Люси даже не поняла, как споткнулась. Это была небольшая, едва заметная ошибка, которую легко исправить. Но при ее настроении оплошность приняла гигантские размеры. Вместо того чтобы сконцентрироваться на безупречном исполнении оставшейся части отрывка, она смотрела на жюри в первом ряду, пытаясь по выражению их лиц понять, заметили они ошибку или нет. От этого исполнение утратило естественную грацию, которая стала символом ее танца. Через две минуты, самые длинные две минуты в ее жизни, Люси прекрасно исполнила финал и низко поклонилась. Зрители разразились громкими аплодисментами. Уж они-то ничего не заметили. Люси продолжала улыбаться еще несколько мгновений, а потом побежала за кулисы в объятия ожидающей ее мадам Тарасовой.

— Я танцевала ужасно, — рыдала Люси. — Они ненавидят меня.

— Дорогая, ты танцевала не ужасно, — говорила русская женщина, обнимая плачущую девочку и гладя ее по голове. — Просто ты сделала небольшую ошибку, вот и все. И еще нервы. Жюри поймет твое состояние.

Люси пришлось ждать еще целый мучительный час, прежде чем объявили результаты конкурса. Когда ведущий вышел на сцену и открыл конверт, протянутый ему одним из членов жюри, Люси затаила дыхание. Так много зависело от результатов: вся ее жизнь.

— Победительницей сегодняшнего конкурса и студенткой на последующие четыре года Школы американского балета в Нью-Йорке стала… Моника Прингл из Уилмингтона, штат Дэлавер.

— Мне очень жаль, — сказала мадам Тарасова чуть позже, когда подошла к Люси в раздевалке. — Знаю, ты расстроена. Но ведь всегда остается шанс победить в следующий раз.

«Никогда больше не будет следующего раза, — думала Люси, опуская голову на стеклянный туалетный столик. — И не будет больше никаких занятий танцами, теперь, когда Верн украл все сбережения матери. А без постоянных занятий я ни за что не смогу подготовиться к следующему конкурсу».

— Люси? — Это была Джейн. Подняв голову, Люси посмотрела на мать и увидела на ее глазах слезы. Рыдая, Люси бросилась в объятия Джейн.

— Я проиграла, мама. Я подвела тебя. Я всех подвела.

— Никогда не говори так, — твердым голосом прошептала Джейн, обнимая дочь. — Ты никогда не подведешь меня. Я очень горжусь тобой, детка. И если ты не стала победительницей конкурса, это ничего не меняет для меня.

— Но я больше не смогу заниматься, мама, — сказала Люси, прижимая бумажную салфетку к глазам. — У нас нет денег.

— Мы что-нибудь придумаем, дорогая.

В голосе Джейн не было уверенности, и она не смогла успокоить Люси.

Мечта не сбылась: Люси никогда не станет балериной.

Стоял ясный безоблачный день. Самолет летел в ярких солнечных лучах на высоте тридцати тысяч футов, держа курс на Лос-Анджелес. Стефани сидела рядом с Грантом в салоне первого класса. Она посмотрела на соседние, через ряд, кресла: Анна и Сара спали. Улыбнувшись, Стефани стала разглядывать брошюры по недвижимости Калифорнии, которые несколько мгновений назад Грант вытащил из своего портфеля.

— Ты уже сумела сузить свой выбор, хотя бы до нескольких каталогов? — улыбнувшись, спросил Грант.

— Не совсем, — ответила Стефани, покачав головой. Ее поражала роскошь домов в открытых перед ней каталогах. Стефани посмотрела на Гранта. — Нам нужно жить в Беверли-Хиллз?

— О, это просто необходимо. В кинобизнесе важна каждая деталь. Место твоего жительства, например, говорит о том, что ты имеешь и чего у тебя нет, есть у тебя контракт на три фильма, или ты катишься под уклон. Это почти так же важно, как то, где ты обедаешь и на какие вечеринки ходишь.

— Но все эти дома такие большие и дорогие, — сказала Стефани, с беспокойством посмотрев на Гранта. — Ты уверен, что можешь позволить себе купить такой особняк?

— Конечно, могу, — рассмеялся Грант и поцеловал Стефани. — В конце концов ничего не может быть слишком дорогим или чересчур красивым для моей жены и дочери.

Через неделю Грант купил особняк в испанском колониальном стиле, который, как уверял агент по недвижимости, когда-то принадлежал Марлен Дитрих. Стефани никогда не отличалась снобизмом, поэтому предпочла бы более скромный дом поближе к побережью. Но Грант чувствовал себя таким счастливым оттого, что может многое сделать для жены и Сары, что у Стефани не хватило духу отказаться от его выбора.

Беверли-Хиллз оказалось прелестным местом. Там были пальмы и голубое небо, «звезды» и «суперзвезды», могущественные люди, обедающие в кафе-бистро, чьи снимки на фоне легендарного бассейна в отеле «Беверли-Хиллз» печатались на страницах газет. В городке, где основным было создание фантазий, самым величайшим шоу стали люди.

Стефани пришлось привыкать не только к новому образу жизни, но и к изнурительному графику Гранта. За шесть недель ему нужно было переписать все три сценария, поэтому Грант работал с рассвета до полуночи, и у него оставалось совсем мало времени на отдых и семью.

— Я не буду работать в таком режиме всегда, — обещал Грант. — Когда пройдут просмотры, у меня будет больше свободного времени, и мы вернемся к обычному образу жизни.

Стефани очень хотела продолжить свою карьеру и подписала контракт с агентом Гранта, Бадди Уэстоном. Но за ее плечами был только опыт игры в «мыльных» операх, поставленных на Западном побережье, а в Голливуде тысячи актрис искали такие же роли, поэтому Стефани было очень сложно выделиться из толпы. Бадди чувствовал талант за версту и первым предложил Стефани не ограничиваться только «мыльными» операми.

— Эта игра называется «многообразие», Стефани, — сказал Бадди. — Нужно чаще показываться. Ты будешь участвовать в различных шоу столько, сколько возможно, ты будешь делать то или другое, тогда, вероятно, кто-нибудь и заметит тебя.

Два года Стефани играла маленькие второстепенные роли, и только осенью 1984 года Бадди наконец пришел к ней с таким прекрасным предложением, в которое верилось с трудом.

— Компания «Хантер продакшнс» собирается ставить новый драматический сериал. Они хотят, чтобы ты прочитала роль Эшли Кортлан, — объявил Бадди однажды вечером, когда пришел помочь организовать вечеринку в честь дня рождения Стефани, которой исполнялось двадцать два года.

Бадди был невысоким, стройным мужчиной с проницательными карими глазами, абсолютно лысый, простой в обращении.

— Шоу называется «Уилшир» и представляет собой всего лишь прославленную «мыльную» оперу, — рассмеялся Бадди и вытащил из портфеля сценарий. — Но на нее выделен огромный бюджет, что для вас означает хороший гонорар.

— Она не станет работать на «Хантер продакшнс», — к большому удивлению Стефани сказал Грант, перехватив сценарий и вернув его Бадди.

— Что за черт, почему нет? — спросил Бадди, с недоумением переводя взгляд со Стефани на Гранта и обратно.

— На это есть веские основания. Найди для нее что-нибудь еще.

— Господь с тобой, Грант. Это самый лучший проект на сегодня. Он вызовет фурор, как сериалы «Даллас» или «Династия». Такая роль сделает из Стефани «звезду» за один вечер.

Но Гранта было бесполезно убеждать.

— Может, ты расскажешь мне, в чем дело? Почему я не могу работать на компанию «Хантер»? — спросила Стефани, когда Бадди ушел, а Анна пошла укладывать Сару. — С каких это пор ты стал решать, какую мне играть роль, а какую нет?

— Посмотри на это, — ответил Грант и бросил журнал «Варьете» на колени Стефани. Он указал на небольшую заметку в центре страницы.

Стефани застыла от страха, когда прочитала: «Новый драматический сериал «Уилшир» компании «Хантер продакшнс» станет дебютом режиссера родом с Восточного побережья Майка Чендлера. Выпускник киношколы Нью-Йоркского университета отказался сам прокомментировать это событие. Однако глава «Хантер продакшнс» Тео Хантер согласился сказать несколько слов о своем новом протеже: «Майк напоминает мне меня самого, когда я был в его возрасте. Он дерзкий, талантливый, с хорошим вкусом. Предполагаю, он далеко пойдет в кинобизнесе».