Для Чарли Жени представлялась пришелицей из другого мира — блистательного, сверкающего богатством, наполненного иностранными именами.

— Не поверю, что тебе со мной интересно, — как-то сказала она, но Жени так и не поняла, что она имеет в виду.

Жени все еще чувствовала себя иностранкой — слепком кусочков и осколков, которые составляли ее жизнь.

Они понимали друг друга, откровенно делились друг с другом своими мыслями. Но несмотря на близость, каждую формировала своя среда, свое социальное окружение. Отец Жени был видным функционером, опекун — богачом и влиятельнейшим человеком, муж — из семьи Вандергриффов. Жени всю жизнь провела с прислугой.

Чарли ни разу не была замужем, хотя однажды чуть не пошла под венец, когда сблизилась с упаковщиком мяса. И единственной прислугой, которую она знала, была Чарли сама.

Переделать прошлое они не могли и подчас приходили в отчаяние, споря о ценностях и стилях жизни.

К Рождеству Жени купила Чарли двустороннее пальто, с длинным мехом с одной стороны, и предвкушала, как будет его дарить. Чарли все еще носила свое узкое серое шерстяное пальтишко, которое делало ее еще грузнее, чем она была на самом деле.

Но когда на Рождество Чарли открыла сверток, она тут же заявила:

— Мне это не нужно.

— Конечно, нужно, — возразила Жени. — Только примерь. Увидишь, как оно тебе пойдет.

— Ни к чему было тратить на меня столько денег, — проговорила медсестра тусклым голосом, не прикасаясь к подарку.

— Но ты — моя лучшая подруга, — она была рада похвалиться перед Чарли. — У меня еще хватит заплатить за аренду, — пошутила она. — Деньги не самое главное.

— А для меня они важны, — вспыхнула медсестра. — Я зарабатываю достаточно, чтобы купить себе одежду.

— Тогда отдавай обратно, — выпалила Жени. — Я думала, оно тебе понравится, — и повернулась спинок к подруге.

Чарли вздохнула:

— Жени, я знаю, ты хотела сделать как лучше. Но пойми, людей нельзя купить.

Жени резко обернулась:

— С ума сошла? Как я могу тебя «купить»? Я думала, мы подруги, а подругам позволяется дарить друг другу подарки и не подозревать в подкупе, — она почувствовала, как слезы подступают к глазам и бросилась к себе в комнату.

Через несколько минут Чарли постучала в дверь. Когда Жени открыла, та не вошла.

— Извини, — пробормотала она с другой стороны порога, обрамленная дверной притолокой. — Я… я не знаю. Всю свою жизнь я полагалась только на саму себя. И мне не так просто принимать подарки, — она вернулась в гостиную, и Жени последовала за подругой.

Чарли развернула пальто.

— Красивое, — она продела руки в рукава, свободно завязала пояс и повернулась вокруг.

Жени смотрела и думала: «Вот мой ближайший, самый дорогой друг».

— Ты меня тоже извини, — произнесла она. — Я никак не хотела тебя обидеть. Думала, обрадуешься моему подарку.

— Я и радуюсь, — она сказала это заносчиво, точно девчонка, предлагающая: «Попробуй возрази!»

Жени рассмеялась и, подбежав, крепко обняла подругу.

— Чарли! Я просто не могла больше переносить твое шерстяное пальто.

— Паршивенькое, — согласилась медсестра. — Ну как я выгляжу?

— Просто потрясающе.

— И мне так кажется. Знаешь, все они неправы.

— Кто?

— Те, кто говорят, что отдавать труднее, чем брать. Все совсем наоборот. Но мне надо учиться преодолевать трудности.

Жени отступила на шаг, чтобы ее оглядеть.

— Эти туфли. Они совсем сюда не подходят. Давай пойдем и купим…

— Ну уж нет! На рождественское утро мне хватит и одного урока смирения.

В новогодний вечер, когда обе подруги были свободны от работы, Жени предложила остаться дома и распить бутылку шампанского.

— По бутылке на каждую, — возразила Чарли. — И я надену свою самую соблазнительную фланелевую ночную рубашку.

— И шлепанцы, как у Микки Мауса?

— А что? На Новый год я становлюсь совсем ненормальной.

— И я тоже, — призналась Жени. — А знаешь, что я надену?

— Подожди, сейчас отгадаю. Фирменное неглиже от Диора, оставшееся у тебя после ночи, проведенной с королем Хуссейном?

Жени рассмеялась:

— Нет, совсем не то. Я подумываю послать к чертям всяческую скромность и нарядиться в кокошник.

— Все вы, русские, психи, — хихикнула Чарли. — Но и я буду тебе под пару во фланелевой рубашке и фламандском чепце.

— Давай. Прекрасно проведем время, — несколько лет Новый год означал для Жени Пела. Но и остаться дома с Чарли показалось ей приятным.

Но в праздничный вечер Чарли передумала.

— Будет еще забавнее куда-нибудь выйти. Мы и так почти все время сидим дома. Тебя кто-нибудь приглашал?

Жени приглашали, и Чарли тоже. Подруги решили приберечь шампанское на следующий день и вместе появиться на обеих вечеринках.

Первая намечалась в Бруклине у Тору, давнишнего партнера Жени по занятиям в анатомичке еще на первом курсе. Шесть недель назад они встретились на улице, и хотя с тех пор и договаривались встретиться несколько раз, только за два дня до Рождества сумели на полчаса выбраться в кафе.

За стаканом коки Тору рассказал, что прошлое лето провел дома в Киото, где обнаружил, что совсем отвык от семьи. Из высшего общества, его родители придерживались старых традиций и строго следили за выполнением малейших формальностей.

— Мои волосы показались им слишком длинными, а поведение невероятно диким. Я совершил ошибку и рассказал им о своей подружке в Бостоне. Они прямо заявили, что если я женюсь на европейке, она не будет принята в доме, — Тору вздохнул. — Я всегда был любящим и почтительным сыном. Но этим летом не проявил должного уважения к родителям. И как же можно уважать других, когда они не уважают тебя? — спросил он почти печально.

— Как грустно терять родителей вот так, — отозвалась Жени.

Он благодарно тронул ее руку:

— Как только мы встретились, я понял, что мы подружимся. Мы оба лишились своей национальности.

Жени не рассказала Тору о своих потерях в прошлое лето. Им нужно было бежать, но Тору взял с нее слово, что Жени придет на новогоднюю вечеринку.

Глаза всех обратились к Жени, когда в ярком красном шерстяном платье она вошла вместе с Чарли в прокуренную квартиру Тору, которую тот снимал вместе с врачом-онкологом. Жени улыбнулась всем присутствующим, представила, кому могла, Чарли и, рассчитывая на живость подруги, предоставила ей самой вступить в разговор.

В двадцать минут двенадцатого настало время уходить. Они заранее условились, что попадут на вечеринку Чарли к полночи. Но Чарли не хотелось уходить. Она много говорила с Тору и теперь грустно глядела на него, когда он подавал ей пальто.

— Счастливого Нового года, дорогая Чарли, — высокий, худощавый, он наклонился, чтобы поцеловать женщину.

Вместо того чтобы чмокнуть Тору в щеку, как обычно поступала с другими, Чарли подставила ему губы и, вспыхнув, быстро вышла.

Жени расцеловала однокурсников в обе щеки и последовала за подругой, тихонько улыбаясь. Такой Чарли она еще никогда не видела.

— Он человек, этот Тору, — проговорила Чарли в такси, и Жени знала, в ее устах это было высшей похвалой.

— Давай как-нибудь в ближайшие дни пригласим его на ужин, — предложила она.

— Великолепно, — Чарли застенчиво улыбнулась. По дороге в Кембридж Жени начала строить планы: какое составить меню и под каким предлогом после ужина оставить их одних.

Они ехали на север, к Гарварду. Недалеко от колледжа миновали «Л'Эндруа», окна которого подмигивали праздничными огнями. Жени вспомнила тот день, когда был убит президент, а вслух сказала:

— Мы обедали с Дэнни в этом ресторане.

Чарли припомнила, что Жени рассказывала ей о юноше, подающем надежды и полном страсти:

— Ты скучаешь по нему? — спросила она.

— Иногда я думаю о нем, — призналась Жени. — Вспоминаю, что он мне говорил.

— Ты его любила, — напомнила Чарли.

— Он был не как другие. Романтиком. Такие мужчины никогда не вырастают.