Досадуя на человеческую глупость, господин фон Хан развернулся и направился прямиком к дому с балконом. И он не ошибся: вверху, на лестнице, его весьма любезно встретил и пригласил к себе бургомистр — приятный, несколько суетливый человек маленького роста.

— Вы, кажется, просили меня зайти, — сказал господин фон Хан, — что я и сделал с большим удовольствием, поскольку надеюсь с вашей помощью разрешить одну загадку. В вашем городе я нахожусь только со вчерашнего дня, но могу поклясться, что такого обилия приключений, как здесь, со мной не случалось ни в одной из поездок.

— Охотно верю! — улыбаясь, сказал бургомистр. — Я уже кое-что слышал об этом, а иногда мне рассказывали и вовсе невероятные вещи. Вы, значит, — господин фон Хан, сын известного банкира из столицы. Вы поддерживали отношения с местным семейством Бантесов и приехали, так как фрейлейн Бантес…

— Все правильно. Мне нужно предъявить документы, удостоверяющие мою личность, господин бургомистр?

Сказав это, господин фон Хан достал из бумажника все необходимые бумаги. Бургомистр не преминул бегло просмотреть их, после чего, полностью удовлетворенный их содержанием, вернул все владельцу.

— Теперь, господин бургомистр, мои документы сами сказали вам все, что можно знать обо мне. На очереди — ваш рассказ обо всех странностях этого города. Хербесхайм ведь не изолирован от внешнего мира, и сюда тоже иногда заезжают люди из других городов. Почему же…

— Я понял, что вы имеете в виду, господин фон Хан. Вы обо всем узнаете, если окажете мне любезность и ответите на несколько моих вопросов.

— Я к вашим услугам.

— Возможно, мои вопросы вы тоже отнесете к странностям Хербесхайма. Однако позже вы без труда поймете, почему я их задавал. Итак, вы всегда одеваетесь в черное?

— Я ношу траур по одной из моих теток.

— Вы уже бывали когда-нибудь в Хербесхайме?

— Ни разу.

— Были ли вы раньше знакомы с кем-нибудь из жителей города или, может быть, вы случайно где-нибудь слышали или читали что-нибудь об истории города, о его преданиях, сказках и тому подобное?

— Я не был лично знаком ни с одним из жителей Хербесхайма и ничего не знаю о городе, за исключением того, что здесь находится дом Бантесов, а в нем живет фрейлейн Бантес — чрезвычайно милая особа, что я с удовольствием могу засвидетельствовать.

— Читали ли вы притчу о хербесхаймском «мертвом госте» или, может быть, что-нибудь слышали о нем?

— Повторяю, что, к моему стыду, история Хербесхайма, господин бургомистр, к тому же древняя, мне так же мало известна, как история королевства Сиам или Перу.

— Тем не менее, господин фон Хан, ваши приключения, о которых я больше догадываюсь, чем знаю, имеют непосредственное отношение к древней истории этих мест.

— Как я могу быть связан с вашей древней историей? Что-то я не припомню за собой ничего подобного. Расскажите же мне!

Бургомистр улыбнулся и ответил: «Вас все здесь считают „мертвым гостем“, призраком из наших народных преданий. Какими бы забавными мне ни казались убогие выдумки наших бюргеров, однако — не в обиду будь сказано — я сам не могу скрыть удивления по поводу весьма своеобразного сходства вашей внешности с внешностью героя одной хербесхаймской страшной истории. Если вы только не хотите и со мной разыграть известную шутку и действительно ничего не знаете об этой истории, я расскажу ее вам в том виде, в каком я слышал ее от многих людей».

Господин фон Хан с живейшим любопытством изъявил желание слушать. Бургомистр сказал: «Впервые, вероятно, бабьи сказки рассказываются в такой официальной обстановке», — и начал свой рассказ о «мертвом госте».

— Теперь я все понимаю! — со смехом сказал господин фон Хан, дослушав рассказ до конца. — Прекрасные обитательницы Хербесхайма опасаются за свои шеи.

— Шутки в сторону, господин фон Хан, — мне еще не все до конца ясно в этом деле. Я, правда, готов поверить в самую невероятную игру случая, но здесь своенравная Фортуна выбросила настолько грубый фортель, что я в самом деле не могу избавиться от подозрений относительно вашей персоны.

— Как?! Господин бургомистр, вы, надеюсь, не настроены принять меня за человека из вашей сказки, который каждые сто лет посещает Хербесхайм только затем, чтобы свернуть шейки его бедным голубкам?

— Разумеется, нет. Но вы могли случайно кое-что услышать об этой жуткой сказке и использовать свою внешность для того, чтобы повеселиться над страхами наших легковерных красоток. Почему, например, вы выбрали для своего приезда именно первое воскресенье адвента и как раз такую страшную непогоду, если вы ничего не знали о сказке?

— Вы правы, господин бургомистр: это случайное совпадение сразу бросается в глаза. Оно поразило меня самого. И тем не менее могу вас заверить в том, что я так слабо разбираюсь в календарных датах, что только сейчас узнал о том, с каким днем совпал мой приезд. Могу также чем угодно поклясться, что не заказывал дождя. Более того, я бы с удовольствием отменил чей угодно заказ, так как очень плохо переношу непогоду.

— Как тогда, господин фон Хан, вы можете объяснить значение того ловкого приема, с помощью которого вы сегодня утром пытались достать затылок хозяина гостиницы? Вы ведь ничего не знали о нашем госте и его знаменитом приеме?

Господин фон Хан громко расхохотался:

— Ага, вот почему, оказывается, этот бедняга так низко присел передо мной! Он счел совершенно безобидное движение моей руки — я хотел похлопать его по плечу — за какой-то подозрительный прием.

— И еще об одном, господин фон Хан: знаете ли вы некую девицу Визель?

— Я знаю многих Визель, но среди них нет ни одной девицы с такой прекрасной фамилией.

— Кое-кто утверждает, что вы были с ней знакомы — и даже с черного хода.

— С черного хода? О, теперь я понял, о чем идет речь. «Черный ход» напомнил мне о кумире вашего полицейского.

Теперь-то до меня дошел смысл речей и просьб этого человека.

— И еще об одном, господин фон Хан. Как вы, очевидно, могли уже убедиться, я осведомлен о каждом вашем шаге, и тайная полиция Хербесхайма ни в чем не уступает парижской в ее лучшие годы — при таких асах шпионажа, как Фуше и Савари. Допустим, что все сказанное здесь ранее я смог бы еще кое-как объяснить, оставив вас вне подозрений и не прибегая к запугиванию нашего простодушного народа версией об умышленном разыгрывании роли «мертвого гостя». И все же у меня остается один вопрос к вам: если вы в самом деле не могли или не хотели играть эту роль, то скажите мне тогда — этот вопрос интересует не столько меня, сколько еще кое-кого, — как вам удалось сегодня утром так быстро и так близко сойтись в течение нескольких минут или четверти часа с фрейлейн Бантес (с которой вы прежде были не знакомы), что вы с ней… не знаю, как выразиться…

— Так, значит, вы и это уже у знал и? — поразился господин фон Хан, и его бледное, но живое лицо залилось краской смущения, что не скрылось от наблюдательного взгляда бургомистра.

— Еще раз прошу извинить за любопытство, — добавил бургомистр. — Вы же знаете: задавать нескромные вопросы — привилегия полицейских и врачей. Вам теперь уже известно, что «мертвый гость» славится своим умением поразительно быстро очаровывать сердца женщин. Впрочем, я и за вами охотно признаю этот талант, хотя и не считаю вас мертвым.

Господин фон Хан некоторое время молчал, но затем сказал: «Господин бургомистр, я скоро начну бояться вас больше, чем боится ваше почтенное бюргерство моего черного сюртука. Вероятно, стены у вас имеют уши, потому что с фрейлейн Бантес наедине я был этим утром очень короткое время, если вы намекали на это, когда говорили о том, что я близко „сошелся“. Позвольте, однако, воздержаться от ответа на этот вопрос. Либо стены выдали вам содержание нашего разговора — и тогда оно вам известно, — либо же нет, но тогда я не имею права поднимать над ним занавес, пока фрейлейн Бантес сама не сделает этого».

Легким кивком бургомистр дал понять, что не станет настаивать, и перевел разговор в другое русло: «Вы у нас надолго, господин фон Хан?» — «Нет, не позднее чем завтра мне нужно уезжать. Мои дела здесь завершены. Кроме того, мне не доставляет особого удовольствия разыгрывать домового. Ни с одним из смертных судьба не обращалась так жестоко, как со мной, сделав именно меня как две капли воды похожим на „мертвого гостя“ из вашей столетней давности легенды или хроники».