годами. И жаль ту жертву, которая вызовет на себя гнев Трэси.

— Что он сказал?

— Честно говоря, я не дала ему шанса сказать много. Все время говорила я. — Когда стюардесса объявила немедленный вылет самолета в Атланту и Лос-Анджелес, Трэси поцеловала подругу в щеку. — Сомневаюсь, что ты случайно встретишься с Майком. Но если все-таки так получится, я бы хотела, чтобы о нашей встрече ты услышала от меня. — Она отступила назад. — Ты не расстроилась?

— Конечно, нет, — покачала головой Стефани. Она повесила сумку через плечо. — Позвоню завтра, после разговора с адвокатом. — На прощание махнув рукой, она пошла садиться в самолет.

Самым сложным из всего, что когда-либо в своей жизни делала Стефани, было рассказать дочери о своем намерении развестись с Грантом. Он был для Сары не только отцом, но и другом, к которому девочка всегда обращалась за несколькими лишними долларами или разрешением сделать что-то, что запрещала Стефани.

Чтобы не разговаривать с дочерью на деликатную тему в гостинице «Бел Эйр», в такой не домашней обстановке, Стефани пошла с Сарой в парк Санта-Моника, где они часто гуляли по воскресеньям. Они шли рядышком, обе одетые в шорты, тенниски и ветровки. Всегда очень сложно, когда расходятся родители, но Стефани старалась говорить как можно понятнее. Сара слушала, засунув руки в карманы и глядя прямо перед собой. Было что-то мучительное в ее молчании.

— Не понимаю, — наконец сказала Сара, когда Стефани закончила. — Вы казались такими счастливыми, когда несколько дней назад уезжали из Калифорнии. Так ведь?

Стефани кивнула. Большие серые глаза Сары блестели от слез.

— Тогда что же произошло? Что плохого сделал папа?

— Ничего, — солгала Стефани. — Просто мы не можем больше жить так, как когда-то привыкли. Вместо того чтобы делать друг друга несчастными, мы решили, что лучше нам будет разойтись.

— Многие родители не ладят друг с другом. Саванна говорит, что ее родители все время ссорятся, а иногда даже бросаются друг в друга чем попало.

— Для тебя будет лучше, если мы с твоим папой будем бросаться друг в друга чем попало? — остановившись, спросила Стефани, заставляя Сару посмотреть ей прямо в глаза.

— Думаю, нет, — ответила Сара, наблюдая, как черный доберман устремился за палкой, которую хозяин собаки бросил в воду. Потом, щурясь от солнца, девочка взглянула на мать. — А я смогу видеться с папой?

— Когда захочешь.

— А что будет с домом?

— Он достанется отцу. Тебе, Анне и мне, конечно, придется куда-нибудь переехать.

— Куда?

— Еще не знаю. Ты мне поможешь подобрать новый дом? — спросила Стефани, чувствуя, что это немного отвлечет и приободрит дочь. — Мы могли бы начать поиски прямо сейчас, около пляжа. Тебе нравится эта идея?

— Я только хотела… — кивнула головой Сара. Слезы, которые она так мужественно сдерживала, хлынули из ее глаз. — Я хочу, чтобы вы остались вместе. — Рыдая, она упала на колени и обхватила голову руками.

Вскрикнув, Стефани тоже опустилась на колени и обняла дочь. Ее сердце обливалось кровью, видя, как страдает Сара. Внезапно у Стефани промелькнула мысль попробовать наладить отношения с Грантом, если он изменится. Но потом она вспомнила полусумасшедшего мужчину, который ворвался в ее спальню в Портофино, по-скотски набросился на нее, да и его безнадежное пьянство становилось все непереносимее.

У Гранта быт шанс. Второго он не получит.

Грант сидел в своем кабинете, прислонившись головой к зеленой кожаной обивке софы. Его мысли путались. Ему бы хотелось избавиться от этих мыслей так же легко, как просто стереть плохо построенное предложение на компьютере.

Прошло четыре дня с той ужасной ночи в Портофино. Когда Грант вернулся в Беверли-Хиллз и обнаружил, что дом пуст, он использовал все средства, чтобы найти Стефани. Но когда он звонил ей в гостиницу «Бел Эйр», ему удавалось поговорить только с Анной.

— Вы должны оставить ее в покое, мистер Рафферти. Она не хочет вас видеть.

Грант не был уверен, что сможет жить в своем доме после того, как Стефани ушла от него и подала на развод. С этим домом связано слишком много воспоминаний, причем самое яркое из них — когда Стефани впервые вошла в их новый дом. Она бегала из комнаты в комнату, вскрикивая от удовольствия. А его сердце было наполнено любовью и гордостью, что он может сделать жену такой счастливой, что он так много может ей дать.

На столе перед Грантом лежало пресс-папье с заснеженной деревушкой внутри стеклянного шара. Это был подарок ему от Стефани на Рождество в первый год после свадьбы. Грант поднял пресс-папье и перевернул его, наблюдая, как белые хлопья медленно падают на прекрасную зимнюю картинку. Именно такой была его жизнь со Стефани в те дни.

Грант решил позвонить Стефани в последний раз, по потом передумал: она просто повесит трубку. Комок подступил к его горлу. Когда-то, в короткий и великолепный отрезок жизни, у него было все: слава, деньги, красивая жена и дочь, которую он обожал. Теперь у него не осталось ничего. «Мне некого винить, кроме самого себя, — думал он, положив на место пресс-папье. — Я сделал ужасную, непростительную ошибку и теперь должен заплатить за нее. Но цена — потерять Стефани — слишком велика. Чересчур велика». Грант опустил руку в карман и вытащил пузырек со снотворным, которое ему пару лет назад прописал доктор, потому что Грант периодически страдал бессонницей. С минуту он размышлял, потом решительно встал и твердыми шагами, с совершенно ясной головой, так как с утра не брал в рот ни капли спиртного, пошел к компьютеру, сел за него и стал печатать.

«Моя дорогая Стефани, если бы я был хорошим писателем, то подобрал слова, которые затронули бы твое сердце и заставили бы тебя простить меня. Если бы я был более сильным мужчиной, я бы обратился за помощью и изменил свою жизнь. Но я ни тот и ни другой. Поэтому, моя дорогая красавица, моя блестящая звездочка, я просто говорю «прощай».

Грант перечитал свое послание. Он чувствовал себя спокойно, ничего не боялся. Рядом стоял стакан с виски, который он наполнил давно, но так и не притронулся к нему. Теперь он взял стакан, высыпал на стол таблетки снотворного и пересчитал их: тринадцать. Рафферти засмеялся. Это его счастливое число. Грант встретил Стефани тринадцатого декабря и получил своего первого «Оскара» тринадцатого апреля. Он взял горсть таблеток и, высыпав их в рот, запил виски. Затем еще раз наполнил стакан, теперь уже до краев, и залпом выпил его. Руки Гранта уже стали немного дрожать, когда он наполнил стакан в третий раз, но он умудрился выпить и его до дна.

Потом Грант сел на софу, где они со Стефани однажды занимались любовью, и закрыл глаза.

Когда на следующий день в семь утра Стефани открыла дверь своего гостиничного номера и увидела на пороге Бадди Уэстона с красными глазами, она сразу же поняла, что случилось что-то ужасное.

— Грант? — спросила она дрожащим голосом.