Скайлер думала, что тетя Вера выстрадала не меньше ее мамы. Каждый день видеть в зеркале свое худое, вытянутое, как лошадиная морда, лицо — серьезное испытание, способное заставить любого броситься вниз головой с моста.

Она сконцентрировала внимание на Генри Пруденте и поморщилась, когда его отстранили от соревнований за проявленное конем неповиновение. Следующим выступал Йен Миллар, который прошел маршрут без единой ошибки. «Если дело дойдет до повторных показательных выступлений, Йена никому не превзойти», — решила Скайлер. Его новая кобыла выглядела эффектно, ее шея казалась длинной, как у жирафа; она грациозно поджимала ноги к самой груди, перелетая через барьеры. Скайлер представляла, какой станет эта лошадь через год-другой, когда приобретет опыт.

— Скайлер, дорогая, какая жалость, что ты не участвуешь!

Скайлер обернулась и увидела, что тонкая, как манекенщица, Миранда Харкнесс, близкая подруга и правая рука Кейт, смотрит на нее с сочувствием ведущей благотворительного телемарафона. Скайлер внутренне сжалась. Миранда, конечно, не хотела обидеть ее, но Скайлер раздосадовало, что она привлекла внимание присутствующих к ее «состоянию», как выражалась бабушка.

— Я была бы не прочь попытаться, но, согласно правилам, к состязаниям допускают только по одному, а не по полтора наездника на каждую лошадь, — отшутилась Скайлер.

Краем глаза она увидела, как покраснела мать. Кейт все прекрасно понимала и не любила шутить по таким поводам. «Мне следовало помнить об этом», — упрекнула себя Скайлер.

— Скайлер начнет тренироваться, как только… — Кейт прокашлялась и оживленно продолжила: — Впрочем, у нее будет немало забот — учеба и все прочее.

— Какая учеба? — вмешался Реджи. Он перебрал виски и теперь растерянно моргал.

— Я поступила в ветеринарную школу при университете Нью-Хэмпшира, — объяснила Скайлер, заметив, что локоть Реджи вот-вот соскользнет с края стола. Она незаметно передвинула его руку подальше от края, и Реджи довольно приосанился.

— А как же ребенок? Кто будет присматривать за ним, пока ты на занятиях? — послышался скрипучий голос, точно запись на пластинке, истерзанной тупой иглой граммофона.

Все сидящие за столом изумленно обернулись к престарелой даме — двоюродной бабушке Беатрис, которая еще помнила времена, когда светское общество питало пристрастие к черным галстукам и не успело променять «Мэдисон-Сквер-Гарден» на ипподром «Мидоулендс». От расшитого бисером платья Беатрис веяло камфарой. На ней были бриллиантовые клипсы, а ее голубоватые волосы подхватывали по бокам настоящие черепаховые гребни. Пара водянисто-голубых глаз выжидательно уставилась на Скайлер.

Скайлер смутилась. Господи, неужели Беатрис никто ничего не объяснил?

К счастью, мама сохранила самообладание и сдержанность, усвоенные несколько десятилетий назад в школе мисс Крейтон, поэтому спокойно ответила:

— Скайлер не оставит ребенка себе, тетя Беатрис. Его воспитают люди, которые не могут обзавестись собственными детьми.

Краешком глаза Скайлер заметила, как нахмурился отец, углубившийся в развернутую на коленях программу. Бедный папа! Как ей хотелось хоть чем-нибудь утешить его! Он не понимал причин поступка дочери, хотя она не раз объясняла ему, в чем Дело.

Конец неловкому молчанию, воцарившемуся в ложе после слов Кейт, положила тетя Вера.

— Кто хочет еще шампанского? — Она вынула бутылку из серебряного ведерка и задержала ее над бокалом Скайлер.

— Только не я. Беременным спиртное вредно.

Длинное лошадиное лицо тети с раздутыми ноздрями приобрело ярко-розовый оттенок. Понизив голос, она прошипела:

— Не понимаю, как ты так спокойно говоришь о подобный вещах! Будь ты моей дочерью…

— Довольно, Вера! — оборвал ее Уилл. Его глаза метали молнии, а седоватые усы придавали облику властность. Его сестра прищурилась, но послушно замолчала.

Скайлер откинулась на спинку стула, чувствуя себя растерянной и несчастной. Остаток вечера она постарается ничем не привлекать к себе внимания — если не ради себя, то хотя бы ради родителей.

У Микки, выступавшей последней, было четыре опасных соперника — наездники, не сделавшие ни единой ошибки. Если повезет, она будет участвовать в показательных выступлениях на время вместе с такими профессионалами, как Йен Миллар и Майкл Матц. Осознав, что у подруги блестящие перспективы, Скайлер воспрянула духом.

Когда Микки выехала на арену, Скайлер ощутила гордость. Микки выглядела неотразимо в черных бриджах и алом жакете; ее кудри были собраны в сетку под жокейской шапочкой. В отличие от своих хмурых соперников она сияла широкой улыбкой, побудившей зрителей разразиться аплодисментами и свистом. Микки умела преподнести себя.

Ее вороной, черный, как бархатный воротник охотничьей куртки, конь Толедо был новым фаворитом Присциллы Эндикотт. Когда Микки направила коня к решетчатой арке, он слегка отпрянул в сторону и игриво топнул копытом, давая понять, что способен разрушить все ее надежды.

Но вскоре обоим стало не до шуток. Микки подводила коня к первому препятствию — кирпичной стенке, огражденной двумя вертикальными жердями.

— Помедленнее! — шептала Скайлер. — Тебе незачем показывать лучшее время — просто не наделай ошибок!

Толедо перемахнул через стенку, как легкий летний ветерок. А Микки с ее растопыренными локтями и ногами, согнутыми почти под прямым углом, напротив, представляла собой иллюстрацию из учебника верховой езды, показывающую, как не надо сидеть в седле. Хорошо, что в этом виде спорта внешнее впечатление не учитывалось, значение имела только чистота прыжков.

Затем был взят оксер, пирамида… «Боже, вы только посмотрите на Толедо!» По сравнению с ним многие чистокровные лошади показались бы неповоротливыми, как битюги: он буквально взлетал над землей и краткую долю секунды парил в воздухе после каждого прыжка. А Микки упивалась аплодисментами, полетами и радостным трепетом. От нее требовалось только одно — чисто пройти маршрут. Но потом, если она выйдет в финал, ей придется продемонстрировать наилучшее время, чтобы обойти остальных финалистов.

Скайлер аплодировала до боли в ладонях и кричала, пока не охрипла.

После еще одного круга выступлений количество финалистов сократилось до трех, и этими тремя были Кэти Прудент, Йен Миллар… и Микки. «Оказаться в одном ряду с двумя известными профессионалами — все равно что стать членом Святой Троицы», — радостно думала Скайлер. У Микки будет повод для ликования, даже если голубая лента достанется не ей. Глядя, как Микки выводит Толедо на арену в последний раз, Скайлер преисполнилась гордости. А когда ее подруга чуть не допустила ошибку на самом коварном препятствии, Скайлер пережила все то же, что, наверное, испытала и Микки, — ее сердце ушло в пятки, все внутри сжалось, кровь зашумела в ушах.

Микки преодолела последний барьер маршрута, на секунду отстав от Йена Миллара. «Присцилла Эндикотт будет на седьмом небе от счастья», — поняла Скайлер. Судьба Микки решена. Но самое главное, Микки добилась того, о чем они со Скайлер мечтали с раннего детства: стала участницей Национальных состязаний по конному спорту.

Когда после церемонии награждения встрепанная и взмокшая Микки появилась в ложе Скайлер, та вскочила и порывисто обняла подругу.

— Ты была великолепна! — воскликнула Скайлер, боясь расплакаться. — Я так горжусь тобой!

— А чем был плох Толедо? — возразила Микки, по давней Привычке ставя лошадь на первое место. — Это же не конь, а мечта. Ты видела, как он выступил сегодня, а Толедо способен и на большее! Но нельзя допустить, чтобы он переутомился: после Торонто мы сделаем перерыв до следующего лета… — Микки вдруг осеклась, присмотрелась к Скайлер, а потом тихо спросила: — С тобой все в порядке? Ты слишком бледна.

— Это не страшно, — заверила ее Скайлер. Они стояли в сторо не,поодаль от стола. — Наверное, я просто перенервничала.

— Любой на твоем месте перенервничал бы, оказавшись в такой компании. Ты еще слишком молода. Давай-ка уйдем отсюда. Я угощу тебя пивом.