— Я была убеждена, что найду тебя — даже когда все прекратили поиски, — заключила Элли. — Мое стремление переросло в одержимость. Всякий раз, видя белокурую и голубоглазую девочку твоих лет, я гадала, не ты ли это. — Элли провела по лбу дрожащей рукой. — Не знаю, когда я перестала искать… кажется, в то время, когда впервые познакомилась с тобой. Я могла бы заметить сходство еще тогда, в больнице, но твоя ма… то есть Кейт, не допустила этого.

Лицо Скайлер ожесточилось.

— Все это время она знала правду. Этого я не могу ей простить. И мама, и папа всё знали!

Элли считала себя не вправе защищать Кейт. Даже святая не подставила бы ей вторую щеку. И она коротко отозвалась:

— Да, знали.

— Теперь я понимаю, что ты чувствовала. Те же чувства я испытываю каждую минуту, непрестанно думая об Элизе, — продолжала Скайлер. — Но удастся ли мне… как-нибудь возместить все годы, которые мы с тобой потеряли?

— Это ни к чему. Мы начнем все заново. — Элли печально улыбнулась.

Скайлер откинулась на подушки дивана, покачивая в руке бокал. Легкий румянец проступил на ее бледных щеках.

— Расскажи про моего отца, — попросила она. — Где он сейчас?

Элли растерянно пожала плечами.

— Насколько мне известно, он вышел в отставку и поселился в Миннеаполисе. Но, как ты догадываешься, мы с ним не поддерживаем связь. — И она небрежно добавила: — Я слышала, детей у него нет.

— А твои родители? Они живы?

Элли кивнула:

— Они по-прежнему живут в городке, где я выросла, в часе езды от Миннеаполиса, но если ты хочешь позвонить или написать им, не жди теплого приема. Им почти нет дела до меня, поэтому вряд ли они обрадуются моей дочери. Когда я призналась, что беременна, мама выгнала меня из дома.

Глаза Скайлер выразили тревогу: она вспомнила, что Кейт совсем иначе отреагировала на ее беременность.

— Наверное, тебе пришлось тяжело.

— Да, — согласилась Элли. — Но об одном я никогда не жалела: о том, что у меня родилась ты. — Слезы подступили к ее глазам. — Даже после того, как тебя похитили, когда, казалось бы, мне стало легче обо всем забыть, я ни на минуту не пожалела о том, что ты появилась на свет.

Скайлер внимательно смотрела на Элли, и та опять почувствовала, что между ними существуют незримые узы.

И вдруг Элли поняла, как поступить. Вскочив, она бросилась по коридору в детскую, где спала Элиза. Элли бережно взяла малышку на руки и понесла в гостиную.

Скайлер, поднявшись с дивана, не спешила выхватить из рук Элли ребенка. Она застыла, и ее прелестное лицо выражало глубокую нежность.

— Хочешь подержать ее?

Как только Скайлер взяла дочь на руки, Элиза проснулась и широко открыла глаза. Элли напряглась, ожидая, что ребенок испугается, но Элиза не расплакалась, а устремила взгляд ярко-голубых глаз на Скайлер.

— Какая она красивая… — с трепетом прошептала Скайлер.

— Как и ее мать.

Скайлер подняла голову, и две женщины обменялись взглядами, не нуждаясь в объяснениях.

— Спасибо, — просияла Скайлер.

— Давным-давно я дала себе клятву, — призналась Элли. — Если ты найдешься, я приложу все усилия, чтобы больше ты никогда не узнала, что значит быть вырванной из семьи.

Скайлер молчала, как показалось Элли, целую вечность.

— По пути сюда я еще не знала, чего надеюсь добиться… но теперь меня осенила удачная мысль. — Она нахмурилась и глубоко вздохнула. — Я хочу, чтобы мы вместе заботились об Элизе, а она росла, видя рядом нас обеих.

Элли старалась осознать смысл слов Скайлер, но не могла. Ее сердце словно остановилось. Какой чудесный дар ей только что преподнесли!

А потом ее сердце заколотилось, пол под ногами дрогнул, и Элли подумала: «Да, Кейт я никогда не прощу… хотя благодарна ей за то, что она вернула мне дочь — не только умную, но и красивую, не только добрую, но и сильную духом».

Элли вгляделась в лицо своей очаровательной дочери, а потом перевела взгляд на малышку.

— Однажды царь Соломон разрешил спор между двумя женщинами. — Элли улыбнулась. — Сообразив, что настоящая мать отступится от ребенка, лишь бы не причинить ему боль, он отдал малыша той, кому следовало. Я сделала бы так же, если бы понадобилось. Вы обе нужны мне.

Элиза захныкала, и Скайлер прижала дочь к плечу так ловко, словно носила ее на руках всю жизнь. С неуверенной улыбкой она посмотрела на Элли.

— Я так мало знаю… — выдохнула она с волнением. — Я не сумею стать хорошей матерью…

— Не беспокойся, ты справишься, — заверила ее Элли.

Она обняла дочь и внучку. Целое оказалось крепче и больше, чем его части.

Элли охватил душевный трепет, хотя совсем недавно она считала свою душу погибшей. Осознав, что с ней происходит, Элли улыбнулась.

«Я счастлива», — подумала она.

В пятницу утром, в девять часов, все они встретились в зале суда — Скайлер и ее адвокат, Леон Кесслер, Элли и Пол, который держал на руках Элизу, одетую в нарядное платьице.

Встреча была, по существу, формальной, поскольку основные пункты соглашения об опеке Элли и Скайлер обсудили заранее. Оставалось уладить лишь детали. С понедельника по четверг Элизе предстояло жить у Элли и Пола, а конец недели проводить со Скайлер. Что касается праздников, Элли и Скайлер решили отмечать вместе Рождество и Пасху.

Скайлер взяла академический отпуск еще на год. Она хотела продать дом и переселиться в город. Уилл собирался продать городскую квартиру, а пока разрешил Скайлер пожить в ней. Эта часть соглашения не радовала Скайлер: ее отношения с приемными родителями оставались по меньшей мере натянутыми. Скайлер давно не разговаривала с Кейт и согласилась жить в квартире, лишь уступив настояниям отца и до тех пор, пока не подыщет себе жилье неподалеку от дома Элли и Пола.

Элли и Скайлер намеревались впредь принимать все важные решения, касающиеся судьбы Элизы, вместе.

Оставалось выяснить, какую роль во всем этом будет играть Тони.

Когда судья спросил о нем, Скайлер нахмурилась и ответила:

— Он хочет как можно чаще видеться с дочерью.

Элли ни на чем не настаивала, но видела, что Скайлер встревожена. Она замечала все же, что при упоминании имени Тони Скайлер замыкалась в себе и становилась отчужденной. Однажды она даже чуть не расплакалась.

Что связывает Скайлер и Тони? На этот вопрос Элли не могла ответить, но полагала, что рано или поздно все выяснит. А пока Элли знала наверняка одно: благодаря причудливому повороту судьбы у нее наконец-то появилась семья, о которой она всегда мечтала.

«Самое утомительное и долгое дежурство — с четырех часов дня до полуночи, — размышлял Тони, — особенно если дежурить приходится в больнице».

Сидя у кровати в палате Доэрти, в больнице Святого Винсента, он пытался сосредоточиться на чтении статьи в старом номере журнала «Поле и река», принесенном из вестибюля. На часах не было еще и одиннадцати, но Тони одолевала дремота. Он посмотрел на Доэрти, который спал, положив ладонь под светловолосую голову: сегодня днем он свалился с лошади, раздробил локоть и сломал несколько ребер. Тони понимал всю разумность правила, согласно которому за полицейским, пострадавшим при исполнении обязанностей, устанавливали круглосуточное наблюдение… но в данном случае шансы на то, что какой-нибудь мстительный преступник ворвется в палату к Доэрти, были так же малы, как вероятность чудесного воскресения Элвиса Пресли. Грузного веснушчатого Доэрти подстерегала лишь одна опасность: от его гулкого храпа могли обрушиться стены.

Конечно, на этот пост Тони мог бы назначить кого-нибудь другого, но одна половина офицеров в его отряде болела гриппом, а вторая готовилась к важному событию: наблюдению за ночным митингом активистов движения в поддержку больных СПИДом. Поэтому дежурить в больнице пришлось самому Тони. Вот он и сидел у кровати, сходя с ума от мыслей о Скайлер.

Всю неделю он подавлял желание позвонить ей. Тони не терпелось увидеть дочь, взять ее на руки, не чувствуя, что ему делают большое одолжение.