— Что ж, — произнес Эдвин Нобл, отступая назад с каменным лицом. — Боюсь, что вести его вам осталось недолго.

С этими словами они с Брандтом удалились. Джону они чем-то напомнили капризных детей, которые тотчас бросятся домой, чтобы настучать родителям. Эта парочка пожалуется Бондюрану. Тот, в свою очередь, Брюстеру. Брюстер наверняка позвонит и отчитает его. Или же без лишних проволочек отзовет и отправит расследовать очередную груду трупов в другом месте. Потому что такая у него работенка. За одним случаем следует другой, за ним — третий, и так до бесконечности. Черт возьми, можно подумать, он в этой жизни занимался чем-то другим!

Спецагент провожал взглядом Нобла и Брандта, пока те, преследуемые сворой репортеров, пробирались к выходу.

— В чем дело? — поинтересовался Ковач.

— Пытались учить нас жить, насколько я понял.

— Кейт говорит, что свидетельница ей призналась. В ту ночь наша крошка была в парке, зарабатывая себе на жизнь пару-тройку баксов тем, что занималась любовью с одним лузером.

— У лузера есть имя?

Ковач фыркнул.

— Губерт Хамфри[17]. Это он ей так сказал. Очевидно, какой-то республиканец с дурацким чувством юмора.

— По крайней мере, это сужает поиск, — сухо ответил Куинн.

Телевизионщики уже паковали софиты и камеры. Последние люди выходили из зала. Собрание общественности завершилось, а с ним ушел и адреналин, что заставлял сердце биться чаще и держал нервы на пределе. Кстати, Джон не имел ничего против. Это помогало удержать на расстоянии депрессию и ощущение полной разбитости и усталости. Он предпочитал действовать, ибо какая была тому альтернатива? Вернуться в гостиницу и маяться там в полном одиночестве, а если кто-то и составит ему компанию, то только страх. Страх, что он недорабатывает, что-то упускает; что, несмотря на весь опыт, накопленный им за годы работы, утратил нюх и теперь, спотыкаясь, бродит в темноте, словно слепец.

— Разумеется, она ничего о нем не знает, — продолжал Ковач. — Ни адреса, ни кредитки, ни чека.

— Но хотя бы описать его она может?

— Конечно. У него был примерно четыре дюйма в длину, а когда этот парень кончал, то сопел, как электрическая мясорубка.

— Весьма ценная информация.

— Да, очередной трудоголик-яппи с внедорожником и женой, которая отказывается делать ему минет.

Куинн встрепенулся.

— С чем-чем?

— С женой…

— Нет, я про другое. Какая у него машина?

— Внедоро… — произнес Ковач и, сделав большие глаза, затянулся сигаретой, которую еще даже не зажег. — Черт, как же это я…

Вместе с толпой он выходит из зала. До его слуха доносятся обрывки разговоров.

— Они почти ничего не сказали про то, как он их сжигал…

— По словам этого фэбээровца, убийца ведет себя как обыкновенный человек. Но как такое может быть? Он ведь их потом сжигает… Нет, он явно псих.

— Может, просто умный? Огонь уничтожает улики.

— Да, но отрезать жертве голову!..

— А вдруг огонь — это что-то символическое? — спрашивает он. — Может, он какой-то религиозный фанатик? Затвердил, мол, прах к праху, и все такое прочее…

— Может быть.

— Вот увидите, они его поймают. Полиция выяснит, что он из религиозной семьи, его отец сам был фанатиком. Или работал в морге, — добавляет он, думая о мужчине, с которым в его юные годы жила его мать. Этот тип вбил себе в голову, будто господь поручил ему спасти ее душу через секс и регулярное битье.

— Извращенец. Это надо же, убивать женщин из-за каких-то собственных комплексов… Да его надо было, как только родился, — в мешок и утопить.

— Эти мерзавцы всегда перекладывают вину на мать. Как будто у них нет своей головы на плечах.

Боже, с каким удовольствием он схватил бы двух теток, что произносят эти слова. Схватил за горло и, сдавив железной хваткой, кричал бы свое имя в их посиневшие лица, после чего голыми руками передавил бы им трахею. Гнев в его душе пылает постоянным огнем, жаркий, обжигающий.

— Я читала про этого Куинна. Говорят, он сыщик от бога. Это он поймал убийцу детей в Колорадо.

— Я бы не отказалась попасть к нему на допрос, — говорит вторая женщина. — По сравнению с ним Джордж Клуни отдыхает.

Они смеются. Он же мысленно хватает в руки молоток и вдребезги разносит обеим черепную коробку. Он чувствует, как огонь изнутри жжет грудь. Голова пульсирует. Потребность убивать подобна лихорадке и готова вот-вот прожечь ему кожу.

Парковка рядом с общественным центром забита до отказа. Он идет к своей машине и, сложив на груди руки, прислоняется к ней спиной.

— Нечего даже пытаться! — кричит он одному из копов, которые стараются разрулить ситуацию.

— Да, лучше подождать.

Идиот. И кто, скажите, после этого дурак? Только не Крематор, а те, кто его ищут, те, кто смотрят на него и видят перед собой рядового гражданина.

Он наблюдает, как другие выходят на тротуар. Их тотчас омывает желтоватый свет фонарей. Некоторые — обычные граждане, другие — из полиции, третьи — из числа приписанных к следственной группе. Некоторых он узнает.

Куинн выходит из боковой двери, расположенной ближе к задней части здания — место, которое представители прессы проигнорировали. Агент без пальто. Он останавливается в дверном проеме, на самой границе тени. Руки в карманах, плечи гордо расправлены. Фэбээровец оглядывается по сторонам и вьется серебристым облачком.

Ищешь меня, агент Куинн? Убогого неудачника с комплексом неполноценности по отношению к собственной матери? Монстра с мозгами набекрень? Ты вскоре узнаешь, что такое настоящий монстр.

У него есть план. Крематор станет легендой. Убийца, который погубил Джона Куинна. Высший триумф добычи над преследователем.

Он садится за руль автомобиля, заводит мотор, включает обогрев и проклинает мороз. Нет, он предпочел бы охотиться где потеплее. Задним ходом машина покидает стоянку и, пристроившись вслед серебристой «Тойоте», выезжает на проезжую часть.

Кейт осторожно заводит свою «Тойоту» в тесный, старый гараж в темном переулке позади дома. В зимние месяцы она постоянно мечтает о пристроенном гараже. Но стоит наступить весне, и клумбы на ее заднем дворе расцветают всеми цветами радуги. И она тотчас забывает про необходимость топать по снегу и про опасности, которые могут подстерегать ее в темном переулке в городе, где в последнее время участились преступления на сексуальной почве.

Ветер разметал в стороны сухие листья, что лежали, прибившись к стене соседнего гаража. По спине ее пробежал холодок. Она остановилась и оглянулась назад, всматриваясь в темноту у себя за спиной — так, на всякий случай. Это лишь паранойя, плюс тот факт, что собрание было устроено исключительно с той целью, чтобы закинуть наживку, на которую должен клюнуть убийца.

На нее почему-то нахлынули воспоминания о тех днях, когда она работала в Бюро. Воспоминания о жутких преступлениях, которые обсуждались в разговорах у кофейного автомата. Серийные убийства были частью ее мира, и досужая болтовня о них с коллегами воспринималась как нечто само собой разумеющееся. По крайней мере, в самом начале. А потом умерла Эмили. И смерть тотчас приобрела личное качество, а она сама больше не могла говорить о ней как о чем-то далеком, а ведь это необходимое условие, если вы работаете в полиции. В конце концов она была вынуждена уйти.

Интересно, подумала она, а как с этим справляется Джон?.. Или никак? Сегодня он был бледен. В холодном зимнем свете его лицо казалось каким-то серым, осунувшимся. В былые дни он изматывал себя работой. И если чувства мешали работе, попросту их игнорировал. Возможно, он до сих пор такой, ничуть не изменился. Впрочем, какая ей разница?

Кейт вставила ключ в замок задней двери и, прежде чем его повернуть, на мгновение замерла на месте. По коже пробежали мурашки. Она медленно обернулась, вглядываясь в темноту заднего двора. Неожиданно она вспомнила, что оставила мобильник в машине, которая сейчас стоит по ту сторону заднего двора в старом гараже.