Она вошла в ручей. От ледяной воды захватывало дух, но, Боже, как это было здорово! Шелби села на дно, подставляя холодному течению гудящие ноги и онемевшую поясницу, закрыла глаза и легла на спину, лицом к ласковому солнцу.

— Эй, смотрите-ка, что делает мисс Хилл!

Шелби вскочила и осмотрелась. На одной из скал стоял десятилетний мальчишка и показывал на нее пальцем.

Прятаться было некогда, да и некуда, и Шелби с ужасом увидела, как берег стал быстро заполняться людьми. Увидев свою хозяйку в воде, гости тут же решили последовать ее примеру. Дети буквально срывали с себя одежду и с визгом бросались в ручей, а те, кто постарше, закатывали джинсы и входили в воду по колено, но были и такие, которые плюхались в воду прямо как были, так ничего с себя и не сняв.

Шелби, оказавшаяся от них футах в двадцати, почувствовала себя в ловушке. Просто встать и выйти на берег девушка не могла, поскольку ниже мокрой майки на ней были лишь эфемерные полосатые трусики, и она, дюйм за дюймом, стала подбираться назад к спасительным скалам, где на большом валуне лежали ее джинсы. Камень был все ближе и ближе, и наконец она протянула руку, пытаясь нащупать на его поверхности свою одежду…

— Не это ли ищете, хозяйка?

Коди сидел на выступе скалы, а через его вытянутую руку были перекинуты ее джинсы; на губах ковбоя играла ехидная улыбка.

Сердце Шелби упало.

— От… отдай немедленно! — пробормотала она и инстинктивно одернула майку. — И прекрати так пялиться на меня, ты что, никогда раньше не видел женщин?

Коди от души расхохотался, и мягкий звук его смеха окутал ее подобно теплому невесомому покрывалу.

— Видел, разумеется… Но не таких, кто устраивает чуть ли не стриптиз посреди диких равнин, никого об этом даже не предупредив.

Шелби бросила быстрый взгляд на шумно веселящихся гостей и почувствовала себя виноватой — сама того не желая, она, похоже, сорвала весь график на остаток дня.

— Боюсь, мы опоздаем сегодня на вечернюю встречу с Томом и его грузовичком…

— Ничего страшного. В крайнем случае, бифштексы с кровью просто нормально прожарятся, а кому-то из нас придется объяснить старику, почему мы задержались… — Он пожал плечами. — Вот и все.

— Это моя ошибка, и я сама с ним объяснюсь.

Коди засунул руку за спину и вытащил свернутое полотенце.

— Выходи, вытирайся, а потом помоги мне загнать гостей обратно в седла… если получится, конечно.

— Отвернись.

— Что? — Его брови недоуменно взлетели.

— То, что слышал. — Она вытянула руку и повелительно очертила в воздухе пальцем круг, словно перед ней был ребенок. — Отвернись.

Коди снисходительно усмехнулся, отдал Шелби полотенце, затем встал и повернулся к ней спиной. Эта женщина, черт бы ее побрал, сводила его с ума, причем с того самого момента, как подкатила на своем красном спортивном авто к главному дому ранчо. Один-единственный взгляд на ее гибкую фигуру, на ее волосы, в которых струилось золото заката, — и он был готов. Во сне он сжимал ее великолепное тело в своих объятиях, гладил чуть тронутую солнцем кожу, и ее чувственные губы отвечали на его страстные поцелуи…

Он почувствовал, как в нем разгорается огонь желания, и намеренно вызвал в памяти горький урок своей недавней любви. Коди уже проделал однажды этот путь с женщиной, очень похожей на Шелби Хилл, и он показался ему слишком предательским и каменистым. Повторять эксперимент не хотелось. И никто не заставит его сделать это.

Шелби встала, вышла из ручья и стала растирать ноги полотенцем.

— Мне жаль, что мой поступок спутал мероприятия обычной программы, Коди. Я вовсе не собиралась устраивать ничего подобного, я надеялась, что мне удалось ускользнуть от всех незаметно.

Не думая, что он делает, Коди машинально обернулся на ее голос и… окаменел. Его взгляд скользнул по лицу девушки, по ее плечам, затем — вниз, к длинным стройным ногам, и замер, не в силах оторваться от точеных золотистых икр, мягко переходящих в изысканной формы бедра, которые, в свою очередь, переходили в…

Он решительно тряхнул головой. Она — чужая, и ему нельзя забывать об этом. Она — городская, всегда была ею и навсегда такой останется. Рано или поздно она все равно вильнет хвостом и сбежит к огням большого города. Ведь Кэти не раз говорила ему, что они с сестрой совсем непохожи! Кэти любила лошадей, вестерны, пикники на лоне природы, а Шелби — роликовые коньки, велосипеды и фантастические боевики…

Ладони Коди сжались в кулаки. Городские девушки и сельские парни не созданы друг для друга, и эта истина далась ему слишком дорого. Но, черт возьми, на нее так приятно смотреть — на соблазнительные изгибы ее тела, на волосы цвета коры Мамонтова дерева, на губы, которые, казалось, вечно улыбаются, на задорно вздернутый носик… А глаза! Боже, какие глаза! Он был зачарован ими, тонул в них, в их густой зелени цвета сосновой хвои, в которой, словно крохотные кометы, вспыхивали золотые искорки.

Шелби была из тех женщин, единожды увидев которых, мужчины теряют голову еще до того, как сами понимают, что с ними произошло.

Она подняла глаза и увидела устремленный на нее взгляд Коди. Ее щеки порозовели, а сердце забилось чаще. Девушка чувствовала, что краснеет все сильнее и сильнее, и ничего не могла поделать со своим смущением, хотя и говорила себе, что обычный купальный костюм прикрывает тело ничуть не лучше ее теперешнего наряда. Стоять вот так перед Коди Фарлоу, имея на бедрах лишь крохотный треугольник полосатого нейлона, было как-то… как-то неуютно. Она выхватила у него из рук свои джинсы, мгновенно скользнула в них и села на камень, чтобы натянуть сапоги.

Когда Шелби подняла глаза, Коди рядом уже не было.

Лишь после того, как между ним и остальными пролегло несколько миль опасных горных дорог, Коди перестал погонять Солдата, и тот перешел на шаг. И конь, и всадник любили быструю езду, а ветер, трепавший черные гриву и хвост Солдата и обдувавший лицо ковбоя, придавал их скачке ощущение полета.

Ему было просто необходимо избавиться от наваждения, которое внушала ему Шелби, побыть одному, привести в порядок свои мысли и чувства. Останься он там, среди скал, еще хоть на мгновение, вряд ли ему удалось бы справиться с собой. Коди не мог понять, как этой женщине удалось так глубоко проникнуть в его мозг, во все его существо, но знал, что дело обстоит именно так. Однако хуже всего было то, что она, как он отлично понимал, и не догадывается об этом.

Он окинул взглядом раскинувшийся перед ним пейзаж и постарался забыть о Шелби Хилл. Он любил просторы Монтаны, ее дикие равнины и величественные горы, и тосковал по ним, стоило ему покинуть их хоть ненадолго. Да еще как тосковал! И с чего он взял тогда, что сможет жить городе? Совершенно безрассудная идея… Но любовь — или то, что он считал любо вью, — толкала его на самые сумасбродные, невероятные поступки, о которых раньше он не мог и помыслить.

Коди вспоминал колышущийся поток голов на улицах Нью-Йорка, людей — безразличных, толкающихся, спешащих куда-то по тротуарам, смотрящих только прямо перед собой, словно боясь узнать кого-нибудь из встречных…

В Нью-Йорке он чувствовал себя потерянным. Его душа рвалась к широким просторам, чистому воздуху, бескрайним пастбищам и увенчанным снежными коронами горам, а вместо них его окружали транспортные пробки на улицах, пелена удушливого смога и ввинчивающиеся в небо высотные здания из стекла и бетона. Всякий раз, когда он видел конного полицейского, его сердце щемила тоска по родным местам, а с каждой прогулки в Центральном парке он неизменно возвращался мрачным и подавленным.

И город стал молчаливым свидетелем крушения его отношений с Лайзой. Коди так и не смог принять ее образ жизни, как не смог и найти работу, которая давала бы ему хотя бы половину того, что она зарабатывала как топ-модель. Он не желал мириться с тем, что они жили в основном на ее деньги, и это приводило к бесконечным ночным спорам, пока наконец она не объявила ему, что между ними все кончено, что он может собирать вещички и катиться назад в столь любимую им глушь.