— Вы забыли одеяло, — заметил Коди.
— Что? — удивленно уставилась на него Шелби. — Кому может понадобиться одеяло при такой-то жаре? Солнце печет как огонь.
Он похлопал своего коня по крупу и подошел к ней.
— Одеяло надо подложить под седло, иначе оно сотрет лошади спину до самого мяса.
— Понятно…
О Боже, что же еще она успела позабыть за эти десять лет?
Шелби отошла в сторону, и Коди без малейших усилий снял седло и снова положил его на перекладину; затем взял висевшее рядом одеяло с индейским рисунком, накрыл им лошадь и ловко принялся ее седлать.
Шелби почувствовала, как ее щеки заливает краска. Если Коди Фарлоу и не догадывался до сих пор, что ее познания в верховой езде весьма ограничены, то теперь он знал это наверняка.
Она хотела было отвернуться и принять независимый вид, но обнаружила, что глаза отказываются ей повиноваться. Решив не вступать с ними в борьбу, девушка скользнула взглядом по стройной фигуре ковбоя. Рубашка из клетчатой фланели подчеркивала его широкие мощные плечи; высоко закатанные рукава открывали загорелые мускулистые руки; длинные ноги были плотно обтянуты джинсами, такими потертыми, что колени и задние карманы стали белыми; остроносые ковбойские сапоги со скошенными каблуками от долгой носки окончательно утратили свой первоначальный цвет.
Наконец Коди выпрямился и, продолжая держать одну руку на седле, повернулся к ней. Другой рукой он сдвинул свой черный «стетсон» на затылок и сказал:
— Ну вот и все. Теперь забирайтесь на Леди, и я подгоню стремена под ваш рост.
Шелби поставила левую ногу в кожаное стремя, ухватилась за луку седла и после трех неловких попыток оказалась наконец наверху. Мелко перебирая копытами, кобыла подалась чуть вбок и нервно мотнула головой, едва не хлестнув Шелби по лицу своей длинной гривой. Коди негромко произнес несколько ласковых слов, и лошадь успокоилась. Сидя в седле, Шелби посмотрела по сторонам, затем перевела взгляд вниз… и тут же пожалела об этом: казалось, что от грязного, плотно утрамбованного пола конюшни ее отделяет несколько миль.
Коди взял Леди под уздцы, вывел ее на середину конюшни и снова обратился к Шелби:
— Привстаньте на стременах, затем сядьте и выньте из них ноги — я подгоню их до удобной для вас длины.
— Закрепите их пониже, — с трудом выговорила она.
В ответ Коди лишь мягко усмехнулся и, когда она снова устроилась в седле, занялся стременами.
Наблюдая за ним, Шелби снова, уже в который раз после приезда сюда, почувствовала, как в ней нарастает теплая волна влечения к этому красавцу ковбою. И снова она не решилась признаться в этом даже самой себе. За все это время он лишь раз заговорил с ней, если не считать замечаний по ведению дел на ранчо и насмешек над ее ошибками, которых, увы, было немало. Их объединяло лишь желание видеть «К + К» процветающим, да еще, пожалуй, то, что имена обоих оканчивались на «и». И тем не менее Шелби находила его одним из самых сексуальных мужчин из всех, которых когда-либо встречала, а случалось это нередко.
Все его существо дышало силой и чисто мужской властностью, чувственной мощью, которая почти подавляла, парализовывая собственную волю. Лицо Коди являло собой контрастное сочетание ломаных, прямых и овальных линий, слившихся в несколько грубоватом совершенстве. Долгие часы, проведенные под палящим солнцем, придали его коже цвет полированной бронзы, который лишь подчеркивали сверкающая синева глаз и золото волнистых волос, мягкими завитками спадавших на уши и воротник рубашки.
— Ну вот, хозяйка, все в порядке, — сказал он. — Можно отправляться.
Шелби внутренне содрогнулась и тут же подумала, что это уже стало входить у нее в привычку. С самого начала предстоящая «прогулка» по бездорожью не вызывала у нее ни малейшего энтузиазма. Одно дело организовать «исконно западную кухню» для двадцати человек и вносить посильный вклад в приготовление блюд, помогать в магазине, торговавшем всевозможными сувенирами ковбойского Дикого Запада по совершенно возмутительным ценам, контролировать уборку коттеджей, заботиться о том, чтобы постояльцы были довольны, а проводники и рабочие не сидели сложа руки, или чтобы огромный бассейн, в котором вполне можно было проводить олимпийские соревнования, а также две сауны сверкали чистотой. Совсем другое — четыре дня болтаться в седле среди диких равнин, пытаясь собрать коров в стадо и перегнать их с одного пастбища на другое. К этому она была как-то не готова…
Шелби с удовольствием бы увильнула, но постояльцы ожидали, что загон скота возглавит именно она. Разумеется, видеть-то они хотели не ее, а Кэти Хилл, чье лицо улыбалось им с обложек красочных рекламных брошюр, гарантирующих общение с дикой природой, простую сытную пищу и многие радости нецивилизованной жизни во время пребывания на ранчо «К + К». Но Кэти здесь больше нет… Зато есть Шелби. Ах, Кэти… Она быстро заморгала, отгоняя непрошеные слезы, — сейчас не время давать волю чувствам.
Загон скота был, так сказать, коронным номером пребывания на ранчо, и во многом благодаря ему скучающие толстосумы выбирали из многочисленных ферм-пансионатов именно «К + К». Им хотелось почувствовать вкус старого доброго Дикого Запада, и если Шелби всерьез намеревалась продолжить дело Кэти, а заодно и занять здесь подобающее ее положению хозяйки место, то ей следовало быть сильной.
Сильной! При одной мысли об этом она едва не расхохоталась. Сила никогда не была отличительной чертой ее характера. Из-за своего неумения принять решение, а приняв, идти до конца она постоянно что-то теряла, и касалось это не только той или иной работы. Случалось и так, что ее отношения с приятелями рушились лишь по той причине, что ей редко хватало духа твердо высказать свое мнение и потребовать уважать его. Куда проще было просто взять и уйти.
Первые лучи утреннего солнца скользнули сквозь распахнутые ворота конюшни и теплыми иглами пронзили царящий там полумрак.
— В этот час все нормальные люди еще нежатся в постели, а не норовят взгромоздиться на лошадь, — еле слышно проворчала Шелби.
Коди свистнул, и его конь — огромный гнедой мерин с гривой и хвостом цвета воронова крыла — вышел из своего стойла в проход.
— Ну, Солдат, пора в дорогу, — сказал ему ковбой.
Шелби с завистью и восхищением отметила, с какой легкостью Коди взлетел в седло. Его движения были точны и грациозны, тогда как сама она карабкалась на лошадь, словно взбиралась на Скалистые горы.
Коди тронул каблуками бока Солдата, и тот двинулся к воротам, а за ним, как нитка за иголкой, последовала Леди.
Джейк как раз закончил седлать последнюю лошадь и покрикивал теперь на двух ковбоев, помогавшим гостям сесть в седла. Смущенные и восторженные голоса двадцати двух постояльцев ранчо, пытавшихся взобраться на спины своих лошадей, сливались в общем гуле. Было совершенно очевидно, что до этого момента мало кто из них вообще ездил верхом.
«Что ж, по крайней мере я оказалась в неплохой компании», — подумала Шелби, когда Ланс Мердок, голливудская звезда первой величины, остановил рядом с ней своего коня. Он уже успел принести ей многословные пространные извинения за то, что его лимузин едва не врезался в ее машину на площадке у ворот ранчо, и с тех пор буквально преследовал ее своим вниманием.
— Привет, красотка! Как насчет того, чтобы быть моей напарницей? — Он одарил ее своей знаменитой экранной улыбкой, рассчитанной на то, чтобы разить женщин наповал, и заговорщически подмигнул.
Шелби ответила на его улыбку. Ланс Мердок наверняка уже предложил то же самое доброй половине всех присутствовавших здесь женщин, но она все равно была польщена. Не каждый день услышишь такое от героя экрана, который к тому же еще и по-настоящему красив, подумала Шелби, любуясь его лицом и осанкой, достойными античных богов. Темно-коричневый «стетсон», отлично гармонировавший с его волосами, был лихо надвинут на широкий лоб, затеняя высокие скулы и прямой нос и в то же время выставляя на всеобщее обозрение улыбающийся рот и мощную нижнюю челюсть. Актер живописно смотрелся в белой полотняной рубахе с болтающимся незавязанным коричневым шнурком, сквозь нарочито небрежно распахнутый ворот которой виднелось несколько темных завитков волосатой груди; тщательно подобранные по тону плотные брюки впечатляли своими аккуратно заглаженными стрелками, а ковбойские сапоги из кожи угря с высокими скошенными каблуками и обитыми полированной сталью носами ослепительно сияли.