– Думаю, так оно и было, – произнес генерал воинственно, хотя и он поддался обаянию артиста.

– У нас в гостях сегодня, – обратился Пинкус к своей немногочисленной аудитории, – сам Генри Ирвинг Саттон, или, как величают его в наследственном поместье Саттон-Плейс в Англии, а также в газетных статьях, сэр Генри Ирвинг Саттон, названный так в честь великого актера елизаветинских времен, с которым его часто сравнивают. Перед нами – выдающийся артист театра…

– Кто это сказал? – спросил Сэм раздраженно.

– Мелкие умишки всегда полны сомнений, – парировал сэр Генри Ирвинг Саттон, задумчиво глядя на Дивероу.

– Чьи это слова? Кота Феликса?

– Нет, французского драматурга Ануя. Но не думаю, что вы о нем слышали.

– В самом деле? А как насчет такой его фразы: «Ему не оставалось ничего иного, кроме как закричать»? Ну, как насчет этого?

– Это из «Антигоны», но ваш перевод неточен. – Саттон повернулся к Хаукинзу.

– Генерал, сделайте мне одолжение… Я прошу о нем как лейтенант, участвовавший некогда в боях на африканском театре военных действий, где, как я слышал, вы не раз выступали перед солдатами Монтгомери.[148]

– А где вы служили?

– В войсковой разведке, при управлении стратегических служб в Тобруке.[149]

– Вы были настоящие молодцы! Одурачили кислокапустников в этой большой пустыне Сахара! Они так и не узнали, где находились наши танки!

– Большинство из нас были актерами, умевшими немного говорить по-немецки. И, право же, нас переоценивают… Разве это так трудно – изображать солдат, умирающих от жажды, и, якобы впадая в кому, лепетать всякую чушь, чтобы дезинформировать неприятеля? Поверьте, в этом нет ничего хитрого.

– Вы были в немецкой форме. Так что, попади вы в плен, вас тут же могли бы расстрелять как шпионов.

– Да, это не исключалось. Но где еще выпал бы случай сыграть такие роли?

– Черт бы меня побрал! Я сделаю все, чего бы вы ни пожелали, солдат!

– Еще одного подцепил на удочку! – пробормотал Дивероу. – Как когда-то и меня.

– Мне хотелось бы послушать, как вы говорите, генерал. Лучше всего, если вы продекламируете наизусть что-нибудь, что знали бы мы оба. Скажем, отрывок из каких-то виршей или слова из песни. Можете повторять одно и то же сколько душе угодно. И не имеет никакого значения, будете ли вы просто говорить или кричать. Главное, чтобы это звучало естественно.

– Ну что же, давайте подумаем, – согласился Хаук, поглядывая на актера. – Я всегда обожал старый армейский фольклор. Ну, вы, наверное, знаете это:

– Не пойте, генерал, а говорите, – попросил сэр Генри, и в тот же миг его лицевые мускулы, произведя те же движения, что и мускулы Маккензи, преобразили лицо актера, приобретшее удивительное сходство с лицом генерала, а из горла талантливого лицедея, встрепенувшегося вдруг, словно старая полковая лошадь при звуках марша «И катят мимо боевые орудия», посыпались слова. Оба голоса слились воедино, но затем один из них стал как бы угасать, второй же все набирал силу. И вот уже в гостиной было слышно только Генри Саттона, воспроизведшего невероятно точно тембр голоса, интонации, жестикуляцию и мимику Хаука.

– Будь я проклят! – воскликнул генерал в изумлении.

– Замечательно, Генри!

– Ну что ж, неплохо, могу сказать.

– Вы потрясающий актер, мистер Саттон!

– О нет, дорогое дитя Элизиума![150] – скромно запротестовал сэр Генри Ирвинг Саттон. – Это ведь не игра, а только подражание, на которое способен любой второразрядный комик. Все дело в жестикуляции и выражении лица, а также и в интонации речи… Я подробно объясняю это на своих частных уроках театрального искусства… Итак, вы не возражаете против того, чтобы отобедать со мной?

– Почему, черт бы побрал всю эту братию, не пригласили вас сыграть меня в том треклятом фильме?

– Вы и не представляете себе, mon general, что за ужасный у меня агент!.. Все было как на фронте, когда выдающемуся штабному офицеру не разрешают проявить свой пыл в бою, поскольку его так называемое начальство боится, что без него все у них развалится. Короче, импресарио просто опасался лишиться своей доли в довольно стабильных доходах, которые приносили мне «мыльные оперы».

– Я бы расстрелял мерзавца!

– Я пытался это сделать. К счастью, промахнулся… Так как насчет ленча, мисс Редуинг?

– Полагаю, пора приступить к делу, – произнес Пинкус твердо и указал рукой на стулья и кушетку, приглашая всех сесть. Сэм тотчас ринулся вперед, чтобы успеть занять место между Дженнифер и Саттоном.

– Конечно, Арон, – согласился актер, посверкивая глазами на Сэма, разлучившего его с дамой. – Я лишь хотел бы привести в чувство мелкий ум с Малых, судя по всему, Антильских островов, если вы понимаете значение этой сложной метафоры.

– В ней нет ничего хитрого, Лягушонок Кермит, – съехидничал Дивероу.

– Сэм!

– О’кей, Дженни, я, пожалуй, реагирую на него слишком бурно! В суде я никогда бы не позволил себе этого.

– Не будем отвлекаться! – Пинкус сделал знак Сайрусу, который намеренно держался как можно дальше от Генри Ирвинга Саттона: по-видимому, путешествие с актером из Бостона если и не подорвало его здравомыслия, то уж терпение истощило вконец. – Ваш коллега не присоединится к нам?

– Я расскажу ему все, что он должен знать, – ответил Сайрус, усаживаясь. – Мне хотелось бы, чтобы наша встреча прошла как можно спокойней. Откровенно говоря, содружество Романа Зет и вашего новобранца не представляется мне достаточно крепким. Но я постараюсь держать ситуацию под контролем.

– У вас прекрасный глубокий голос, молодой человек, – не удержался сэр Генри, явно раздраженный тем, что не мог прослушать ранее Сайруса и старого юриста. – Вы когда-нибудь пели «Реку старика»?

– Оставьте меня в покое! – отозвался наемник.

– Да нет же, я серьезно. Это из повторной постановки «Спектакля»…

– Генри, друг мой, всем этим мы сможем заняться позже, – вмешался Арон, вскинув руки для большей убедительности. – У нас мало времени.

– Конечно, дорогой, можно поднимать занавес.

– И чем быстрее мы сделаем это, тем лучше, – заметил Сайрус. – Нам следует немедля перейти в наступление. Предпочтительнее – сегодня же вечером, если только нам ничто не помешает.

– И что же, считаете вы, мы должны делать? – спросила Дженнифер.

– Прежде всего, я смог бы в качестве гражданского представителя генерала связаться с псевдоделегацией Нобелевского комитета непосредственно в отеле. У меня в чемодане есть приличная одежда, но для Романа надо будет что-то раздобыть.

– В шкафах и гардеробах моего свояка полно одежды. Он примерно такого же роста и сложения, что и ваш коллега: он все еще следит за своим весом, в его возрасте! Ну а если что не так, то у нас есть миссис Лафферти – превосходная швея…

– В таком случае все в порядке, – перебил нетерпеливо Арон Сайруса. – Осталось только подработать мою легенду, чтобы добраться до этих клоунов из «Эйр-Форс-два».

– Я уже подготовил ее, – откликнулся Маккензи Хаукинз, снова зажигая многострадальную сигару.

– Что?

– Как?

– Когда?

В ответ на обрушившиеся на него изумленные восклицания Хаук лишь поднял кустистые брови и выпустил колечко дыма, поднявшееся над его головой.

– Пожалуйста, генерал! – взмолился Сайрус. – Это же так важно! Что вы придумали?

– Вы, юристы и химики, считаете себя такими умными, но память у вас чертовски короткая…

– Мак, ради всего святого!..

– Особенно это касается тебя, Сэм. Ты ведь сам подсказал эту идею. Правда, я пошел дальше, но горжусь ситуационным анализом, разработанным тобою в тиши кабинета.