Так приятно было снова ощутить тяжесть его тела, его теплые губы. Она про себя вознесла молитву Деве Марии, чтобы эта ночь любви помогла ей зачать наследника. Но молитву пришлось прервать, когда рука Карла проникла под ее пеньюар и, скользнув по животу, потянулась ниже. Она накрыла его руку сверху своей, направляя ее к заветной цели.

Второй рукой он резко распахнул ее пеньюар, оторвав несколько пуговиц, и впился губами в грудь. Прежде чем переключиться на другой сосок, Карл ласково сказал:

— Ваши руки становятся настолько опытны, что это может меня еще больше отвлечь от государственных дел.

Каталина, сильно возбудившись, была сейчас не в силах вести диалог. Она нащупала его мощное орудие и целиком отдалась воле победителя.

Их тела слились в едином ритме. Больше она ни о чем не могла думать — ни о его отсутствии, ни о леди Палмер, ни о своих страхах и переживаниях. Его семя должно проникнуть в нее. Очень скоро она станет матерью наследника престола…

Каталина вскрикнула от боли и сумасшедшего удовольствия. Ее тело сотрясалось от наслаждения.

Возвращение короля в спальню королевы еще не означало восстановление нормальных супружеских отношений.

Двор вскоре понял, что медовый месяц королевской четы закончился. Злые языки распинали королеву. Придворные острословы сочиняли циничные эпиграммы.

Король присоединился к общему веселью. Он не видел никаких причин, чтобы замыкаться в скуке и одиночестве. Португальские придворные королевы замкнулись в споем изолированном мирке.

Двух старших дуэний прозвали "лиссабонскими летучими мышами" за их старомодные черные платья и мрачный вид. Каталина уговаривала их сменить наряды, но Пеналва и Понтевал только слушали, но отказывались переодеться. "Лиссабон — перекресток мира, центр торговли, куда стекаются товары со всего света, — возражала королеве графиня Пеналва. — Каждый дурак знает, что Лиссабон — законодатель хорошего вкуса и моды". Каталина тщетно пыталась объяснить им, что многие придворные короля провели годы в ссылке при разных европейских королевских домах, где царствует французская мода, и король никогда не согласится принять правила португальского этикета.

Сама королева с первых дней своего замужества из почтения к супругу старалась перенять английские обычаи. Инстинкт самосохранения развил в ней конформизм, и она с легкостью отказалась от своего португальского гардероба. Каталина старалась адаптироваться в новой среде, но не хотела обижать своих воспитательниц приказами и понуканием, заставляя их делать то, что те считали фривольным и неприличным.

Кроме того, у Каталины не было денег, чтобы изменить внешний вид всех своих фрейлин, поэтому она просто старалась не обращать внимания на насмешки и издевательства английских придворных, которые между тем становились все грубее и наглее.

Король не одергивал своих приближенных, но и Каталину ни в чем не упрекал. Целыми днями он был занят государственными делами, а когда освобождался, предавался увеселениям и каждую ночь приходил в спальню королевы. Он поощрял ее занятия стрельбой из лука, поддерживал в любви к танцам и обещал пригласить для нее итальянских певцов, чтобы забавлять королеву оперными постановками.

Каталина не могла на него подолгу сердиться. Когда она бывала чем-то недовольна, король тут же топил лед отчуждения своей веселой улыбкой, и она улыбалась в ответ, согретая его заботой и вниманием.

Но все же иногда его поведение шокировало ее и заставляло краснеть. Так, за столом, когда она сморщилась от кислого зеленого яблока, которым король ее угостил, Карл во всеуслышание в присутствии герцога Йоркского и лорда-канцлера заявил, что его тяжелая работа в спальне теперь полностью вознаграждена.

— Признавайтесь, — потребовал он от Каталины, — признавайтесь, я так сильно любил вас, что вы стали значительно тяжелее.

Слишком обиженная, чтобы быть вежливой, и слишком ограниченная малым словарным запасом, она выкрикнула первую же пришедшую на ум английскую фразу:

— Вы врете, сир, вы врете!

Король хохотал до колик в желудке.

— Вот, теперь ты видишь, — сказал он, немного успокоившись, своему брату, — как мало моя жена меня ценит! Не часто короля обвиняют публично, что он — лгун!

Герцог и лорд что-то сказали ему в ответ, Каталина не поняла их слов, но по глазам было видно, что они оценили ее ответную атаку по достоинству, и Каталина была довольна этой немой поддержкой.

Каталина со старанием и усидчивостью одолевала язык своей новой родины, и король поощрял ее успехи.

До нее дошла весть, что вдовствующая королева Мария-Генриетта, принцесса французская, скоро прибудет в королевский дворец Хэмптон, чтобы встретиться со своей невесткой. Каталина с нетерпением ждала ее приезда, надеясь, что это знакомство поможет ей еще больше адаптироваться при английском дворе. Королева-мать сама когда-то попала в чужую страну и должна была понять состояние Каталины.

Каталина сидела в своем кресле и болтала с придворными фрейлинами, когда внезапно в ее покоях появился король Карл с двумя знакомыми ей придворными и неизвестной дамой. Карл снял с головы шляпу и низко поклонился. Разговор сразу стих, и фрейлины испуганно повскакивали со своих мест, молча уставившись на вошедших.

— Надеюсь, у вашего величества все в порядке? — спросил Карл по-английски.

— Все хорошо, зпа-а-асибо. — Каталина вспыхнула, ей представилась возможность продемонстрировать результат своих занятий. — Я вы-ы-ыпила чай з этими лэдди.

— Замечательно, вы делаете поразительные успехи! — Король сделал паузу и заговорил на испанском:

— Я привел своего друга, чтобы познакомиться с вами. Она просит о чести поцеловать вашу руку. Надеюсь, вы позволите ей?

Все застыли в ожидании ее ответа. Каталина заметила какую-то напряженность во взглядах англичан. И не могла понять причину. Король и его брат, герцог Йоркский, не раз представляли ей разных дам в такой традиционной манере, и она не видела в этом ничего необычного. Почему же все так притихли? Возможно, большинство придворных короля просто не знали испанского и не могли понять, что сказал король, нашла она объяснение.

Лорд-канцлер Кларендон мял свою шляпу и выглядел смущенным, его пунцовые щеки еще больше налились краской. Может быть, король сделал выговор своему главному советнику? Значит, у них разногласия? Это плохо для государства, подумала Каталина.

Королева вспомнила о своих обязанностях и о леди, ждущей представления.

— Прошу вас, познакомьте нас, — ответила она королю на испанском. — Мы всегда рады расширить круг наших друзей при английском дворе.

Леди выжидательно смотрела на короля, не понимая испанского диалога. Карл кивнул ей, и дама, приветливо улыбнувшись, сделала реверанс.

Это была высокая полногрудая женщина с копной черных пышных волос, отливавших блеском при ярком пламени свечей. Каталина не назвала бы ее красивой, но что-то привлекало к ней взгляд.

Дама подошла ближе к королеве, и Каталина изменила свое отношение к ее облику. У нее была гладкая нежная светлая кожа, и она излучала магнетическое обаяние, приковывая к себе взгляды всех присутствующих.

"Мне казалось, король — единственный человек, обладающий властью концентрировать на себе внимание только своим присутствием, — подумала Каталина, — но эта дама обладает такой же аурой, она красива…"

Женщина остановилась, как и положено, в трех шагах от королевы. Мягкие складки шелкового платья не скрывали ее привлекательной фигуры. Склонив голову, она ждала, когда король назовет ее имя, и Каталина протянет ей руку для поцелуя.

Этот ритуал означал, что отныне ей будет открыт доступ в покои королевы.

Карл перешел на английский, чтобы все присутствующие в комнате могли понять его.

— Ваше величество, мне доставляет особое удовольствие представить вам дочь достославного Уильма Вильера, виконта Грандисонского, героического защитника королевского дома Стюартов, погибшего много лет назад в бою, защищая честь и корону моего отца. Прошу вас оказать честь и принять под ваше покровительство Барбару, графиню Каслмейнскую, кузину моего доброго друга герцога Букингемского.