— Ну, и я не такой, как все, — вмешался Кэльвин.

— Но зато ты умеешь притворяться, что ты — как все.

— Нет, мне нравится, что я не такой, как все. — Кэльвин говорил неестественно громко.

— А мне, может, и не очень хорошо от того, что я выделяюсь, но я ни за что не согласилась бы быть как все.

Чарльз Уоллес взмахнул рукой, движение коробки прекратилось, и одна из стенок исчезла. За Чарльзом вышла Мэг, а Кэльвина стены чуть не задели, смыкаясь.

— Ты хотел оставить Кэльвина?! — возмутилась Мэг.

— Я хотел бы, чтобы ты была самостоятельнее, — отозвался Чарльз Уоллес. — И предупреждаю: если кто-нибудь что-нибудь выкинет, я вынужден буду передать вас Самому.

Он снова упомянул Самого, и Мэг ощутила, что за этим словом скрывается нечто ужасное.

— Кто же это такой — Сам? — спросила она.

— Можешь называть Самого Шефом. — И Чарльз Уоллес злобно захихикал. — Сам иногда называет себя Счастливым Садистом.

Чтобы скрыть страх, Мэг заговорила безразличным голосом:

— Не понимаю, о чем ты говоришь?

— Счастливый и несчастный — разные вещи! Поняла? — сказал Чарльз Уоллес и снова захихикал. — Очень многие путают эти понятия.

— Мне это все равно, — вызывающе ответила Мэг. — Я вовсе не желаю встречаться с Самим, и все!

Неживой, монотонный голос Чарльза Уоллеса лез ей прямо в уши:

— Мэг, у тебя осталась хоть капля ума? Подумай, отчего у нас на Земле воюют? Почему люди мучаются, несчастливы? Только потому, что каждый занят собственной жизнью. Я тебе очень примитивно пытался объяснить, что на Камазоте давно с этим всем покончили. На Камазоте работает единый Мозг. Это и есть Сам. Поэтому все счастливы и приносят только пользу. А такие старые ведьмы, вроде миссис Что, только и делают, что мешают.

— Она не ведьма! — перебила Мэг.

— Ты сам знаешь, что не ведьма! — сказал Кэльвин. — Просто у них такая игра. Так, может быть, им легче побороть страх во Мраке.

— Вот именно — во Мраке, — подхватил Чарльз. — Они предпочитают жить во Мраке, чем предоставить миру разумно организоваться.

Мэг яростно замотала головой.

— Врешь! — крикнула она. — Я знаю, наш мир несовершенный, но он лучше этого. Разве можно решать все, как это сделали здесь?! Нет!

— Здесь никто не страдает, — продолжал Чарльз нараспев. — Нет несчастных!

— И счастливых тоже! — вставила Мэг. — Ведь пока человек сам не переживет свое несчастье, он не знает, что такое счастье. Кэльвин, я хочу домой!

— Мы не можем бросить Чарльза, — ответил Кэльвин. — И надо найти твоего отца, Мэг. Но вы с миссис Которой были правы: это и есть Мрак.

Чарльз Уоллес с презрением покачал головой.

— Пошли. Мы теряем время, — приказал он и двинулся по коридору, продолжая: — Как все-таки ужасно быть низшим существом!

Он ускорил шаг, и Мэг с Кэльвином едва за ним успевали.

— Загляните сюда, — сказал он и поднял руку.

За прозрачной стеной они увидели комнату. Там маленький мальчик играл в мяч. Он ритмично ударял по мячу, и стены комнаты пульсировали в такт ударам. Каждый раз при ударе мячика об пол мальчик вскрикивал от боли.

— Мы встретили этого малыша утром. Он играл не так, как все, — с возмущением сказал Кэльвин.

Чарльз Уоллес снова гадко захихикал:

— Время от времени появляются нарушения в координации, но с этим легко справиться. После сегодняшнего мальчику вряд ли захочется отличаться от всех. Вот мы и пришли.

Он быстро подошел к стене, сделал ее прозрачной, и они увидели комнату, вернее, камеру. В центре стояла круглая прозрачная колонна, а внутри нее замер человек.

— Папа! — закричала Мэг.

Мэг бросилась к пленнику колонны, но ударилась о невидимую, прозрачную стену.

Кэльвин подхватил ее.

— Осторожнее, — сказал он. — На этот раз через нее не пройдешь. Стена твердая и прозрачная.

От радости у Мэг так кружилась голова, что она не ответила. Она даже боялась, что ее от волнения вырвет или она потеряет сознание. Чарльз Уоллес снова рассмеялся чужим, злорадным смехом, и, злясь на него, она справилась со своей слабостью. Ее милый, дорогой Чарльз Уоллес никогда бы не рассмеялся, если бы она ушиблась. Обычно он подбегал к ней, обнимал ее за шею и прижимался мягкой щекой, чтобы успокоить. А этот оборотень Чарльз Уоллес злорадствовал. Она отвернулась от брата и посмотрела на папу в колонне.

— Папа, — прошептала она с тоской, но человек не шевельнулся и не посмотрел в ее сторону.

Его очки в толстой оправе, с которыми он никогда не расставался, куда-то исчезли, а глаза сосредоточились на чем-то внутри себя, будто он глубоко задумался. У него отросла длинная, шелковистая борода с проседью. Волосы тоже отросли без стрижки, хотя и не были такими же длинными, как на снимке в Кейп-Канаверал. Они были зачесаны назад, открывая высокий лоб, и падали на плечи, как у героев прошлого века или у моряка, потерпевшего кораблекрушение. Но все равно, несмотря ни на что, это был ее папа, ее любимый папа!

— Фу! Какой он неряшливый! — ехидно заметил Чарльз Уоллес.

— Это же наш папа, Чарльз! Папа, понимаешь?!

— Ну и что?

Мэг отвернулась от него и протянула руки к колонне.

— Он нас не видит, Мэг, — мягко сказал Кэльвин.

— Но почему? Почему?!

— Это как в дверной глазок: изнутри видно, а снаружи — ничего. Мы его видим, а он нас нет.

— Чарльз! — взмолилась Мэг. — Пусти меня к папе!

— Зачем? — спросил Чарльз безмятежно.

Мэг вспомнила, что Чарльза можно привести в чувство, если сбить его на-пол и он ушибется, поэтому она решила броситься на него. Но реакция Чарльза оказалась необыкновенно быстрой — он сильно ударил ее в поддых. Беспомощно глядела девочка на брата. Там была камера и прозрачная колонна с отцом. Придя в себя, она ничего не сказала ему, а стала с отчаянием смотреть на прозрачную колонну с отцом. Он был так близко и так одновременно далеко. Он замер там неподвижно, словно вмерз в лед, и от страдания, написанного у него на лице, сердце Мэг сжалось.

— Ты говорила, что хочешь помочь папе? — раздался сзади бесцветный голос Чарльза Уоллеса.

— Да. А ты? — обернулась к нему Мэг.

— Разумеется. Затем мы и прибыли сюда.

— Так что же мы будем делать? — Мэг старалась говорить дружелюбно, таким же бесцветным голосом, как и Чарльз, но ее слова звучали натянуто.

— Ты должна последовать моему примеру и слиться с Самим, — сказал Чарльз Уоллес.

— Нет.

— Значит, ты не так уж хочешь помочь папе.

— Если я стану идиоткой, папе от этого лучше не будет.

— Ты должна поверить мне на слово, Маргарет, — увещевал ее холодный, рассудительный голос. — Сам хочет контакта с тобой, и он его добьется. Не забывай, что я теперь тоже часть Самого. Ведь я никогда бы не присоединился к Самому, если бы он был неправ.

— Кэльвин, неужели это может спасти папу? — судорожно спросила Мэг.

Но Кэльвин сконцентрировал всю свою волю на Чарльзе Уоллесе и не обратил на нее никакого внимания. Он уставился в безбрежную голубизну его глаз и шептал слова миссис Кто.

На секунду Чарльз Уоллес прислушался. Потом дернул плечами и отвернулся.

— Перестань на меня пялиться! — буркнул он.

Тяжело дыша от волнения, Кэльвин продолжал буравить Чарльза Уоллеса глазами:

— Ты похож на духа Ариэля из Шекспировской “Бури”, Чарльз! Его взяла в плен злая колдунья и заточила в расщелине сосны. Ты тоже заколдован, и я могу тебя освободить. Смотри мне в глаза, Чарльз. Вернись к нам.

Чарльза сотрясло. Страстный призыв Кэльвина проникал в самое сердце:

— Вернись, Чарльз! Вернись к нам!

Чарльз снова содрогнулся, и вдруг невидимая рука бросила его на пол, оторвав от взгляда Кэльвина. Чарльз Уоллес сидел на полу и всхлипывал не по-детски, а как затравленный зверек.

Кэльвин покачал головой:

— Чарльз почти совсем было вернулся. Я его почти вытянул, — закричал Кэльвин.