Кейт бросила осторожный взгляд на Скайлер. Может, она думает о Прескотте? От Нэн Прендергаст Кейт узнала, что он недавно отпраздновал помолвку с девушкой, с которой дружил, учась в Йеле. Должно быть, об этом уже знает весь город. Даже если Скайлер не была влюблена в Прескотта, известие наверняка стало для нее ударом: ведь она порвала с ним всего два месяца назад и тут же услышала, что ей нашли замену.

Саму Кейт разрыв Скайлер с Прескоттом разочаровал не так, как полагали все, в том числе и Нэн Прендергаст. Она давно поняла, что Скайлер не любит этого юношу. А что может быть важнее любви?

«Но будь осторожна, дорогая: узнав, что такое настоящая любовь, ты перестанешь довольствоваться меньшим». Сердце Кейт сжалось при воспоминании о тех временах, когда они с Уиллом только поженились. Они часто проводили в постели целые дни, исследуя друг друга, словно составляя карты неизведанных территорий. Однажды Кейт расплакалась в его объятиях, сознавая, что такое больше никогда не повторится.

Теперь она понимала, что ей предстоит еще множество испытаний. В ее жизни все изменилось. Глядя на оленя, мелькавшего вдалеке у пруда, окруженного вязами, Кейт вдруг пожалела о том, что не испытывает чувства потери.

Не прошло и минуты, как все мысли об Уилле вылетели из головы Кейт. Вздохнув, Скайлер выпалила:

— Мама, я беременна.

Слова дочери не сразу дошли до сознания Кейт.

Она откинулась в кресле, так, будто что-то тяжелое рухнуло ей на колени, но заставила себя спокойно взглянуть на дочь и ровным тоном осведомиться:

— Прескотт?

— Нет.

— Давно?

— Девять недель.

— О, Скайлер… — Кейт подалась вперед и взяла холодные, безвольные руки дочери. Так вот что Скайлер так долго скрывала от нее!

Скайлер нахмурилась, и это значило, что она на грани слез.

— Знаю, мама, знаю. Поверь, все, что ты собираешься сказать, я уже сказала себе. — Она устремила на Кейт покрасневшие глаза. — Ты ненавидишь меня?

— Тебя? Милая… — Кейт едва сдерживала слезы. — Сейчас важнее всего решить, как быть дальше.

Скайлер высвободила руки.

— Мама, — тихо, но твердо сказала она, — принять это решение за меня я не позволю ни тебе, ни папе.

Уязвленная Кейт растерялась.

Отчетливый внутренний голос заявил: «Она права. Пора перестать руководить ею».

Внезапно Кейт вспомнила начало своей беременности. Ее не покидало радостное удивление: в ней рос маленький человечек! После того как врач сообщил Кейт хорошую весть, она испытала счастье, увидела далекий свет маяка. Этим светом был малыш, обещающий скоро прибыть в тихую гавань…

Но главным сейчас была судьба дочери, сидящей рядом, частицы ее сердца.

— Ребенок… — начала Кейт, — ребенок, которого я ждала, когда произошел несчастный случай… я ни за что не согласилась бы на аборт, будь у меня хоть малейшая надежда спасти его. Но ситуации бывают разными, и ты — не я. Если ты примешь решение… окончательное решение… я смирюсь с ним.

Скайлер глубоко вздохнула и снова посмотрела вдаль, туда, где пологие холмы сливались с густой тенью леса.

— Я не сделаю аборт, мама. Я рожу ребенка и отдам его на усыновление в другую семью.

— Что?!

— Я все обдумала. Последние три недели я размышляла только об этом.

— Но нельзя же отдать ребенка! Это не котенок и не щенок, а твоя плоть и кровь! Как только такое пришло тебе в голову?

— Мама, не надо…

Кейт сразу умолкла.

— Я понимаю, мне придется нелегко, когда наступит время расстаться с ним. — Голос Скайлер дрожал. — Но так будет лучше для ребенка. Я еще не готова быть матерью.

— Мы с папой поможем тебе. Я буду заботиться о малыше, пока ты не повзрослеешь. Дорогая, ты должна изменить решение! Мы все устроим, все уладится. Иначе и быть не может. Ведь мы близкие люди.

Скайлер покачала головой.

— Мама, я же знаю тебя. Ты уговоришь меня вернуться домой. Пока я буду учиться, тебе придется целыми днями одной возиться с ребенком. И мое чувство вины усилится — оттого, что я не могу уделять малышу достаточно времени, и оттого, что взвалила на тебя такую ношу.

— Но я готова взять ее на себя! Мне поможет Вера, мы наймем няню…

— Нет, мама.

— Давай поговорим об этом позднее, когда все как следует обдумаем.

— Хорошо, но это не поможет. Свое решение я не изменю. Я просто хотела узнать, могу ли надеяться, что вы с папой… будете рядом со мной.

Кейт поднялась и, заключив дочь в объятия, прошептала:

— Вот это я обещаю тебе твердо.

Заметив напряжение дочери, Кейт догадалась, что та с трудом сдерживает слезы. Кейт нежно прижимала ее к себе, бессвязно бормоча слова утешения.

Как рассказать о случившемся Уиллу, как он воспримет известие? Объединит оно их или, напротив, оттолкнет друг от друга? Избавит ли их это неожиданное событие от невысказанных опасений и раздражения или разрушит все окончательно?

Одно Кейт знала наверняка: она не сможет сидеть и ждать, когда все образуется само собой.

Она должна действовать. Должна рассказать Уиллу о Скайлер… и убедить его опровергнуть или подтвердить ее опасения насчет компании. Иначе она не сможет оказать Скайлер поддержку, в которой та отчаянно нуждается, не сможет даже предложить взять на воспитание ребенка.

Кейт вновь ощутила прилив самого глубокого и сильного чувства, какое когда-либо испытывала, и этот незримый прилив подхватил ее и понес неведомо куда. Кейт знала, что это плавание началось почти двадцать два года назад, в морозный ноябрьский день, когда она впервые прижала к ноющему сердцу похищенного ребенка.

Услышав скрип ступеней под ногами Уилла, Кейт взглянула на часы у кровати. Половина двенадцатого. Она захлопнула книгу, которую не читала, и выключила радио, которое не слушала. За все это время Кейт не сомкнула глаз.

«Хватит ли у меня сил? — беспокойно размышляла она. — Хочу ли я действительно знать правду о нашем финансовом положении? Хотела ли я этого, пока не услышала, что случилось со Скайлер?»

За последние несколько часов Кейт о многом подумала и пришла к выводу, что им с Уиллом придется отступить, как бы это ни было мучительно. Скайлер не одумается, если ей будут докучать советами: она всегда была слишком упряма.

Кейт осмотрела комнату, которую считала тихой гаванью. Ее взгляд задержался на массивном венском комоде с парой целующихся голубков, вырезанных над дверцами, на стульях от Ханцингера у окон, выходящих в розарий, на коллекции вышитых бисером сумочек на дальней стене, над бледно-голубыми расписными панелями от Линкруста. Эти панели «Пасторальная жизнь» изготовили специально для Орчед-Хилла прошлой весной — они предназначались для большой спальни. Художник назвал их «жемчужиной викторианской эпохи». Но так же как жемчуг, излучающий холодный блеск, очарование этой комнаты не могло вытеснить холод, каждую ночь царящий в постели, где лежала Кейт, тоскуя по Уиллу, по его объятиям…

Дверь приоткрылась; в снопе света, льющегося через порог, появился ее муж. Кейт вгляделась в его осунувшееся лицо, и увиденное отнюдь не приободрило ее. Какой у него усталый вид! Уилл побледнел, ссутулился, под глазами набрякли мешки.

Однако он не утратил целеустремленности, властности, которые проявлял, решая даже самые незначительные задачи. Эти черты сказались и в том, как Уилл прошелся по комнате, как быстро сначала разулся (аккуратно надев ботинки на колодки и поставив в шкаф), затем развязал галстук и повесил, а не бросил на спинку стула.

— Я хотел позвонить. — Он наклонился и поцеловал Кейт в щеку. — Но думал, ты уже спишь. Я надеялся, что ты не станешь дожидаться меня.

Кейт со вздохом села, опираясь на подушки.

— Я не смогла бы заснуть, даже если бы попыталась. Сегодня у меня был трудный день.

— Рассказывай.

Уилл устало улыбнулся, дружески, но рассеянно погладил плечо жены и отошел. Наблюдая, как он раздевается — тщательно, методично стряхивая с пиджака пылинки и волоски, прежде чем повесить его в шкаф, Кейт вдруг ощутила острое нетерпение, потребность сбросить с себя тяжелую ношу, пока она не сломила ее.