— Ну, знаешь!

— В том-то и дело, что знаю. И — я не хочу тебя обидеть, поддеть, спровоцировать или что-то там еще. Я просто знаю.

— Как хочешь, — Андрей демонстративно пожал плечами и отвернулся. Однако буквально через пятнадцать секунд вновь посмотрел на собеседника. — В любом случае… если вдруг понадобится помощь, которую я действительно в силах буду оказать — обращайся.

— Обязательно.

Флаер мягко качнулся, поднимаясь над землей, и медленно двинулся вперед.

— Тебе в общагу? — спросил Андрей. Спросил просто для того, чтобы хоть что-нибудь сказать.

— А куда еще? — Ветровский щелкнул-таки зажигалкой, но так и не прикурил. Только держал огонек до тех пор, пока металлический наконечник не обжег пальцы.

Истарцев кивнул и больше попыток завязать разговор не предпринимал.

А Стас смотрел в окно, терзая пальцами несчастную сигарету, и думал какой окажется следующая «сногсшибательная» новость — хорошей, или все же закономерно плохой. С самого начала декабря его жизнь летела по совершенно непредставимой сумасшедшей траектории то вниз, то вверх, и эти «вверх» все никак не могли перебороть даже самое первое «вниз» — смерть Вениамина Андреевича, на фоне которой как-то терялись и поразительный успех первого проекта «инициативной группы», и неожиданное известие о том, что он сможет продолжать учебу, и даже восхитительный новогодний праздник, который ребята устроили в отмытом детском доме. Стас никогда бы не подумал, что неуверенная улыбка ребенка, никогда не знавшего, что такое «любовь», поможет почувствовать себя настолько счастливым. На том празднике он даже сам и улыбался, и смеялся — искренне, от души. Впервые со дня смерти приемного отца.

На следующий день после праздника, тридцатого декабря, Ветровский пошел в деканат — нужно было оформить временное прекращение обучения и за год заработать деньги на дальнейшую оплату образования. Как это сделать, он пока что слабо себе представлял. Однако и тут судьба вновь улыбнулась ему. Да так, что и поверить-то было сложно.

Когда Стас, кусая губы и отводя взгляд, объяснял своему декану — милейшей женщине Галине Викторовне — суть своего пожелания, а потом и его причину, он и представить не мог, почему это самое пожелание вызвало у нее такую странную, ни на что не похожую улыбку.

— Стас, подожди. Я тебя услышала и поняла. А теперь, пожалуйста, послушай меня. Только ни о чем не спрашивай — я все равно тебе не скажу. Если я правильно поняла, то ты хочешь приостановить обучение потому, что не сможешь платить, так?

— Да. Даже десять тысяч в год — это слишком много для меня.

— Стас, твое обучение оплачено на три года вперед, считая этот, — негромко проговорила Галина Викторовна, ловя взгляд собеседника. — Так что если тебе так не терпится подумать об оплате полного образования, постарайся накопить нужную сумму к началу четвертого курса. До того момента ты можешь с полным правом учиться в этом институте и при необходимости жить в общежитии.

От декана Ветровский ушел в состоянии слабого шока. Как ни перебирал он в памяти всех своих знакомых и приятелей, никто не смог бы вот просто так взять и заплатить двадцать пять тысяч евро за его первый, второй, и третий курсы. Даже Гранд, у которого и без того были проблемы с отцом, в которые юный испанец вовсе не торопился посвящать друга.

А во второй день нового, две тысячи семьдесят первого года, выяснился еще один неприятный момент. Хотя называть произошедшее «неприятным моментом» можно было бы, лишь очень сильно преуменьшая.

Стас сидел за своим столом, внимательно изучая открытый на мониторе файл — во втором семестре общая психология становилась гораздо более сложным предметом и подготовиться к ней следовало поосновательнее. Потому, когда в дверь постучали, он даже не стал торопиться открывать — дочитал абзац, и только тогда поднялся со стула. Стук повторился — на сей раз более напористый, почти грубый.

На пороге стояли четверо. Молодящаяся женщина, на вид — лет тридцати пяти, скромный господин в хорошем, но не очень дорогом костюме и с физиономией не особо удачливого нотариуса, ярко накрашенная девчонка, едва ли старше самого Стаса, и похожий на шкаф громила в плохо сидящем на нем пиджаке.

— Добрый день, — вежливо поздоровался юноша. — С кем имею честь?

— Видали? Честь он имеет! — холодно и насмешливо отозвалась женщина, ловко оттирая хозяина с порога и просачиваясь в комнату. Нотариусоподобный господин несколько менее ловко проскочил за ней. Девчонка осталась на месте, лениво пережевывая освежающую пластинку, а громила попросту оттеснил Стаса с дороги, едва не вдавив его в стену.

— Кто вы такие и почему вторгаетесь… — начал было Ветровский, но его тут же перебила женщина.

— Какое старье! — презрительно бросила она, оглядывая ровные стеллажи с книгами и добротный массивный стол. — Надо будет все это выкинуть к чертовой матери, а вместо этой гадости поставить мебель поприличнее. Покойный Венечка всегда отличался нездоровой страстью к этим дурацким книгам, ну да ничего, поправим.

На этих словах по-прежнему ничего не понимающий Стас взбесился. Он резко пересек комнату и остановился перед прыткой дамой, так ладно собиравшейся «поправлять» его комнату.

— Извольте объяснить, кто вы такая, по какому праву врываетесь на чужую территорию, и…

Договорить ему опять не дали.

— Заткнись, мальчишка! — бросила дама, и обернулась к «нотариусу». — Жорж Иванович, будьте любезны, объясните этому наркоману в чем именно он не прав.

— Агнесса, ну не прямо так же! — укоризненно пробормотал господин в костюме, но наткнулся на ледяной взгляд дамы и тут же распахнул прямо на весу пухленькую папку, которую до того нервно прижимал локтем к боку. — Извольте, молодой человек, ознакомиться.

— Лена, войди в комнату и закрой дверь! — рявкнула тем временем мадам Агнесса на занятую увлекательным процессом жевания девчонку.

— Мам, мне скучно! — отреагировала Лена, но распоряжение выполнила.

— Вы, молодой человек, не отвлекайтесь, — вклинился Жорж Иванович. — Вот, посмотрите, прочитайте и подпишите вот здесь, пожалуйста!

Стас ошалело помотал головой, пытаясь абстрагироваться от высокомерного голоса отчитывающей дочь Агнессы, заторможенных и вялых ответных реплик этой самой дочери и проворной речи господина Жоржа. Абстрагироваться не получалось, больше того — самому Стасу в этот момент вообще хотелось только сбежать из этого дурдома, а лучше — выставить дурдом за порог.

Он машинально взял предлагаемый документ и попытался вникнуть в суть написанного. А когда вник…

Стек резко поднял голову, посмотрел в глаза Жоржу Ивановичу и медленно разорвал гнусную бумажку пополам. Потом еще раз и еще, и еще, пока от документа не остались только мелкие клочья.

— Немедленно выметайтесь из моей комнаты, — ледяным тоном отчеканил он. — У вас ровно одна минута. Потом я вызываю полицию.

— Станислав Вениаминович, а может, все же по-хорошему? — заискивающе улыбнулся адвокат — после ознакомления с бесславно погибшим документом в роде деятельности Жоржа Ивановича не оставалось сомнений.

— С мошенниками — по-хорошему? — Стек осклабился. — А я и поступаю по-хорошему. Даю вам возможность быстренько убрать отсюда свои поганые рожи. У вас осталось сорок секунд.

— Лена, выйди вон! — Агнесса чуть напряглась.

— Но, мам…

— Я сказала — выйди вон!

Спорить дальше чадо не осмелилось, и покинуло комнату, не забыв демонстративно хлопнуть дверью. Стек даже немного удивился, что сие создание вообще способно на какие-либо «резкие» действия — заторможенность движений девицы бросалась в глаза с первого взгляда.

До сих пор не предпринимавший никаких действий громила сделал шаг в сторону, заслоняя дверь могучей спиной.

— Осталось десять секунд, — безэмоционально констатировал Стек и вытащил из кармана мобил. — Если вы сейчас же не покинете квартиру, я звоню в полицию.

— Костик, — негромко проговорила Агнесса, кивая на юношу.