– Право же, генерал, не знаю даже, что и сказать. – Ощутив на мгновение смущение и не решаясь взглянуть в глаза недавнему, но ныне поверженному противнику, Дженнифер решительно отбросила назад свои темные волосы. Потом, пересилив себя, она все же посмотрела на старого солдата, отдавшего так много своей родине – их общей стране. – Пожалуйста, поймите меня, сэр! Возможно, я излишне чрезмерно пекусь о своем народе. Однако удивляться тут не приходится: слишком много несправедливостей совершено было по отношению к нашему племени, как и к остальным индейцам. Что же касается вас, то я заблуждалась, принимая вас не за того, кем являетесь вы на самом деле, и прошу за это прощения. Примите мои извинения, идущие от самого сердца!

– Добился-таки своего! – вскричал Дивероу, глотая остатки своего мартини. – Свирепый лев предстал в облике мокрой домашней кошки, и вы купились на это!

– Сэмюел, нельзя же так! Разве не слышали вы, что он сказал?

– Я уже слышал это в сотнях вариаций.

– Хватит, адвокат! Он, этот великий человек, только что выразил полное свое согласие с моей позицией. Попытайтесь вспомнить свои собственные слова, если только ваше зелье не до конца еще затуманило вам рассудок. Вы говорили тогда что-то там о сущностной правде. Или забыли уже?

– Вы, адвокат, упустили из виду возможность использования обходных путей, – заметил Сэм, возвращаясь к бару. – Впереди, ребята, еще много ухабистых дорог!

И тут зазвонил телефон. Арон Пинкус, качая головой, чем в равной мере выказывал и раздражение, и гнев, подошел торопливо к письменному столу и поднял трубку столь надоевшего ему прибора:

– Вас слушают!

– С кем я это говорю? – раздался пронзительный голос. – Со знаменитым юристом-евреем или с сумасшедшим генералом из связки четок, нанизанных Блаженным Джеронимо?

– У телефона Арон Пинкус, и к тому же юрист, если вас это устроит.

– Порядок, ермолка! Я разыскал вас по вашему лимузину.

– Прошу прощения?

– История долгая, и я с удовольствием рассказал бы вам ее, но Бам-Бам не любит длинных повествований. И, по правде говоря, в вашем распоряжении не так уж много времени.

– Я ни слова не понял из того, что вы сказали.

– Видите ли, много лет назад этот полоумный коп надел на меня ошейник, но теперь у нас с ним перемирие. Так вот, поскольку в городе у него все еще есть кореши, ему стало известно, что за вашим лимузином охотятся очень многие – и белые, и черные. Capisce?

– Да о чем вы толкуете?

– Может, мне лучше тогда поговорить с этим психом, а? Скажите этому идиоту, чтобы он вынул изо рта свою ублюдскую сигару и взял трубку.

– Кажется, это вас, генерал, – медленно и нерешительно произнес Пинкус. – Довольно странный малый. Так мог бы говорить и цыпленок, если бы только умел разговаривать.

– Победа! – завопил Хаук. Ринувшись к письменному столу, он схватил трубку и, прикрыв микрофон, обратился к присутствующим: – Старые солдаты, даже ворчуны, не отступают! Они не забывают, друзья мои, о днях прошедших, которые вечно будут жить в их воспоминаниях!.. Это ты, Джозеф Малыш?

– Нам надо побеседовать, братец. Все изменилось. Я считаю, что вы больше не плохие ребята: плохие ребята идут по вашему следу.

– Выражайся чуточку яснее, Джозеф!

– Времени в обрез, малый! С тобой хотел бы встретиться через день или вроде того большой человек, но пока что ему приходится лежать на дне и помалкивать. Поэтому я буду вашим связным.

– Выпала не та карта, Джозеф?

– Да, клянусь могилой моей тетушки Анджелины! В округе Колумбия начались скачки, и большой человек проиграл, временно, конечно… Он велел передать тебе, что тот громила, чью спину ты протаранил в гостиничном холле, а вот шею недоломал, выблевал все секреты в какой-то химической лаборатории в Вирджинии. Сейчас они знают, что ты и твои ребята здесь, в Бостоне, и мальчики в шелковом исподнем выпустили на вас… у меня тут записано… они выпустили на вас СОН.

– СОН? Ганнибал в слоновьем дерьме! Он действительно сказал: СОН?

– Я не мог ошибиться, потому что повторил это по крайней мере три раза, хотя так и не знаю, что тут к чему.

– Это самые страшные в мире звери, Маленький Джозеф. Я сам их обучал, поэтому я-то знаю. Силы особого назначения! Неисправимые! Их держат в каторжных тюрьмах, где они пытаются убить всех, кроме поваров и медицинских сестер.

– А теперь они возьмутся за тебя и твою кодлу, приятель. На то, чтобы найти тебя, у меня ушла тридцать одна минута. Так сколько же времени потребуется для этого чертовым командос, когда они окажутся в Бостоне? А ведь, возможно, они уже здесь. Выметайтесь отсюда и, как только уберетесь подальше от этих шизиков с их пушками, позвоните мне в номер. Да, и не пользуйтесь ублюдской своей колымагой! Это – верный след!

Джо Саван повесил трубку, а Хаук вернулся к своим войскам.

– Эвакуироваться! – гаркнул он. – Объяснения потом: сейчас не до них! Адъютанты, подать две машины с парковочной площадки! Встретимся у юго-восточного угла отеля. Vamos![117] – И как только Дези-Один и Дези-Два исчезли за дверью, Мак воззрился свирепо на Арона Пинкуса, потом – на Сэма Дивероу и, наконец, – на Дженнифер Редуинг. – Вы спрашиваете, почему я восстаю против лжи, которой питают нас власть имущие, почему подымаю меч на продажных чинуш и разного рода махинаторов, как живших сто лет назад, так и здравствующих в данную пору. А посему дайте же мне высказаться, черт возьми! Теневое, никем не избранное правительство, стоящее за спиной нашего правительства, дает пребывающей в заточении стае психопатов спецзадание, в случае успешного выполнения которого они получат право свободно разгуливать по улицам. Поручают же им не что иное, как перебить нас всех. Почему? Да потому, что мы вскрыли преступление против невинных людей, которых облапошивают уже на протяжении ста с лишним лет. Исправление же этого зла обошлось бы жулью в миллиарды!

– Черт бы побрал эту твою правду! – сказал Дивероу, выплескивая в раковину оставшийся в бокале мартини. – Убирайся отсюда!

– А полиция на что, генерал? Я уважаемый здесь, в Бостоне, человек. И она, конечно же, нас защитит.

– Командир Пинкус, в этой несанкционированной битве обращаться к официальным властям бесполезно. Как, думаете вы, взрывал я склады от Нормандии до Кайсуна?

– То, что я услышала, никак не укладывается у меня в голове! – промолвила Редуинг, пытаясь сохранить спокойствие. – Я не верю в это!

– Итак, вы не верите в это, индейская кобылка? В таком случае напомню вам о восточных компаниях, которые обещали вашему народу, заселявшему равнинную территорию Среднего Запада, что ему предоставят значительно лучшие земли. Но в новых краях, куда вас принудили перебраться, вы обнаружили лишь сухую почву и к тому же лишились скота, не выдержавшего суровой зимы. И нынешние действия властей предержащих мало чем отличаются от деяний их предшественников. Вот так-то, маленькая леди!

– О боже! – вскрикнула Дженнифер, бросаясь к двери в спальню.

– Что вы задумали? – встревожился Дивероу.

– Там же ваша матушка, идиот!

– О да, конечно, – пробормотал Сэм, мигая смущенно. – Найдется здесь кофе?

– Времени нет, сынок!

– Помоги мисс Редуинг, Сэмми!

– По крайней мере, мы избавились на время от Сэмюела…

– Пора в дорогу. Не думаю, что у нас есть выбор, – проговорил Арон Пинкус.

Пятеро беглецов из отеля «Ритц-Карлтон» стояли небольшой группкой у юго-восточного угла отеля, поджидая обоих Дези. Они вяло улыбались случайным прохожим и принимали все меры к тому, чтобы не походить на нарушителей общественного порядка.

Величественная Элинор, поддерживаемая Редуинг, пыталась безуспешно выговорить втемяшившиеся ей в голову три слова – «индейский зов любви».

– Заткнись, мама! – шепнул ей Сэм.

– Это та дочь, о которой я всегда мечтала!

– Хватит об этом, мама. Она, возможно, лучший юрист, чем я, что тебе бы совсем не понравилось.