— Что случилось, Горди? Это привидение?! — испуганно крикнул Вильсон и закашлялся. От пыли, окутавшей их со всех сторон, в шахте стало темно.

— А ну-ка, давай отсюда, сынок! — крикнул Гордон, хватая Вильсона за руку.

— Что случилось, Горди? Это привидение?

— Шагай-шагай, не разговаривай! — проговорил Гордон, поминутно оборачиваясь через плечо и ускоряя шаг.

Скала дрожала у них под ногами, и с каждым шагом идти становилось все труднее. Вдруг мощный удар потряс шахту. Застонала и ходуном заходила земля, стены, словно сжатые в гармошку гигантской рукой, начали рассыпаться и трескаться, брызгая во все стороны землей и камнем.

— Беги, Вильсон!

Гордон рванулся вперед, увлекая за собой Вильсона. Грохот падающих камней и пыльное облако преследовали их по пятам.

Оглушительный взрыв, еще сильнее прежнего, вздыбил огромные каменные глыбы и рассыпался пыльным земляным облаком. Рухнули сводчатые потолки шахты.

Кусок огромной скалы, нависающей над шахтой, вдруг треснул и медленно опустился вниз, загородив вход. На несколько секунд все исчезло в пыльном удушливом вихре.

Т.Г. крепко прижал Вильсона к себе. Оглушенные и подавленные, они стояли неподалеку от рухнувшей скалы, все еще дрожа от только что пережитого потрясения.

Уж не Батте ли Фесперман дал о себе знать?

Мэгги наконец-то не понаслышке узнала, что такое ад. Она уже пять недель в нем жила.

— Что это? Ну почему?! — в отчаянии вскрикнула она, глядя на заваленный вход в шахту.

— Так получилось, Мэгги, — еще не оправившись от пережитого несколько минут назад ужаса, ответил Вильсон. — Мы болтали-болтали, а оно как обвалится! Нет, сначала затрещало, а потом как началось! Горди мне крикнул: «Беги, Вильсон!» И я побежал.

Мэгги испытывающе посмотрела на Гордона. Он был бледен как смерть.

— Я не знаю, что случилось. Подпорки были крепкие. Я сам проверил.

Гордон стал на колени у груды скальных обломков и начал их внимательно рассматривать в местах разлома.

Мэгги устало закрыла глаза. Она чувствовала себя опустошенной. Хотелось плакать, кричать… ругать кого-то. Сколько дней понадобится, чтобы опять пустить шахту?

— Что же теперь делать?

— Будем расчищать! — твердо ответил Гордон.

Началась тяжелая, изнурительная работа. Дел хватало всем. За несколько дней удалось расчистить большую часть завала. Но это была лишь капля в море, поскольку, судя по всему, обвалилась не только передняя, но и центральная часть шахты. От зари до зари рука об руку работали все вместе: и «хулиганки», и Вильсон, и Мэгги, и Т.Г.

Огромные куски скалы, которые невозможно осилить даже всем вместе, кололи на части и только потом относили прочь вместе с землей и прочей мелочью. В тихом морозном воздухе не умолкал перестук огромных молотков, звонко дробя камень, ухали кайла и хрустко шуршали лопаты.

Даже Вильсон не остался без дела. Он то и дело летал к ручью за водой.

Гордон оказался незаменимым работником. Он поспевал всюду: и расчищал наравне со всеми завал, и отдавал распоряжения, и бросался на помощь, когда женщины совсем выбивались из сил.

Гордон знал свое дело, и его авторитет признавался безоговорочно. Мэгги не удивлялась его умению поставить дело, его твердости, характеру. Она лишь открыла в нем еще одно достоинство, которое и обрадовало и в то же время испугало ее.

Ей вдруг захотелось доказать, что она достойна его. И чем больше ей этого хотелось, тем больше она разочаровывалась в себе. Вконец измотанная непосильным трудом, она поняла, насколько он сильнее ее физически и морально.

Однажды поздно вечером, охваченная невеселыми мыслями, она одиноко сидела на камне недалеко от своей землянки. Горькие слезы текли по щекам, и Мэгги ничего не могла с собой поделать.

— Что случилось? — с тревогой в голосе спросил Гордон, опускаясь перед ней на колени и заглядывая в глаза. Задумавшись, Мэгги даже не заметила, как он подошел. — Ты как себя чувствуешь? — увидев ее бледное, исстрадавшееся лицо, забеспокоился Гордон.

— Ничего, все нормально. Я просто хотела побыть одна. Вот и все.

— Точно? — Он с сомнением покачал головой.

Она улыбнулась:

— Глупенький, я прекрасно себя чувствую.

Гордон тем не менее продолжал поглядывать на нее с недоверием. Он заметил, что Мэгги целый день была сама не своя.

— Что, Вильсон заболел? — Гордон удивленно обернулся и посмотрел через плечо в сторону землянки. Он не так давно видел, как Вильсон силком кормил земляными червями своего нового питомца — ворона с поврежденным крылом.

— Нет, Вильсон тоже здоров. С чего ты взял? Я просто хотела побыть одна. Вот и все, — упорно твердила Мэгги.

— Да что стряслось? На тебе лица нет! Что с тобой? — нетерпеливо спросил Гордон. Его всегда раздражали женские капризы.

Мэгги вздохнула, повернула руки ладонями кверху и разжала пальцы, показывая ему крупные розовые мозоли.

— Мозоли?

Она кивнула:

— Не знаю, что с ними делать.

— Мэгги! — Он подался вперед и нежно погладил ее руки. — Пожалуйста, скажи мне, что с тобой?

Она посмотрела ему в глаза:

— У меня… — Против ее воли запрыгавшие губы не дали договорить. — Никогда не было… мозолей.

— Не беда. Раньше не было, теперь есть. — Гордон улыбнулся, и от его улыбки ей стало легче. Мэгги даже не подозревала, что он умеет так улыбаться. Словно по мановению волшебной палочки, от ее плохого настроения не осталось и следа. — У тебя есть мазь?

— Нет, а какая?

— Ох, уж мне эти женщины, — проворчал он, подхватил ее на руки и понес к ручью.

Вильсон, сидя на корточках, кормил ворона. Увидев, как Гордон уходит куда-то, держа Мэгги на руках, он бросил червяка обратно в банку и удивленно вытянул шею:

— Эй, что случилось с Мэгги?

— У нее мозоли!

— Аа-а… — протянул он разочарованно и вернулся к прерванному занятию.

Подумаешь, мозоли! Эка невидаль! У него у самого все руки в мозолях.

На берегу ручья Гордон стал на колени и опустил руки Мэгги в хрустально-прозрачную ледяную воду, которая, наскакивая на торчащие камни, журчала и пенилась в прекрасном диком танце.

Гордон принес жестяную коробочку с мазью, которую Мосес оставляла в своем рюкзаке у него в палатке, и, щедро плеснув густой целебной жижицы ей на ладони, осторожно перевязал их куском чистой белой ткани.

Мэгги, затаив дыхание, наблюдала за его легкими и нежными движениями. В ее душе вдруг проснулось что-то. Быть может, это была любовь…

Он уже закончил, но бессознательно еще удерживал ее руки в своих.

— Полегчало?

Она кивнула и смущенно улыбнулась. Ей вдруг стало стыдно за то, что ему опять приходится заботиться о ней. Он, наверное, считает ее неженкой, каких свет еще не видывал.

— Я догадываюсь, о чем ты думаешь: «Такая глупая, расстроилась из-за каких-то мозолей». Да?

Гордон опустил глаза, чтобы она вдруг не угадала его мыслей. Она и так почти догадалась… Он действительно думал, что она такая… прекрасная и чистая… Ему просто не верилось, что он может на что-то рассчитывать.

Гордон несколько отстранился от Мэгги, словно отгородившись каменной стеной. Он сделал вид, что очень занят, закрыл крышку, положил коробочку обратно в рюкзак, перекинул тесемку за спину, собираясь встать и отнести рюкзак на место в палатку.

Мэгги с трудом подавила разочарованный вздох. Каждый раз, когда между ними возникала некоторая близость, которая могла перерасти в нечто большее, он вдруг замыкался, уходил в себя. И каждый раз в таких случаях у нее возникал вопрос: неужели дело только в ней, или вообще все женщины вызывают у него такую реакцию?

— Ты завтра пойдешь на шахту? — спросила она.

Они едва расчистили проход, и работы еще был непочатый край.

— Мосес сама управится.

— Я тоже так думаю, однако мы и так столько дней потеряли, что я подумала, может дело пойдет быстрее, если ты им поможешь на шахте?