— А ты забыл, что случилось, когда я в прошлый раз пригласила тебя сюда?

— Я все помню: у нас появился ребенок — маленькая прелестная девочка.

Скайлер заложила за ухо прядь волос. А потом на ее лице заиграла улыбка, которой так ждал Тони.

— Похоже, нам обоим свойственно ставить телегу впереди лошади, — засмеялась она.

Тони оглянулся на коня и усмехнулся:

— Телеги я не вижу.

— И что это означает?

— Что нам с тобой давно пора пожениться.

Она вздохнула:

— О, Тони… неужели тебе еще не надоело делать мне предложения?

— Я надеялся, что когда-нибудь тебе надоест их слушать и ты согласишься.

— Этого ты и добивался?

— Ну что я могу сказать? Я не из тех, кто сдается без борьбы.

— И я тоже, — заверила его Скайлер.

Они стояли, молча глядя друг на друга через порог, пока Скотти не начал нетерпеливо фыркать.

Тони вздохнул.

— Так я могу войти? Или…

Скайлер медлила с ответом ровно столько, чтобы заставить его и без того бьющееся сердце заколотиться еще сильнее. А потом, улыбаясь, приоткрыла дверь пошире, впуская коня и его хозяина — полицейского, умеющего разбираться в людях.

Кейт приводила в порядок антикварную мебель — на этот раз маленький, но изящный пемброкский стол, купленный на аукционе в Мэне. От красок и лаков у Кейт слезились глаза, щекотало в носу, лак уже проел несколько дыр в ее резиновых перчатках. Но более всего Кейт терзала мысль, что Леонардо с радостью взялся бы за эту работу, а она, должно быть, спятила, решив заняться ею сама.

«Значит, вот как ты представляешь себе искупление грехов? Неужели ты полагаешь, что самобичевание поможет тебе вернуть Скайлер?»

Вздор! Она просто делает свое дело. В последнее время Леонард часто жаловался на обострение артрита, вот Кейт и решила не перегружать его. Вообще-то эту работу она могла бы поручить кому-нибудь другому. К примеру, Миранде. Кейт представила себе подругу с телефонной трубкой в руке, набирающей номера элегантно подпиленными и покрытыми лаком ногтями. Но если бы Миранда нашла Кейт помощников, у нее не было бы предлога избежать вечера наедине с Уиллом…

Присев на корточки, Кейт оглядела свое творение. Она почти закончила со столешницей, смыла мутный слой лака, под которым обнаружился теплый золотистый глянец. Этот стол — настоящая находка, к тому же приобретен за бесценок. Так почему бы не порадоваться? Несколько лет назад от такой удачи Кейт пришла бы в восторг.

«Потому, — ответила она себе, — что трудно восторгаться, когда у тебя отняли самое дорогое».

Исчезли мутные наслоения лжи и недомолвок. Исчезло опасение, что когда-нибудь она все-таки встретится с Элли. Ночные кошмары Кейт уже стали реальностью, но она выжила. Исчезло раздражение, которое в последние месяцы вызывал у нее Уилл. Как и многие мужчины, в работе он проявлял стойкость и компетентность, а в преддверии семейных кризисов становился вялым и аморфным.

Час назад Кейт оставила мужа в его любимом шезлонге в маленькой гостиной, с портфелем у ног. Он углубился в юридические документы по новому проекту — многомиллионной застройке четырнадцати акров набережной в Хобокене, обещавшей положить конец финансовому кризису компании. Уиллу полагалось бы сиять от радости, но он казался почти больным, постоянно устремлял взгляд в никуда.

— Поеду в магазин, поработаю, — сказала ему Кейт. — Если захочешь есть — в духовке стоит запеканка. Подогрей ее в микроволновке.

Уилл посмотрел на жену отрешенным взглядом.

— Конечно… Прекрасно. — И, словно вспомнив, что супругам полагается ужинать вместе, спросил: — А разве ты не вернешься к ужину?

— Наверное, нет. — Кейт охватила досада, вскоре сменившаяся печалью.

Она по-прежнему любила Уилла — по крайней мере считала, что любит. Их соединяла долгая и запутанная история, связанная с любовью к дочери, и жизнь, которую они создали для себя. Но если прежде любовь Кейт была капризной, даже требовательной, то теперь стала нежной, почти материнской. В последнее время Уилл все чаще казался Кейт ребенком, нуждающимся в ее опеке.

— Ну, я поехала, — с притворной бодростью заключила она. — Позвони мне, если… — Кейт умолкла.

«Позвони мне, если узнаешь что-нибудь про Скайлер. Не заставляй меня томиться в неизвестности, гадая, простила ли она нас».

— …если что-нибудь случится, — после паузы закончила она.

К счастью, Уилл все понял и кивнул. Кейт не сомневалась: муж тоже страдает.

И вот теперь она стояла на коленях на заляпанном лаком коврике в маленькой рабочей комнате позади магазина, вдыхая пары — скорее всего канцерогенные и, уж во всяком случае, наносящие вред озоновому слою.

«Жизнь продолжается, — напомнила себе Кейт. — Но не так, как прежде».

Значит, ей придется привыкнуть к переменам. Приучить себя не хвататься за трубку всякий раз, когда звонит телефон, не думать, что сейчас услышит голос дочери. Перестать листать альбомы с фотографиями дочери. Скайлер в пять лет, на своем новом пони. Скайлер после Хэмптонских состязаний, со своей первой голубой лентой. Скайлер в мантии и шапочке на выпускной церемонии в Принстоне…

Господи, свыкнется ли она когда-нибудь с мыслью, что ее дочь и внучка где-то рядом, но увидеться с ними невозможно? Скайлер не отвечала на звонки Кейт, а когда та случайно застала ее дома, говорила холодно и отчужденно.

«Но ведь Элли пережила это, — напомнила себе Кейт. — А теперь и тебе предстоит узнать, каково ей было. Ты получила именно то, что заслужила».

Но почему ей так больно? В отчаянии Кейт сорвала перчатки и рывком повесила их на крючок. Но когда она поднялась, ее бедро пронзила жгучая боль. Кейт зашаталась, боясь потерять сознание. Перед ее глазами закружились разноцветные пятна, комната будто сжалась, словно она смотрела на нее в бинокль. Покачнувшись, Кейт схватилась за викторианский чайный сундучок.

Постепенно комната обрела прежние размеры, но зрение осталось затуманенным. Кейт поднесла руки к лицу и обнаружила, что оно мокрое. Черт… ведь она пообещала себе, поклялась, что слез больше не будет! Плакать — это так… стыдно. И бесполезно. Слезами Скайлер не вернуть. Они ничего не изменят.

Кейт осторожно пошарила рукой над сосновым верстаком, к которому прислонила трость. Надо немного отдохнуть, а потом отправиться домой.

От пронзительного звона колокольчика на двери Кейт вздрогнула, выпрямилась и уронила трость. Кто же это в столь поздний час? В такое время служба доставки не работает…

Расстояние до входной двери вдруг показалось ей неизмеримо огромным, а сам магазин — лабиринтом громоздких предметов, острых углов и выступающих ножек, о которые немудрено споткнуться. Сквозь овальное стекло в двери Кейт разглядела стройную фигурку в подпоясанном плаще, почти скрытую в тени.

У Кейт дрогнуло сердце. Она узнала бы Скайлер всегда — по манере держаться, по привычке переносить тяжесть тела на одну ногу и опускать одно плечо.

Забыв о боли, Кейт почти бегом бросилась к двери и дернула старую щеколду, ударившись о нее ладонью.

— Скайлер! — Она едва сдерживала рвущуюся наружу радость.

Скайлер вошла и поцеловала Кейт в щеку. Это был обычный ритуал, ничего более. Кейт стояла перед дочерью, изнывая от желания обнять ее, но не позволяя себе этого.

В последний раз они разговаривали два месяца назад, с тех пор воспоминания о весне уже потускнели в памяти. Гиацинты распустились и отцвели, увяли нарциссы. Розы начинали цвести, в плодовом саду появились первые зеленые завязи. Любимая кобыла Дункана, Тилли, могла ожеребиться со дня на день.

Кейт помнила, как в детстве, в преддверии рождения жеребенка, Скайлер каждый день торопилась домой из школы, как нетерпеливо выскакивала из автобуса; портфель бил ее по бедру, а волосы разлетались, точно ленты, привязанные к майскому шесту. Кейт отдала бы все, лишь бы заново прожить эти годы, лишь бы дочь снова была с ней и позволяла любить ее!