— Да, пойдем.

Вильсон уставился на дорогу. Он не мог поверить, что Горди не пришел. Ведь он же обещал. Его голос был очень взволнован, когда он спросил:

— Он не идет, да?

— Нет, — произнесла Мэгги упавшим голосом. Ей хотелось казаться сильной, но душа ее была опустошена.

— Может быть, его задрал медведь? — предположил Вильсон. — Здесь их полно.

Они двинулись в путь.

— Может быть, он перепутал и пришел к землянке? — продолжал Вильсон. — Точно, Мэгги, спорим, что он пришел к землянке и не может понять, куда мы запропастились?

Мэгги не ответила. Вильсон пытался взглянуть на нее, но его очки запотели. Вильсону передалось чувство отчаяния, переполнявшее Мэгги.

— Ты так не думаешь? — приставал он к сестре.

— Может быть, Вильсон, может быть…

Они пробрались через глубокие сугробы. Было ужасно холодно, снег падал все сильнее и сильнее.

Неожиданно Вильсон заплакал, сначала тихо, затем все громче и громче. Вначале он храбрился, чтобы не расстраивать Мэгги, но любовь к Горди пересилила. Весь день он надеялся, что Горди их так любит, что не может не вернуться. По крайней мере настолько, чтобы вернуть им шахту.

Но он совсем их не любит. Ему было все равно, сколько времени они прождали его на морозе. Осознавать, что их не любят, было невыносимо.

— Успокойся, — тихо сказала Мэгги.

Теплые соленые ручейки текли по щекам Вильсона.

Сугробы были высокими, Горди не пришел, к тому же Вильсон не ел с раннего утра, поэтому неудивительно, что он плакал, как маленький мальчик. Вдруг он почувствовал себя усталым.

Когда Т.Г. очнулся, он услышал разнообразные звуки. Дрова потрескивали в камине, тикали часы, по дну кастрюли скрежетала ложка, щетка скребла по полу.

Он начал ощущать запахи. Он чувствовал дым камина, запах мыла от шерстяного одеяла, аромат жарящегося мяса.

Т.Г. попытался собраться с мыслями, но это получилось у него не сразу. Нестерпимая боль пронизывала его живот. Даже малейшее движение приводило к ужасным страданиям.

— Мэгги!

Покрывшись холодным потом, он трясся в лихорадке под тяжелым шерстяным одеялом. Скинув его, он попытался сесть. У него закружилась голова и потемнело в глазах.

Из темноты появились руки, несущие холодную ткань. Он застонал и повалился на кровать. Даже незначительное движение вызывало крик боли с его пересохших губ.

Он попытался заговорить.

— Документ… — пробормотал он.

Кружка с водой приблизилась к его рту, и он сделал жадный глоток. Вода полилась по его голой груди. Капли, падающие на грудь, вызывали дикую боль.

Когда он кончил пить, заботливые руки уложили его голову на подушку. Едкий запах достиг его ноздрей, и он снова закричал, — недавно заботливые руки превратились в орудие пытки. К чему бы они ни прикасались, все вызывало в теле Т.Г. страшную боль.

Т.Г. молил о смерти, но пытка продолжалась.

— Мэгги… Мэгги… — простонал Т.Г. Он снова попытался сесть, но те же руки удержали его. Он должен дойти до нее во что бы то ни стало, ведь она ждет его.

— Я должен идти… Мэгги.

Руки начали обрабатывать его раны. Боль была нестерпимой.

Когда это наконец кончилось, Т.Г. был в холодном поту. Он снова был аккуратно повернут и протерт холодной тканью. Заботливые руки заменили простыню, на которой он лежал.

— Документ, — бормотал он, надеясь, что этот милосердный ангел поймет его. Мэгги ждала его у реки. Но ангел не понял.

Т.Г. снова потерял сознание.

Обратная дорога в горы была очень неприятной. Мэгги не взяла с собой фонарь, потому что собиралась вернуться засветло. Когда стемнело, им предстояло идти еще около мили.

В темноте Вильсон постоянно спотыкался. Они торопились. Им необходимо было добраться до укрытия раньше, чем разгуляется ураган.

— Не смотри вниз!

Ветер подхватил и унес слова Мэгги. Горная тропа была узкой, одно неверное движение могло оказаться роковым.

Вцепившись в юбку сестры, Вильсон карабкался вверх по склону, борясь с усиливающимся ветром и снегом. Мэгги шла впереди.

Мэгги чувствовала свою ответственность за брата. Она поставила на карту не только его благосостояние, но, возможно, и жизнь. И все это ради человека, который так мало заботился об их судьбе.

Она не чувствовала злости, она ощущала любовь в своем сердце. Любовь к человеку, в чувствах которого и по сей день она не была уверена. Мэгги не давала себе отчета в том, что плачет, пока не почувствовала соленый вкус на языке.

«Не так уж и важно, что он нас бросил, — успокаивала она себя. — Это не первая потеря, которую мы пережили. И эту переживем тоже. К тому же мы знали Т.Г. всего несколько недель, — а разве можно полюбить кого-нибудь за это время?»

Но сердце подсказывало, что достаточно одного мгновения, чтобы полюбить.

Но сейчас ничего не имело значения, кроме их безопасности. Мэгги должна довести брата до землянки. Завтра она все уладит и вернется в Англию.

Перед ней уже не стоял вопрос — оставаться или ехать. Оставаться здесь без шахты не имело смысла. Она не имела морального права рисковать будущим Вильсона из-за своих дурацких мечтаний. Не вернув документ, Т.Г. не оставил ей выбора. Она будет вынуждена написать тете Фионнуле и попросить денег на обратную дорогу. Может быть, он сделал это нарочно, чтобы вынудить их вернуться в Англию? Разве он не знает, что она любит его настолько, что готова вынести все что угодно рядом с ним. Она была уверена только в одном, что зима была в полном разгаре, а ее надежда остаться в Колорадо рухнула.

— Ешь.

Т.Г. снова оттолкнул миску, как он делал это в течение нескольких дней.

— Ешь!

Миска снова была поднесена к его рту, и он был вынужден проглотить немного. После того как он попытался проглотить еще чуть-чуть, миска была убрана. Т.Г. вздрогнул и медленно открыл глаза. Рядом с ним стояла Мосес, держа миску с сильно пахнущей жидкостью, которую она использовала для смазывания его ран. Запах был невыносимым.

— Не надо меня этим мазать, — пробормотал Т.Г., отводя в сторону ее руку.

— Не говорить. Ты больной.

Окунув руку в миску, она зачерпнула ее содержимое. Но его рука снова остановила ее.

— Упрямый человек.

— Садистка!

— Ты больной. Мосес лечить.

— Что это за дрянь?

Запах был настолько едким, что его глаза начали слезиться.

— Жир медведя, скунса, травы. Тебе хорошо.

Она зачерпнула еще одну пригоршню снадобья, собираясь обмазывать его. Но он снова воспрепятствовал ей.

Мосес взглянула на него:

— Ты очень больной. Из тебя чуть мозги не вышибли. Надо лечить.

— Только не так.

— Упрямый осел!

— Палач!

Опустив голову на подушку, Т.Г. задумался: сколько же он здесь пробыл? Краткие периоды, когда он приходит в сознание, не дали возможности разобраться, где он и как сюда попал.

— Какой сегодня день?

— Среда.

— Среда…

Слава Богу! У него еще было время встретиться с Мэгги.

— Мосес, можно тебя попросить об одном одолжении. Это очень важно, — проговорил Т.Г. слабым голосом.

Мосес наклонилась к нему.

— Сходи к реке и приведи сюда Мэгги.

— Девицу Флетчер?

— Да, Мэгги Флетчер. Она ждет меня уже целый день. Приведи ее сюда, и я все объясню. Что же со мной случилось?

— Кто-то бил тебя, — невозмутимо проговорила Мосес.

— Кто? — нахмурился Т.Г.

— Не знаю. Кто-то.

— Должно быть, они неплохо потрудились.

— Ты сильно болен.

Силы покинули его.

— Приведи Мэгги.

— Она не у реки.

Открыв глаза, Т.Г. попытался сфокусировать взгляд.

— Ты уже была там?

Он смутно припомнил о том, что уже говорил о документе в бреду. Может быть, Мосес сообразила и сходила за Мэгги?

— Она уехала. Вернулась домой.

— Уехала?

Т.Г. попытался сесть. Голова его кружилась.