— Он читал твою книгу.
Куинн скептически выгнул бровь:
— А кто ее не читал?
Вестибюль окружной прокуратуры пуст, даже будка дежурной. Та, пользуясь случаем, куда-то улизнула. На полу свалены грудой новые телефонные справочники. На дальнем конце стола, вместе со старыми номерами, лежал свежий выпуск «Правды и Справедливости».
Кейт шумно вздохнула и повернулась к Куинну.
— Спасибо, что поддержал меня.
Тот поморщился.
— Неужели для тебя это так важно?
— Прости. Я ведь не такая, как ты, Джон. Терпеть не могу, когда вокруг расследования начинают вести всякие игры. Не хотела просить о помощи, честное слово. Но я считаю, что, по крайней мере, ты должен знать, что я тебе благодарна.
— Не надо. Ведь я всего лишь сказал правду. Сэйбин хотел знать мнение другого человека, и он его получил. Ты во всем права. Уже это должно тебя радовать, — сухо ответил он.
— И без тебя знаю, что права. А настроение мне улучшают вещи, совершенно не связанные с этим расследованием.
— В том числе и мое присутствие здесь?
— Я не намерена говорить с тобой на эту тему, — отрезала Кейт.
С этими словами она вышла в вестибюль и на лифте поднялась на верхнюю галерею атриума. Здесь не было ни души. Двадцать этажей людского муравейника, и ни на одном из них спокойно не поговорить. Она знала, что Куинн последует за ней. В следующий миг он действительно был уже рядом и даже положил на плечо руку, как будто до сих пор считал, что имеет право прикасаться к ней.
— Кейт, извини, — негромко произнес он. — У меня и в мыслях не было обидеть тебя. Честное слово.
Он стоял так близко, что его глаза казались просто огромными. Она обратила внимание на ресницы — длинные, густые, ужасно красивые, почти женственные, что довольно-таки странно смотрелось на его суровом лице, которое наверняка заставило биться чаще сердце любой женщины. Кейт вздохнула, и в ее груди слегка защемило. Еще бы, ведь его большой палец слегка касался этой самой груди. Оба обратили на это внимание одновременно.
— Кейт, я…
Но в следующий миг пискнул его пейджер. Джон негромко чертыхнулся и отпустил ее. Кейт отступила назад и, прислонившись бедром к парапету галереи, сложила на груди руки, изо всех сил пытаясь не обращать внимания на те чувства, что разбудило прикосновение. Куинн тем временем посмотрел на дисплей, снова выругался, убрал аппарат и вытащил из кармана мобильный телефон.
Солнечный свет, падавший сквозь стеклянную крышу, высветил легкую седину в его волосах. Кейт же, вопреки самой себе, задалась вопросом: интересно, есть ли в Виргинии женщина, которая бы беспокоилась о его здоровье, следила бы за тем, чтобы он не слишком загонял себя на работе?
— Черт побери, Маклири, ты всего два часа занимаешься этим случаем, и у тебя уже кризис! — неожиданно рявкнул он в трубку, затем примерно с минуту слушал объяснение на другом конце линии. — Значит, вмешался адвокат. Черт. Боюсь, что тут ничего не поделаешь. Допрос явно пошел наперекосяк. Ты пока не пори горячку, лучше еще раз вчитайся в показания. Посмотри, вдруг найдется что-то такое, что можно раздуть? А что показали анализы по тому блокноту? Ну, он же не знает, что у тебя их еще нет. Ради бога, воспользуйся этим! Нет, я пока остаюсь здесь. Занят под самую завязку. Так что давайте крутитесь сами, без меня.
Он отключился, закрыл телефон, глубоко вздохнул и рассеянно помассировал живот.
— Я думала, ты к этому времени уже стал начальником отдела, — сказала Кейт.
— Мне предложили. Я отказался. Администратор из меня никакой.
Неправда, он прекрасно возглавлял их подотдел. Для всех, кто с ним работал, Джон был непререкаемым авторитетом. Всегда в курсе всех дел, все держал под контролем, будучи искренне уверен, что работу можно хорошо делать лишь при его непосредственном участии… Нет, такой человек, как он, никогда бы не променял оперативную работу на начальственное кресло. Потому что в конечном итоге он попытался бы совмещать и то и другое. Впрочем, чего еще можно ожидать от человека, помешанного на работе, задавшегося целью очистить этот мир от зла?
— И сколько же дел ты ведешь? — поинтересовалась Кейт.
Куинн лишь пожал плечами:
— Как обычно.
То есть больше, чем кто-либо другой. Больше, чем может тянуть на себе любой человек, если, конечно, ему больше нечем заняться. Когда-то Кейт принимала его преданность делу за честолюбие. Бывало и так, что она видела его стоящим на краю черной, бездонной пропасти. Опасная мысль, потому что тотчас инстинктивно хотелось оттащить его от этого края. Но, в конце концов, это его жизнь. Более того, она была далеко не в восторге от того, что он сейчас здесь.
— Мне нужно к Эйнджи, — сказала Кейт. — А то еще подумает, что я ее бросила. Сама не знаю, почему я так забочусь о ней, — проворчала она.
— Тебе всегда нравилось преодолевать трудности, — отозвался Куинн и еле заметно улыбнулся.
— А по-моему, мне пора проверить голову.
— Тут я бессилен. Кстати, может, поужинаем вместе?
Кейт едва не расхохоталась — не потому, что ей было смешно, а потому, что не поверила собственным ушам. Это надо же! «Может, поужинаем вместе?» Еще пару минут назад они огрызались, и вдруг… Между ними пролегла пропасть шириной в пять лет, глубиной в незажившие душевные раны. И что же получается? Он свои уже залечил, а она еще нет?
— Вряд ли. Но все равно спасибо.
— Могли бы обсудить этот случай, — предложил Куинн. — У меня есть кое-какие идеи. Интересно услышать, что ты скажешь.
— Я не участвую в расследовании, я не полицейский, не детектив, — ответила Кейт, подходя к двери, за которой ее ждала подопечная. Боже, с какой радостью она бы сбежала от него! При этой мысли Кейт даже слегка смутилась. — В отделе Бюро по борьбе с тяжкими преступлениями есть специалист, который прошел курс поведенческого анализа…
— И сейчас он, как назло, в Куонтико. Проходит двухмесячные курсы повышения квалификации при Национальной академии.
— Ты мог бы захватить еще кого-нибудь. У тебя в отделе вон сколько народу! Не говоря уже о специалистах в самых разных областях. Не понимаю, зачем тебе понадобилась я.
С этими словами Кейт быстро пробежала пальцами по кнопкам кодового замка.
— Ты тоже специалист, — напомнил ей Куинн. — В виктимологии…
— Спасибо еще раз, что поддержал меня в глазах Сэйбина, — сказала она, когда замок щелкнул и дверь приоткрылась. — А сейчас мне нужно к себе, прежде чем моя подопечная стащит все хорошие ручки.
Эйнджи бродила из угла в угол по кабинету, не в силах усидеть на месте. Кейт была зла на нее из-за портрета. Вернувшись из полицейского управления, она не проронила ни слова.
Чувство вины покалывало девушку тысячей острых иголок. Конлан пыталась помочь, она же была вынуждена в первую очередь подумать о себе, любимой. И эти две вещи плохо уживались между собой. Откуда ей знать, что делать? Как определить, что верно, а что нет?
«От тебя лишь одна головная боль! Ты вечно все делаешь не так!» — наседал внутренний голос.
— Я стараюсь, — шептала в ответ Эйнджи.
«Безмозглая дура, вот ты кто. Никогда не слушаешь, что тебе говорят».
— Я стараюсь.
На самом же деле ей было страшно, но она никогда не признается в этом вслух. И Голос будет питаться ее страхами. А страхи — Голосом. Она чувствовала, как и то и другое набирает в ней силу.
«Я устрою тебе такое, отчего по-настоящему станет страшно».
Она зажала уши ладонями, как будто это могло помочь заглушить звучавший в сознании голос. С минуту раскачивалась взад-вперед. Глаза широко раскрыты, потому что стоит их закрыть, как она тотчас увидит то, чего она не желает видеть. Ее прошлое — оно как страшное кино, которое крутится в голове бесконечно. Оно всегда при ней, готовое в любую минуту вытащить на поверхность эмоции, которые она всеми силами пытается похоронить. Ненависть и любовь. Яростные обиды. И не менее яростное желание. Ненависть и любовь. Любовь и ненависть. Любовьиненависть — да, именно так, в одно слово, потому что эти чувства переплелись в душе. Стали неотделимы друг от друга, как лапы сцепившихся в яростной схватке хищников.
