Пол осматривал ребенка Мелендесов, родившегося двадцатидевятинедельным и с метадоновой зависимостью, когда услышал сигнал кардиоаппарата, и краем глаза заметил, что Марта поспешила к инкубатору Тео. Но несмотря на все ее манипуляции, линия на экране монитора, отмечающего работу сердца, оставалась ровной. У Тео остановилось сердце.

— Черт!

— Остановка? — встревожилась Марта.

Пол проверил, работает ли аппарат искусственной вентиляции легких. Он работал.

— Посмотрим, на месте ли трубка. — Пол вынул пластиковую трубку, а потом с помощью ларингоскопа и заостренного зонда вставил на ее место новую. Переключив аппарат на работу от дыхательного мешка, он прислушался к звукам дыхания, но ничего не услышал.

— Шприц с адреналином, — распорядился Пол. — И приготовьте рентген и запас дыхательной смеси. Следите за аппаратом.

Осторожно, но быстро убрав все повязки и пластырь, Пол обхватил ладонями узкую грудку, пересеченную красным шрамом. Его пальцы сошлись на спине Тео. Он начал массировать грудь Тео плавными, ритмичными движениями. «Спокойно, не спеши…» Пол не сводил глаз с монитора, линия на котором стала волнистой.

«В его руках весь мир…» — услышал Пол внутренний голос, и в этот миг ему показалось, что он и впрямь держит на ладонях Вселенную. Сейчас для него существовала лишь пульсация тонкого хряща, ритма, который Пол отсчитывал вполголоса, и волнистой красной черты на мониторе.

Через пару минут Пол остановился и выждал пять секунд. «Работай же, черт бы тебя побрал, я не могу стимулировать тебя всю жизнь!»

Но линия опять выровнялась. Крохотная грудка с красноватыми отпечатками больших пальцев Пола перестала подниматься.

Он возобновил массаж, надавливая на грудку Тео с частотой сто двадцать раз в минуту. «Давай же, давай…»

У него заныли, а потом и онемели большие пальцы. По виску стекала тонкая струйка пота. Еще одна пауза. Никаких признаков жизнедеятельности.

— Сменить вас, доктор? — предложила Марта.

— Еще одну десятую кубика адреналина, — потребовал Пол.

Заметив, как Марта переглянулась со второй сестрой, вводя Тео адреналин, Пол ощутил удивление: неужели он и вправду забыл о суровых законах выживаемости и теперь пытался сыграть роль deus ex machina [17]? Даже стажер Джордан Блум, глядя через плечо Пола, качал головой, словно говоря: «Хватит, довольно! Оставьте малыша в покое!»

Пол не мог объяснить им потребность продолжать борьбу за жизнь ребенка. Он поступал так, как должен был поступить, вот и все.

Но если еще через минуту признаки жизнедеятельности не появятся, аппараты придется отключить. Пол не мог больше подвергать Тео бесполезной пытке.

«Ну же! — Он снова заработал большими пальцами, приказывая сердцу: — Бейся, черт бы тебя побрал!»

Все напрасно!

Неужели он что-то упустил? Может, следовало предпринять что-нибудь другое? Что привело к остановке сердца Тео и к нарушению функций всех других органов?

— Пневмоторакс? — предположил Пол вслух.

Решившись на последнее отчаянное усилие, он крикнул:

— Включите свет и дайте диафаноскоп!

Приложив устройство из нержавеющей стали к груди Тео, Пол увидел ярко-красное пятно — там, где произошло скопление кислорода. Схватив ангиокатетер, он ввел в тело ребенка иглу. Через несколько секунд смертоносный воздушный пузырь вырвался наружу.

Только когда грудь Тео слабо вздрогнула, а линия на мониторе стала зубчатой, Пол вдруг осознал, как долго простоял затаив дыхание. А потом воздух с шумом вырвался из его легких, у Пола закружилась голова.

Марта радостно вскрикнула, но тут заметила ужасное выражение землистого лица Джордана Блума.

— Этим мы ему не поможем, — пробормотал молодой стажер. — Он все равно умрет.

— Возможно, — откликнулся Пол, — но не будем лишать Тео права принимать решения.

Он помнил обещание, данное Серене, но пока не видел смысла будить ее. Кризис миновал. Поговорить с ней он успеет и после обхода.

Час спустя Пол увидел, что Серена крепко спит на диване в зале заседаний. Одной рукой она обнимала подушку, будто ребенка. Пол почувствовал, что и сам близок к обмороку. «Запоздалая реакция», — подумал он. Он не позволял себе расслабиться ни разу с тех пор, как Криста позвонила им домой из больницы и подтвердила, что оставляет ребенка у себя.

Серена проснулась, едва он коснулся ладонью ее плеча. Она села и заморгала, встревоженная и смущенная, как часовой, которого застали спящим на посту.

— Как Тео?

— У него был приступ, — спокойно ответил Пол. — Около часа назад. Будить вас было некогда. У Тео остановилось сердце, но нам удалось заставить его вновь заработать. Сейчас ему ничто не угрожает.

— О Господи… — Она прикрыла глаза ладонью, а когда она вновь взглянула на Пола, ему показалось, что от нее исходит свет. — Завтра, — решительно проговорила Серена, впиваясь в него блестящими, сухими глазами, — если ему станет хуже или положение останется прежним, я хочу, чтобы все кончилось. Он и так слишком много выстрадал.

Внезапно Пол увидел себя десятилетним. Он затеял шутливую борьбу с младшим братом на лужайке. Вдруг восьмилетний Билли согнулся пополам, рухнул в траву, корчась и хватаясь за живот. «Балда ты, Билли! — воскликнул Пол. — Я же говорил тебе: не съедай все сразу!» Только потом Пол понял, что Билли стало плохо вовсе не оттого, что он объелся изюмом в шоколаде. Испуганно глядя на брата и зовя мать, Пол увидел, как по искаженному бледному лицу Билли пробежала тень, словно кто-то прошел между ними по траве. В то время Пол не мог облечь свои чувства в слова, но отчетливо вспомнил их год спустя, когда Билли умер от лейкемии.

А теперь чей-то голос настойчиво нашептывал ему: «Подожди, не торопись…»

— Завтра, — пообещал он.

— Ей понадобился целый год, чтобы подготовиться к выставке, — сообщила Джорджина, придвинувшись так близко, что край ее бокала задел рукав Пола. На лице Джорджины, испещренном ниточками морщин, молодо сверкали голубые глаза. — Она объездила всю Европу, подолгу бродила с «Никоном» в руках. Вы когда-нибудь видели что-либо подобное?

Пол не видел. И если бы подруга Элли не уговорила их посетить выставку фотографий ее племянницы, он вполне обошелся бы без такого развлечения. Но выставка была неподалеку от их дома, а Элли сказала, что они многим обязаны Джорджине. Выставка не произвела впечатления на Пола. К тому же он был настолько измучен, что мог бы мгновенно уснуть, едва прислонившись к одной из колонн, поддерживающих потолок зала.

Пол оглядел незнакомых посетителей выставки. Их было не меньше шестидесяти. Они бродили среди постаментов различной высоты, на которых разместились стилизованные манекены. Джорджина захлебывалась от восторга, объясняя, какая Удачная идея — устроить выставку прямо в демонстрационном зале магазина, торгующего манекенами.

— Мне нравятся вот эти снимки, из «Хэрродса» [18], — говорила Элли. — Они живо напоминают мне о Лондоне.

— Верно! — Джорджина заложила за ухо прядь волос, выбившуюся из длинной серебристой косы. — Знаете, Элис пришлось в буквальном смысле слова дать взятку полицейскому, чтобы он позволил ей встать посреди оживленной улицы и сфотографировать эту витрину. Когда муж Элис услышал об этом, его чуть не хватил удар. В Лондоне они проводили медовый месяц. — Она усмехнулась и отпила из своего бокала.

Джорджина была в одном из своих неизменных кафтанов, на этот раз шелковом, золотистом, расписанном в технике батика узорами, напомнившими Полу доисторическую наскальную живопись. Массивные, индийские на вид, серьги оттягивали мочки ушей; ожерелье из цветов, обвивающих ее шею, выглядело тяжелым. Но Пол знал, что внешность обманчива. Прошлым летом, в честь своего восьмидесятилетия, Джорджина совершила восхождение на Гималаи.

— Это напомнило мне о нашем медовом месяце, — отозвалась Элли, с грустной полуулыбкой взглянув на Пола. — Помнишь таксиста, который вез нас в Лувр, — того самого, что устроил гонку с товарищем?