Страх еще выше поднял голову. На нее снова надвигалась Зона.

«Ты боишься всего на свете, разве не так, ты, ненормальная дурочка!»

Дрожа всем телом, Эйнджи посмотрела на листки бумаги, пришпиленные к доске объявлений. Она пробовала читать заголовки, пытаясь сосредоточиться на чем-то, прежде чем Зона окончательно поглотит ее. Поддержка со стороны населения жертвам преступлений. Центр помощи жертвам изнасилований. «Феникс» — новая жизнь для женщин. Затем заголовки начали расплываться, сливаясь у нее перед глазами в одно серое пятно, и она, чуть задыхаясь, опустилась на стул.

Ну где ее носит, эту Кейт? Она ушла, не сказав, куда и зачем; сказала лишь, что минут через пять вернется. Через пять. А прошло уже сколько? Эйнджи поискала глазами часы. Нашла. Но не смогла вспомнить, во сколько именно Кейт оставила ее одну. Посмотрела она тогда на часы или нет? Странно, почему она этого не помнит?

«Потому что ты дура, вот почему. Ненормальная дура!»

Ее снова начала бить дрожь. Казалось, чья-то невидимая рука сжимает горло. В этой дурацкой комнатенке нечем дышать. Стены давили со всех сторон. К глазам подступили слезы, но Эйнджи сглотнула их, не давая сбежать по щекам. Зона наступала все ближе и ближе. Она чувствовала ее приближение, ощущала перепады давления воздуха. Хотелось одного — бежать. Увы, от Зоны убежать невозможно, как и от Голоса.

«Так сделай что-то. Останови ее, Ангел. Ты ведь знаешь, как остановить».

Дрожащими руками она оттянула вверх рукава куртки и свитера и царапала обкусанным ногтем большого пальца по тонким белым полоскам шрамов, пока те не порозовели. Эйнджи пыталась добраться до надреза, который сделала накануне, расцарапать его, чтобы он снова стал кровоточить, но, как назло, рукав не сдвигался выше, а она не осмелилась снимать куртку из опасений, что кто-нибудь войдет и застукает ее. Кейт велела ей ждать здесь, сказала, что вернется через пару минут. Увы, минуты шли, а Кейт не возвращалась.

«Она узнает, что ты ненормальная, Ангел».

Зона была уже совсем рядом.

«Ты же знаешь, что надо делать».

Но вдруг сейчас вернется Кейт?

«Давай же!»

Ее трясло.

«Давай, быстрее!»

Зона все ближе и ближе.

«Давай!»

Она не осмелилась вытащить из рюкзака канцелярский нож. Как она потом объяснит, зачем он ей? Конечно, можно положить его в карман…

Ее охватила паника. Сознание пошло трещинами, а глаза как безумные устремились к блюдцу со скрепками на столе.

Не раздумывая, девушка схватила скрепку, распрямила ее, кончиком пальца проверила на остроту. Увы, проволока не такая острая, как лезвие… Значит, ей просто будет больнее.

«Трусиха. Давай, не тяни!»

— Я ненавижу тебя, — пробормотала она сквозь слезы. — Ненавижу, слышишь, ненавижу!

«Давай быстрее!»

— Заткнись. Заткнись немедленно, — прошептала она. Голова разламывалась на части. Казалось, еще миг — и череп взорвется.

Эйнджи провела концом скрепки по старому шраму на запястье, где кожа была тонкая и белая, как бумага. Сделала надрез параллельно тонкой голубой жилке и сквозь слезы принялась ждать, пока надрез наполнится кровью. Алая полоска на белой коже.

Боль была острой и приятной. Ей тотчас сделалось легче. Сознание прояснилось. Она вновь могла вздохнуть полной грудью. Могла мыслить.

Еще несколько мгновений Эйнджи смотрела на тонкую красную полоску, осознавая, что чернота отступила. Она снова свободна.

Девушка отложила скрепку и краем свитера промокнула кровь. Впрочем, надрез тотчас же вновь наполнился алой жидкостью, а вместе с ней на нее накатилась новая волна умиротворения.

Эйнджи провела по надрезу большим пальцем, затем поднесла палец к глазам, рассматривая, как кровь проникла между тонких линий подушечки. Ее отпечаток пальца, ее кровь, ее преступление. Она с минуту смотрела на него как зачарованная, затем поднесла палец ко рту и медленно облизала. И тотчас ощутила нечто вроде оргазма. Она победила демона, поглотила его. Затем провела языком вдоль надреза, слизывая последние красные капельки.

Колени по-прежнему оставались ватными, голова слегка кружилась. Она вернула на место рукав, встала со стула и прошлась по кабинету, рассматривая и запоминая каждую мелочь.

На вешалке висело толстое пальто и стильная черная бархатная шляпка. Для женщины ее возраста Кейт обладала отличным вкусом. Эйнджи так и подмывало примерить шляпку, но, поскольку зеркала в кабинете не было, она передумала.

К доске объявлений был пришпилен комичный рисунок — адвокат, допрашивающий свидетеля. Свидетелем был сурок. «Итак, мистер Сурок, вы утверждаете, что в тот день видели вашу тень[16]. Но ведь ни для кого не секрет, что у вас проблемы со спиртным».

Выдвижные ящики стола все до одного оказались замкнуты на ключ. И никакой сумочки в поле зрения. Эйнджи попыталась заглянуть в шкаф с папками, в надежде отыскать там свою, но он тоже оказался заперт.

Тогда она принялась перебирать лежавшие на столе бумаги. И в какой-то момент ей в голову пришла мысль: подумать только, всего несколько минут назад ею владела паника, и вот сейчас она вновь хозяйка своим поступкам, как и тогда в приюте, когда никто ничего не заметил. Она страшно не любила ту часть своего «я», которая впускала в сознание Зону. Ненавидела за ее слабость. Потому что на самом деле она сильная. Стоит только захотеть.

«Я сделаю тебя сильной, Ангел. Я нужен тебе. Ты любишь меня. Ты меня ненавидишь».

Поскольку сейчас она была полна сил, ей ничего не стоило проигнорировать Голос.

Эйнджи пробежала глазами листки и остановилась на фамилии Конлан. Фрэнк и Ингрид в Лас-Вегасе. Родители Кейт, сделала она вывод. У Кейт наверняка нормальные родители. Отец, который ходит на работу в костюме. Мать, которая вкусно готовит и печет. И уж точно не принимала в молодости наркотиков и не спала с кем попало. Да и отец наверняка заботился о детях. Не бросал их на произвол судьбы, чтобы над ними потом издевались подонки, которых приводила домой мать. Родители Кейт Конлан любили ее. Никто не запирал в чулане, не бил проволочной вешалкой, не заставлял ублажать отчима…

Эйнджи вытащила карточку из футляра и порвала ее на крошечные клочки, которые затем запихала себе в карман куртки.

В ящике для входящей корреспонденции лежала груда невскрытых писем. Другая груда высилась в ящике для исходящей. Эйнджи пробежала глазами адреса. Официальная корреспонденция администрации округа Хеннепин в официальных конвертах. И лишь один ярко-желтый, с написанным от руки адресом, адресован некой Мэгги Хартман. Обратный адрес был напечатан на золотистом стикере в верхнем левом углу: Кейт Конлан.

Эйнджи запомнила адрес и, вернув конверт на место, переключила внимание на коллекцию статуэток крошечных ангелов, которую заметила сразу же, как только вошла в кабинет. Они пестрой гурьбой стояли на полке над столом. Все разные: стеклянные, медные, серебряные, оловянные, глиняные. И все как один высотой не больше дюйма. Больше всего ей понравился один ярко раскрашенный керамический ангелочек с темными волосами и в одеянии в голубой горошек. Края крыльев позолоченные, над головой — такой же нимб.

Эйнджи сняла статуэтку с полки, чтобы лучше рассмотреть: глаза на круглом лице помечены черными точками, на губах играла еле заметная улыбка. Невинная, наивная, счастливая и милая.

«Не то что ты, Ангел».

Не желая признаваться самой себе в той горечи, что наполняла ее сердце, Эйнджи отвернулась от стола. Фигурку ангела она положила в карман куртки. В следующий миг лязгнул замок, и в комнату вошла Кейт.

— И где это вы пропадали? — неприязненно осведомилась Эйнджи.

Кейт пристально посмотрела на нее и постаралась сдержаться, чтобы не сказать ответную колкость, что едва не сорвалась с ее языка.

— Совещание, — это был самый дипломатичный ответ, который пришел ей на ум. — Извини, что оно затянулось.

Самоуверенности Эйнджи как не бывало.